А. Куприн Синяя звезда.

Рассказ был впервые опубликован под названием " Принцесса-Дурнушка" в
сборнике "Новые повести и рассказы" в Париже в 1927 году.
В том же году под названием "Синяя звезда" был включен в сборник
"Храбрые беглецы" вышедший в Париже.
В Росии включен в шеститомник произведений Куприна, изданный в Москве в
1958 году.

Давным- давно, с незапамятных времен, жил на одном высоком плоскогорье
мирный пастушеский народ, отделенный от всего света крутыми скалами,
глубокими пропастями и густыми лесами. История не помнит и не знает, сколько
веков назад взобрались на горы и проникли в эту страну закованные в железо,
чужие, сильные и высокие люди, пришедшие с юга.
Суровым воинам очень понравилась открытая ими страна с ее кротким
народом, умеренно теплым климатом, вкусной водой и плодородною землей. И они
решили навсегда в ней поселиться. Для этого совсем не надо было ее покорять,
ибо обитатели не ведали ни зла, ни орудий войны. Все завоевание заключалось
в том, что железные рыцари сняли свои тяжелые доспехи и поженились на
местных красивейших девушках, а во главе нового государства поставили своего
предводителя, великодушного, храброго Эрна, которого облекли королевской
властью, наследственной и неограниченной. В те далекие наивные времена это
еще было возможно.
Около тысячи лет прошло с той поры. Потомки воинов до такой степени
перемешались через перекрестные браки с потомками основных жителей, что уже
не стало между ними никакой видимой разницы ни в языке, ни в наружности:
внешний образ древних рыцарей совершенно поглотился народным эрнотеррским
обличьем и растворился в нем. Старинный язык, почти забытый даже королями,
употребляли только при дворе и то лишь в самых торжественных случаях и
церемониях или изредка для изъяснения высоких чуств и понятий. Память об
Эрне Первом, Эрне Великом, Эрне Святом , осталась навеки бессмертной в виде
прекрасной, неувядающей легенды, сотворенной целым народом, подобной тем
удивительным сказаниям, которые создали индейцы о Гайавате, финны о
Вейенемейне, русские о Владимире Красном Солнышке, евреи о Моисее, французы
о Шарлемане.
Это он, мудрый Эрн, научил жителей Эрнотерры хлебопашеству,
огородничеству и обработке железной рудыю Он открыл им письменность и
искусства. Он же дал им начатки письменности и закона: религия заключалась в
чтении молитвы на непонятном языке, а основной закон был всего один: в
Эрнотерре никто не смеет лгать. Мужчины и женщины были им признаны одинаково
равными в своих правах и обязанностях, а всякие титулы и привелегии были им
стерты с первого дня вступления на престол. Сам король носил лишь титул
"Первого слуги народа".
Эрн Великий также установил и закон о престолонаследии, по которому
наследовали престол перворожденные: все равно будь это сын или дочь, которые
вступали в брак единственно по своему личному влечению. Наконец он же, Эрн
Первый, знавший многое о соблазнах, разврате и злобе, царящих там внизу, в
покинутых им образованных странах, повелел разрушить и сделать навсегда
недосягаемой ту горную тропу, по которой впервые вскарабкались с невероятным
трудом наверх он сам и его славная дружина.
И вот под отеческой, мудрой и доброй властью королей Эрнов расцвела
роскошно Эрнотерра и зажила невинной, полной, чудесной жизнью, не зная ни
войн, ни преступлений, ни нужды в течение целых тысячи лет.
В старом тысячелетнем королевском замке еще хранились, как память,
некоторые предметы, принадлежавшие при жизни Эрну Первому: его латы, его
шлем, его меч, его копье и несколько непонятных слов, которые он вырезал
острием кинжала на стене своей охотничей комнаты. Теперь уже никто из
эрнотерранов не смог бы поднять этой брони хотя бы на дюйм от земли или
взмахнуть этим мечом, хотя бы даже взяв его обеими руками или прочитать
королевскую надпись. Сохранились также три изображения самого короля: одно -
профильное, в мельчайшей мозаике, другое - лицевое, красками, третье -
изваянное в мраморе.
И надо сказать, что все эти три портрета, сделанные с большой любовью и
великим искусством, были предметом постоянного огорчения жителей, обожавших
своего первого монарха. Судя по ним, не оставалось никакого сомнения в том,
что великий, мудрый, справедливый , святой Эрн отличался исключительной,
выходящей из ряда вон некрасивостью, почти уродством лица, в котором,
впрочем, не было ничего злобного или отталкивающего. А между тем эрнотерры
всегда гордились своей национальной красотою и безобразную наружность
первого короля прощали только за легендарную красоту его души.
Закон наследственного сходства у людей знает свои странные капризы.
Иногда ребенок родится не похожим ни на отца с матерью, даже ни на дедов и
прадедов, а внезапно на одного из отдаленнейших предков, отстоящих от него
на множество поколений. Так и в династии Эрнов летописцы отмечали иногда
рождение очень некрасивых сыновей, хотя эти явления с течением истории
становились все более редкими. Правда, надо сказать, что эти уродливые
принцы отличались как нарочно, замечательно высокими душевными качествами:
добротой, умом, веселостью. Таковая справедливая милость судьбы к несчастным
августейшим уродам примиряла с ними эрнотерров, весьма требовательных в
вопросах красоты линий, форм и движений.

