Белая Хризантема**
11.10.2011, 19:51
1.
Взрослые детей ставят в угол, а дети взрослых – в тупик.
В пансионате была девочка Маша. Ей было четыре года. Она была развитым ребенком. Куда развитее своих наивных ровесников.
Двадцатилетний прапорщик Валера уступал ей по интеллекту. Его раскрепощенное в отпуске воображение порождало образы ужасов. Он делился ими с Машей.
- А злой бешеный рак приходил к маленькой девочке и клешнями отрезал ей ручку, ножку, голову…
Я холодел, слушая его. А Маша белела. Открыв рот, она завороженно проглатывала это варево из врожденного идиотизма и приобретенного в армейских нарядах.
Зато в столовой Машу теперь не приходилось долго упрашивать. Достаточно было вспомнить рака-людоеда…
Срок отпуска истек, а с ним испарился и юный прапорщик.
Уютно развалясь в кресле, Маша ожидала появления дельфинов.
- Слышишь, – сказали ей, – дядя Валера уехал. Будешь скучать?
Она сделала презрительную гримаску и процедила, как женщина, разочаровавшаяся в любовнике:
- Наконец-то он умелся со своими дурацкими сказками…
Ей только не хватало с досадой стряхнуть пепел с томно дымящейся сигареты…
Любимый Машин стишок был такой:
Я маленькая девочка,
Я в садик не хожу.
Купите мне сандалики,
Я замуж выхожу!
Своим она читала его браво и четко. Но когда ее просили продекламировать четверостишие малознакомым дядям и тетям, она заминалась, переходила на шепот и последнюю фразу выдавливала с жалобным стоном несчастной невесты: «Я замуж выхожу».
Как-то родственники послали ее растолкать меня, беспечно дремлющего днем, и приволочь на пляж. Первое она с удовольствием сделала. Мне подниматься не хотелось.
- Маша, ну что тебе нужно? – проныл я.
- Да, так, – глядя по сторонам, небрежно кинула она. – Надо тут было кое-кого разбудить…
- Я хочу спать, понимаешь? – пытался я сопротивляться.
Вдруг Маша скинула сандали и полезла ко мне на кровать.
- Это еще что такое? – удивился я.
- Сейчас буду замуж выходить!
- Ну, уж нет! – подпрыгнул я на постели. – Лучше я на пляж пойду.
До дверей меня провожали ее бледно-голубые нахальные глаза с выражением типа: «Что? Испугался?»
Взрослые детей ставят в угол, а дети взрослых – в тупик.
В пансионате была девочка Маша. Ей было четыре года. Она была развитым ребенком. Куда развитее своих наивных ровесников.
Двадцатилетний прапорщик Валера уступал ей по интеллекту. Его раскрепощенное в отпуске воображение порождало образы ужасов. Он делился ими с Машей.
- А злой бешеный рак приходил к маленькой девочке и клешнями отрезал ей ручку, ножку, голову…
Я холодел, слушая его. А Маша белела. Открыв рот, она завороженно проглатывала это варево из врожденного идиотизма и приобретенного в армейских нарядах.
Зато в столовой Машу теперь не приходилось долго упрашивать. Достаточно было вспомнить рака-людоеда…
Срок отпуска истек, а с ним испарился и юный прапорщик.
Уютно развалясь в кресле, Маша ожидала появления дельфинов.
- Слышишь, – сказали ей, – дядя Валера уехал. Будешь скучать?
Она сделала презрительную гримаску и процедила, как женщина, разочаровавшаяся в любовнике:
- Наконец-то он умелся со своими дурацкими сказками…
Ей только не хватало с досадой стряхнуть пепел с томно дымящейся сигареты…
Любимый Машин стишок был такой:
Я маленькая девочка,
Я в садик не хожу.
Купите мне сандалики,
Я замуж выхожу!
Своим она читала его браво и четко. Но когда ее просили продекламировать четверостишие малознакомым дядям и тетям, она заминалась, переходила на шепот и последнюю фразу выдавливала с жалобным стоном несчастной невесты: «Я замуж выхожу».
Как-то родственники послали ее растолкать меня, беспечно дремлющего днем, и приволочь на пляж. Первое она с удовольствием сделала. Мне подниматься не хотелось.
- Маша, ну что тебе нужно? – проныл я.
- Да, так, – глядя по сторонам, небрежно кинула она. – Надо тут было кое-кого разбудить…
- Я хочу спать, понимаешь? – пытался я сопротивляться.
Вдруг Маша скинула сандали и полезла ко мне на кровать.
- Это еще что такое? – удивился я.
- Сейчас буду замуж выходить!
- Ну, уж нет! – подпрыгнул я на постели. – Лучше я на пляж пойду.
До дверей меня провожали ее бледно-голубые нахальные глаза с выражением типа: «Что? Испугался?»