"ПРИШЕЛ, УВИДЕЛ, ПОБЕДИЛ"
"ПРИШЕЛ, УВИДЕЛ, ПОБЕДИЛ"
(Битва при Зеле 2 августа 47 г. до н.э.)
Лето 47 г. до н.э. было в Риме тревожным. Отовсюду приходили дурные вести. В Испании, Иллирии и Северной Африке вновь разгоралось почти угасшее после Фарсала пламя гражданской войны. В самом городе начались серьезные беспорядки, вызванные агитацией Долабеллы, призывавшего кассировать долги. В Кампании и других местах Италии вспыхивали волнения ветеранов. Марк Антоний, назначенный заместителем диктатора и фактически руководивший государством, плохо справлялся с ситуацией, быстро теряя авторитет.
В дополнение ко всем бедам Рим облетела новость, заставившая вспомнить недавние, не самые лучшие эпизоды собственной истории. Сын Митридата Евпатора Фарнак высадился в Малой Азии, разбил армию римского наместника Домиция Кальвина у Никополя и, утвердившись в Понте, начал восстанавливать отцовскую державу. Казалось, встают мрачные тени прошлого. Митридата Евпатора в Риме не забыли, и теперь, когда появился грозный мститель, наверняка задумались над тем, что Помпея Магна, победителя понтийского царя, уже нет в живых.
Между тем Цезарь, вторично назначенный диктатором и, следовательно, отвечавший за безопасность государства, уже который месяц находился в Египте, откуда доходили противоречивые, но весьма неблагоприятные для фарсальского победителя вести. Война шла вяло, с переменным успехом. Казалось, удача оставила Цезаря. Главное же заключалось в том, что египетская кампания велась за совершенно непонятные рядовому римлянину интересы. Все упорнее были слухи о том, что все дело в личной симпатии стареющего диктатора к молодой египетской царице. Они лишь усилились после того, когда, не без труда утвердив Клеопатру на престоле, Цезарь отправился вместе с нею в двухмесячное путешествие по Нилу.
Итак, Цезарю нужно было возвращаться в Италию. Дела не могли ждать. Но великий знаток политики понимал, что простое возвращение из Египта сразу же вызовет массу недоуменных вопросов и упреков. Лавры победителя изрядно подувяли. Нужен был успех – быстрый, впечатляющий, заставляющий забыть о египетской авантюре. Поэтому Цезарь вполне мог счесть, что Фарнака послала ему судьба. Победить сына грозного Митридата – что могло заставить быстрее забыть о неудачах и просчетах?
И вот в конце месяца, который еще не получил имя августа, по Вечному Городу разнеслась радостная весть: Фарнак наголову разбит. Удача вновь вернулась к Цезарю – победа была не только полной, но и легкой, быстрой, одержанной словно походя, без особого напряжения сил.
Великий мастер политической пропаганды, Цезарь использовал успех в полной мере. В письме одному из своих друзей – Матию, он обронил отточенную фразу: "Veni, vidi, vici", сразу же ставшую крылатой. Точнее, друзья Цезаря постарались сделать ее такой. Выражение очень быстро стало настолько общеизвестным, что после возвращения Цезаря было написано на щите, который несли во время его понтийского триумфа. Ореол победителя вернулся к диктатору, теперь ему было легче навести порядок в Риме, успокоить недовольных солдат и продолжить войну с республиканцами. Фраза же из письма к Матию осталась на века символом быстрого и решительного успеха.
Эта хрестоматийная история с большей или меньшей полнотой упоминается всеми, кто излагает события гражданских войн. Но в дружном хоре, славящем победителя Фарнака, время от времени проскальзывают ноты, заставляющие вновь вернуться к этим событиям, постаравшись понять, что в действительности кроется за "Veni, vidi, vici".