Добрый король Эрн XXIII отличался выдающейся красотой и женат был по
страстной любви на самой прекрасной девушке государства. Но детей у них не
было очень долго: целых десять лет, считая от свадьбы. Можно представить
себе ликование народа, когда на одиннадцатом году он услышал долгожданную
весть о том, что его любимая королева готовится стать матерью. Народ
радовался вдвойне : и за королевскую чету и потому, что вновь
восстанавливался по прямой линии славный род сказочного Эрна. Через шесть
месяцев он с восторгом услыхал о благополучном рождении принцессы Эрны XIII.
В этот день не было ни одного человека в Эрнотерре, не испившего полную чашу
вина за здоровье инфанты.
Не веселились только во дворце. Придворная повитуха, едва принявши
младенца, сразу покачала головой и горестно почмокала языком. Королева же,
когда ей принесли и показали девочку, всплеснула ладонями и воскликнула:
- Ах, боже мой, какая дурнушка! - И залилась слезами. Но, впрочем
только на минутку. А потом, протянувши руки сказала:
- Нет, нет, дайте мне поскорее мою крошку, я буду любить ее вдвое за
то, что она бедная так некрасива.
Чрезвычайно был огорчен и августейший родитель.
- Надо же было судьбе оказать такую жестокость! - говорил он.
- О принцах-уродах в нашей династии мы слыхали, но принцесса-дурнушка
впервые появилась в древнем роде Эрнов! Будем молиться о том, чтобы ее
телесная некрасивость уравновесилась прекрасными дарами души, сердца и ума.
То же самое повторил и верный народ, когда услышал о некрасивой
наружности новорожденной инфанты.
Девочка меж тем росла по дням и дурнела по часам. А так как она своей
дурноты еще не понимала, то в полной беззаботности крепко спала, с аппетитом
кушала и была превеселым и прездоровым ребенком. К трем годкам для всего
двора стало очевидным ее поразительное сходство с портретами Эрна Великого.
Но уже в этом нежном возрасте она обнаруживала свои прелестные внутренние
качества: доброту, терпение, кротость, внимание к окружающим, любовь к людям
и животным, ясный, живой, точный ум и всегдашнюю приветливость.
Около этого времени королева однажды пришла к королю и сказала ему:
- Государь мой и дорогой супруг. Я хочу просить у вас большой милости
для нашей дочери.
- Просите, возлюбленная моя супруга, хотя вы знаете сами, что я ни в
чем не могу отказать вам.
- Дочь наша подрастает и, по-видимому, бог послал ей совсем необычный
ум, который перегоняет ее телесный рост. Скоро наступит тот роковой день,
когда добрая, ненаглядная Эрна убедится путем сравнения в том, как
исключительно некрасиво ее лицо. И я боюсь, что это сознание принесет ей
очень много горя и боли не только теперь, но и во всей ее будущей жизни.
- Вы правы, дорогая супруга. Но какою же моею милостью думаете вы
отклонить или смягчить этот неизбежный удар, готовящийся для нашей любимой
дочери?
- Не гневайтесь, государь, если моя мысль покажется вам глупой.
Необходимо, чтобы Эрна никогда не видела своего отражения в зеркале. Тогда,
если чей-нибудь злой или неосторожный язык и скажет ей, что она некрасива,-
она все-таки никогда не узнает всей крайности своего безобразия.
- И для этого вы хотели бы?
- Да . . . Чтобы в Эрнотерре не осталось ни одного зеркала!
Король задумался. Потом сказал:
- Это будет большим лишением для нашего доброго народа. Благодаря
закону моего великого пращура о равноправии полов женщины и мужчины
Эрнотерры одинаково кокетливы. Но мы знаем глубокую любовь к нам и
испытанную преданность нашего народа королевскому дому и уверены, что он
охотно принесет нам эту маленькую жертву. Сегодня же я издам и оповещу через
геральдов указ наш о повсеместном изъятии и уничтожении зеркал, как
стеклянных, так и металлических, в нашем королевстве.
Король не ошибся в своем народе, который в те счастливые времена
составлял одну тесную семью с королевской фамилией. Эрнотерране с большим
сочуствием поняли, какие деликатные мотивы руководили королевским
повелением, и с готовностью отдали государственной страже все зеркала и даже
зеркальные осколки. Правда, шутники не воздержались от веселой демонстрации,
пройдя мимо дворца с взлохмаченными волосами и с лицами, вымазанными грязью.
Но когда народ смеется, даже с оттенком сатиры, монарх может спать спокойно.
Жертва, принесенная королю поданными, была тем значительнее, что все
горные ручьи и ручейки Эрнотерры были очень быстры и потому не отражали
предметов.