Цезарь постарался, чтобы современники запомнили не только три знаменитых слова из письма к Матию. Триумф над Фарнаком косвенно подрывал позиции помпеянцев, умаляя славу их покойного вождя. Поэтому Цезарь обронил замечание, которое также стало достоянием потомков. "Потом он часто поминал, как посчастливилось Помпею стяжать славу полководца победами над неприятелем, который не умеет воевать" (Plut., Caes., 35). В варианте Аппиана он выразился еще определеннее: "О счастливый Помпей! Так, значит, за то тебя считали великим и прозвали Великим, что ты сражался с такими людьми при Митридате, отце этого человека!" (App. Bell. civ., II, 99). Соответствующим образом подавалась история войны с Фарнаком. Тот же Аппиан приводит следующую версию, которую имеет смысл заслушать целиком, как наиболее типичную для апологетов Цезаря:
"Когда Цезарь стал приближаться, Фарнак устрашился и раскаялся в своем поведении и, когда Цезарь был от него на расстоянии 200 стадиев, выслал к нему послов для заключения мира; послы поднесли Цезарю золотой венок и, по своей глупости, предложили ему обручиться с дочерью Фарнака. Цезарь, узнав об этом предложении, продвинулся со своим войском и сам шел впереди, беседуя с послами, пока не подошел к укреплению Фарнака. Тогда он воскликнул: "Неужели этот отцеубийца не получит своей кары немедленно?", вскочил на коня и уже при первой атаке обратил Фарнака в бегство и многих из его войска перебил, хотя у самого Цезаря было только около тысячи всадников, выбежавших первыми с ним в атаку". (App. Bell. civ., II, 91).
Итак, Цезарь, если верить этой версии, проявил самые лучшие качества. Он смел, хитер, удачлив и даже способен выступить мстителем отцеубийце, то есть отомстить за гибель одного из самых злейших врагов Рима – Митридата! Благородному герою противостоит противник трусливый, недалекий и слабый, к тому же запятнанный скверной отцеубийства. В довершение всего Цезарь-победитель представлен атакующим врага верхом во главе конного отряда – кадр, так и просящийся на фреску или картину. Неудивительно, что под впечатлением подобных рассказов римляне, забыв недавние страхи, смеялись при виде изображения Фарнака, выставленного в триумфальном шествии (App. Bell. сiv., II, 101).
Апологетическую версию, только в сокращенном варианте, приводят и другие авторы (Suet., Caes., 35; Liv., Epit., 113; Plut., Caes., 50). Правда, дотошный Светоний роняет странную фразу: "В понтийском триумфе среди прочих в процессии несли надпись из трех слов: "Пришел, увидел, победил", – этим он (Цезарь – А. Ш.) отмечал не события войны, как обычно, а быстроту ее завершения". (Suet., Caes., 37). Фраза неясная, но многозначительная. Что мог подразумевать автор? Скорее всего то, что самым удачным для Цезаря в победе над Фарнаком была ее быстрота – он разбил врага на пятый день через четыре часа после встречи с неприятелем (Suet., Caes., 35). Что касается событий самой войны, то Светоний, похоже, не считал, что они могут быть предлогом особого восторга. Даже если не привлекать других источников, простая логика подсказывает ответ. Прежде всего Цезарь не довел победы до логического конца. Отцеубийца и убийца римских граждан, предатель и клятвопреступник Фарнак не был уничтожен, а благополучно эвакуировал остатки своих войск, похоже, с согласия самого Цезаря (App. Mith., 120; Cass. Dio, XLII, 47). Успех при Зеле не был закреплен.
Правда, судьба покарала Фарнака, выступив в виде взбунтовавшегося наместника Боспора Асандра. Но в этом случае подлинным победителем Фарнака становится не Цезарь, а Асандр! Итак, победитель закончил войну не в римских традициях – с таким врагом, как сын Митридата, не полагалось заключать никаких соглашений, особенно после победы. В лучшем случае Фарнак мог рассчитывать на безоговорочную капитуляцию и прощения в духе проводимой Цезарем политики "милосердия".
Впрочем, Светоний мог знать и о подробностях самой кампании нечто, противоречащее апологетической версии. То, что такие версии тоже существовали, доказывает самый подробный и достоверный источник по войне с Фарнаком – "Александрийская война".
Это произведение, хронологически продолжающее "Записки о гражданской войне" Цезаря, написано одним из офицеров высокого ранга, бывшим вместе с диктатором в Египте. Конечно, оно также было написано в целях прославления побед Цезаря и его армии. Но автор "Александрийской войны" (в дальнейшем просто – Автор), как профессиональный военный, стремился излагать события со всей точностью, следуя стилю записок самого Цезаря. Он считал, что факты скажут сами за себя. Правда, Автор не всюду следует этому правилу, в том числе и в рассказе о войне с Фарнаком, но в целом его изложение на порядок подробнее и объективнее, чем у других историков. Фарнаку и его поражению посвящены два больших отрывка (Bell. Alex., 34-31; 65-78) которые и будут использоваться ниже в дополнении с некоторыми другими свидетельствами.
Прежде всего Автор сразу же указывает на то, что угроза со стороны Фарнака была нешуточной. Его армия, насчитывавшая не менее 30 тыс. человек, имела прочное ядро из ветеранов, с которыми Фарнак провел более двадцати сражений (Bell. Alex., 74). Из других источников известно, что у царя имелись конные отряды союзных ему племен сираков и аорсов (Strab., XI, 5, 8). Царь подготовился к войне очень серьезно, учитывая как ошибки своего отца, так и общее неблагоприятное положение римского государства, позволявшее ему надеяться на успех.
Сам Фарнак оказался небесталанным военным и дипломатом. Он действовал быстро, решительно и, когда требовалось, жестоко, одновременно проявляя тактическую гибкость. Высадившись в Понте, он быстро занял Малую Армению, утвердившись в давних отцовских владениях. Не тронув римской Вифинии, он ударил на слабых союзников Рима – правителей Галатии и Каппадокии. Все это было проделано настолько молниеносно, что только после вторжения в Галатию наместник Азии Домиций Кальвин, откликнувшись на просьбу царя Дейотара, начал собирать войско. Фарнак, мигом переменив фронт и отозвав армию из далекой и труднодоступной Каппадокии, сосредоточил силы против римлян и галатов. Вначале он уклонялся от битвы, опасаясь трех римских легионов, которые имел в своем распоряжении Домиций, вступив в долгие и безрезультатные переговоры. Однако, вскоре наместник Азии был вынужден отослать два легиона Цезарю в Египет, после чего, явно не рассчитав сил, сам двинулся на Фарнака. Домиций имел в своем распоряжении четыре легиона и вспомогательные войска, всего около 30 тыс. солдат. Но только один из этих легионов был римский. Два легиона прислал Дейотар, один наскоро набрали в Понте.
Фарнак учел это обстоятельство. Его армия была заметно опытнее и многочисленнее. Теперь царь не стал уклоняться от битвы и, дождавшись римлян у Никополя, разбил Домиция в ожесточенном бою (Bell. Alex., 38 – 40). Из четырех легионов римского наместника один – понтийский – погиб почти весь, галатские понесли большие потери и позже были сведены в один, только XXXVI римский легион отступил с незначительными потерями (Bell. Alex., 40). Остатки римской армии отошли в провинцию Азия, а Фарнак начал жестокую расправу со своими противниками в городах Понта. Особенно пострадали римские граждане (Bell. Alex., 41; App. Bell. civ., II, 91).
Таким было положение в середине июля, когда Цезарь прибыл в Киликию. Дела звали его в Италию, и он мог рассчитывать лишь на молниеносную успешную кампанию. Первое же серьезное поражение могло поставить крест на всей его политической карьере. Но задача оказалась сложнее, чем, вероятно, казалось поначалу. Войск у Цезаря было мало. Из Египта он привел один VI-й легион, в котором оставалось менее тысячи человек (Bell. Alex., 69). Приходилось рассчитывать на внезапность, маневр, опытность ветеранов и, конечно, удачу. Иного выхода у Цезаря просто не было.
Маленькая армия форсированным маршем двинулась через Каппадокию к границам Галатии. Здесь Цезаря встретил Дейотар, получивший прощение за помощь Помпею и передавший римскому полководцу один легион и конные части. Очевидно, к этому времени подоспели два легиона от Домиция. Теперь у Цезаря, кроме вспомогательной галатской конницы, было четыре легиона: VI-й, XXXVI-й, галатский и еще один, который, вероятно, был тоже галатским. Если учесть, что три последних понесли потери в битве при Никополе, а VI-й был немногим больше когорты, то в общей сложности римляне имели не более 15 – 16 тысяч пехоты и некоторое количество конницы. К тому же, все эти части, кроме ветеранов Цезаря, состояли из новобранцев и были деморализованы недавним поражением (Bell. Alex., 69). Правда, Фарнак тоже понес потери, его армия была вынуждена прикрывать большую территорию. Поэтому царь едва ли мог теперь собрать все силы в кулак, но в любом случае его армия превосходила римскую не меньше чем на 7 – 10 тысяч солдат, к тому же одушевленных успехом.
Фарнак, решив повторить удачный опыт с Домицием, вступил с Цезарем в переговоры. Он стремился выгадать время, зная, что тот спешит в Италию. Поэтому, на словах обещая уйти из Малой Азии, вернуть пленных и награбленное, он выжидал, надеясь, что римляне вынуждены будут уйти. "Цезарь понимал, что он хитрит и по необходимости предпринял теперь то, что при других обстоятельствах делал по природной склонности, – именно, неожиданно для всех дать сражение" (Bell. Alex., 71). Эти слова Автора говорят, что Цезарь не был уверен в успехе, что неудивительно.Странно другое – Фарнак нарушил главное правило полководца: никогда не поступать согласно замыслу противника. Впрочем, эта странность только кажущаяся. Судьба и на этот раз оказалась благосклонна к Цезарю. Без всякого его вмешательства Фарнак перед решающей битвой оказался в еще худшем стратегическом положении, чем его противник.
Если Цезарь спешил в Рим, справедливо опасаясь потерять власть, то Фарнак уже перестал быть правителем Боспора. Асандр, которого он оставил наместником в Пантикапее, воспользовался отсутствием царя и поднял мятеж, надеясь, что римляне оценят измену и утвердят его на боспорском престоле. Фарнак теперь сам спешил вернуться домой, чтобы расправиться с мятежником, но не мог – перед ним стояли войска Цезаря (Cass. Dio, XLII, 46, 4). Роли поменялись, Цезарь еще мог промедлить несколько дней, у Фарнака же каждый час был на счету, поэтому он решился на битву.
Фарнак разместил войско на высоком холме невдалеке от города Зелы, на старых позициях, когда-то укрепленных его отцом, разбившим здесь римского полководца Триария. Место могло показаться счастливым. Армия принялась восстанавливать старые укрепления и готовиться к сражению (Bell. Alex., 72).
Первоначально Цезарь занял позицию в пяти милях от лагеря врага. Но затем, оценив условия местности, заметил ошибку, допущенную Фарнаком. Возле лагеря боспорского царя находился еще один холм, отделенный от того, который занимал Фарнак, неширокой долиной. Позиция казалась очень удобной. Заранее приготовив все для постройки нового лагеря, Цезарь на рассвете скрытно занял холм рядом с лагерем противника. Теперь Фарнак уже не мог уйти, не приняв боя. Более того, боспорская конница не могла атаковать римлян, укрепившихся на возвышенности. Только когда взошло солнце, Фарнак заметил, что находится лицом к лицу с врагом. Наступило 2 августа 47 г. до н.э. (Bell. Alex., 73).
Римские войска, выставив охранение, принялись строить лагерь. Но их ждал сюрприз: армия Фарнака, оставив укрепления, начала выстраиваться для битвы. Цезарь принял это за обычную демонстрацию с целью задержать строительство лагеря и никак не реагировал, посмеявшись над "варваром", который, по его мнению, выстроил войска излишне густыми рядами (Bell. Alex., 74).
Дальнейшие события настолько важны, что следует предоставить слово Автору: "...Тем временем Фарнак тем же шагом, каким спустился с крутизны в долину, стал подниматься на крутой холм с выстроенным к бою войском.
Невероятная опрометчивость Фарнака или, может быть, уверенность в своих силах очень изумила Цезаря. Не ожидая подобной атаки, он был застигнут врасплох. Приходилось одновременно отзывать солдат с работы, отдавать приказ взяться за оружие, выводить против врага легионы и выстраивать их, причем эта внезапная суматоха навела на них большой страх. Ряды еще не успели выстроиться, как четырехконные царские колесницы с серпами стали производить полное замешательство среди наших, еще не приведенных в порядок, солдат" (Bell. Alex., 74 – 75).
Последняя фраза вызывает сомнения. Бой начался на крутом склоне, где колесницы действовать просто не могли. Однако о колесницах сообщает и другой источник (Cass. Dio., XLII, 46, 4)., который упоминает также действия боспорской конницы. Аппиан, как уже указывалось, тоже подразумевает действия кавалерии (App. Bell. civ., II, 91). Остается предположить, что либо колесницы и конница – просто домысел, и в битве они не участвовали, либо Автор не все договаривает до конца. Колесницы могли действовать только в долине. Возможно, там находилось римское охранение, но не исключено, что легионеры, потеснив врага, оказались на ровном месте и были атакованы. Впрочем, общая картина боя от этого не меняется. Среди римлян началась паника, и Цезарь понял, что рано смеялся над "варваром".
Итак, колесницы атакуют римлян. "За ними идет неприятельская пехота, поднимается крик, и начинается сражение, в котором много помогают природные свойства местности, но всего более милость бессмертных богов, которые вообще принимают участие во всех превратностях войны, особенно же там, где всякие человеческие расчеты бессильны" (Bell. Alex., 75). Для профессионального военного, каким был Автор, последняя фраза примечательна. По-видимому был момент, когда верить в победу уже невозможно. Расчет Фарнака оказался верен. Единственно, что хоть как-то помогало римлянам, кроме, разумеется, бессмертных богов, была неровная местность, не позволявшая Фарнаку применить конницу. Очевидно, бой переместился на склон холма, к недостроенному лагерю.
Казалось, военная и политическая карьера Цезаря близится к концу. То, что не удалось Верцингеторигу, Помпею и египтянам, оказалось по плечу сыну Митридата Евпатора. Но судьба хранила Цезаря и на этот раз. "Когда завязался большой и ожесточенный рукопашный бой, то на правом фланге, на котором стоял VI-й легион из ветеранов, зародилось начало победы. Именно здесь стали сбивать врагов вниз по крутому склону, а затем, гораздо позднее, но при помощи тех же богов, все войска царя на левом фланге и в центре были совершенно разбиты". Теснясь, давя друг друга, бросая оружие, солдаты Фарнака устремились обратно в долину. Армия Цезаря перешла в контратаку. Находившийся в лагере резерв сумел на какое-то время сдержать римлян, что позволило самому Фарнаку и части конницы уйти. Все остальное боспорское войско было перебито или попало в плен (Bell. Alex., 76).
Восторженный тон Автора не может скрыть важного факта: царю и части его конницы удалось бежать. Более того, Цезарь не стал преследовать побежденного. Похоже, Фарнак выговорил себе право эвакуироваться с остатками армии, сдав Синопу и другие города. Впрочем, его ждала скорая гибель в Крыму после неудачной попытки отвоевать боспорский престол у узурпатора Асандра (Cass. Dio, XLII, 46, 4).
Итак, победа, хотя и неполная, была все же одержана. Теперь Цезарь имел возможность сочинять знаменитое письмо к Матию, смеяться над разбитым врагом и справлять понтийский триумф. Победителей, как известно, не судят. Впрочем, судьба, в которую так верил диктатор, даровав в очередной раз победу, дала ему урок. Фарнак, вернувшийся с поля битвы живым, но погибший из-за предательства того, кому доверился, своей смертью предостерег победителя. Цезарь, как известно, не услышал этого предостережения или не внял ему. До мартовских ид 44 г. до н.э. оставалось два с половиной года.
Таким образом, даже из благожелательного к Цезарю описания, оставленного Автором "Александрийской войны", следует, что победа над Фарнаком была действительно быстрой, но отнюдь не легкой. Цезарь допустил грубую ошибку, недооценив врага, сумевшего поставить его на грань поражения. Письмо к Матию и презрительные слова о ложной славе Помпея были данью политической пропаганде, создававшей не без помощи самого Цезаря образ Героя и Спасителя римского народа. На самом же деле "столько раз побеждавший Цезарь был чрезвычайно обрадован такой победой, так как он очень быстро окончил весьма важную войну, и воспоминание об этой внезапной опасности доставляло ему тем больше радости, что победа эта легко досталась ему вслед за очень тяжелым положением, в котором он находился" (Bell. Alex., 77). Наверное, после Зелы Цезарь еще больше поверил в свою судьбу, хранившую его даже в таких тяжелых обстоятельствах. Действительно, заслуга Цезаря в победе над Фарнаком меньше, чем у его ветеранов. Именно они победили отборные войска Фарнака. Перевес, который боспорский царь сумел обеспечить себе накануне и в ходе битвы был сведен на нет исключительно высоким профессионализмом и мужеством солдат VI легиона, сумевших вырвать победу. В этом можно сослаться на мнение такого специалиста в военном деле, как Наполеон, который оценил победу над Фарнаком именно как успех "горсти храбрецов", сделавших почти невозможное в ситуации, казавшейся безнадежной.
Фраза же из письма Цезаря к Матию, явно выдававшая желаемое за действительное, осталась в веках. Не следует обвинять Гая Юлия в недостаточной объективности. В конце концов, у великих людей тоже бывают свои слабости.
Андрей Шмалько