Принцессе Эрне шел пятнадцатый год. Она была крепкой, сильной девушкой
и такой высокой, что превышала на целую голову самого рослого мужчину. Была
одинаково искусна как в вышивании легких тканей, так и в игре на арфе... В
бросании мяча не имела соперников и ходила по горным обрывам, как дикая
коза. Доброта, участие, справедливость, сострадание изливались из нее,
подобно лучам, дающим вокруг свет, тепло и радость. Никогда не уставала она
в помощи больным, старым и бедным. Умела перевязывать раны и знала действие
и природу лечебных трав. Истинный дар небесного царя земным королям
заключался в ее чудесных руках: возлагая их на золотушных и страдающих
падучей, она излечивала эти недуги. Народ боготвороил уе и повсюду провожал
благословениями. Но часто, очень часто ловила на себе чуткая Эрна бегучие
взгляды, в которых ей чуствовалась жалость, тайное соболезнование...
"Может быть я не такая, как все?" - думала принцесса и спрашивала своих
фрейлен:
- Скажите мне, дорогие подруги, красива я или нет?
И так как в Эрнотерре никто не лгал, то придворные девицы отвечали ей
чистосердечно:
- Вас нельзя назвать красавицей, но бесспорно вы милее, умнее и добрее
всех девушек и дам на свете. Поверьте, то же самое скажет вам и тот человек,
которому суждено будет стать вашим мужем. А ведь мы, женщины плохие судьи в
женских прелестях.
И верно: им было трудно судить о наружности Эрны. Ни ростом, ни телом,
ни сложением, ни чертами лица - ничем она не была хоть отдаленно похожа на
женщин Эрнотерры.

Тот день, когда Эрне исполнилось пятнадцать лет, - срок девической
зрелости по законам страны, - был отпразнован во дворце роскошным обедом и
великолепным балом. А на следующее утро добросердечная Эрна собрала в ручную
корзину кое-какие редкие лакомства, оставшиеся от вчерашнего пира , и, надев
корзину на локоть, пошла в горы, мили за четыре, навестить свою кормилицу, к
которой она была очень горячо привязана. Против обыкновения, ранняя прогулка
и чистый горный воздух не веселили ее. Мысли все вращались около странных
наблюдений, сделанных ее на вчерашнем балу. Душа Эрны была ясна и невинна,
как вечный горный снег, но женский инстинкт, зоркий глаз и цветущий возраст
подсказали ей многое. От нее не укрылись те взгляды томности, которые
устремляли друг на друга танцевавшие юноши и девушки. Но ни один такой
говорящий взор не останавливался на ней: лишь покорность, преданность,
утонченную вежливость читала она в почтительных улыбках и низких поклонах. И
всегда этот неизбежный, этот ужасный оттенок сожаления! Неужели я в самом
деле так безобразна? Неужели я урод, страшилище, внушающее отвращение, и
никто мне не смеет сказать об этом?
В таких печальных размышлениях дошла Эрна до дома кормилицы и
постучалась, но не получив ответа, открыла дверь ( в стране еще не знали
замков) и вошла внутрь, чтобы обождать кормилицу; это она иногда делала и
раньше, когда ее не заставала.
Сидя у окна, отдыхая и предаваясь грустным мыслям, бродила принцесса
рассеянными глазами по давно знакомой мебели и по утвари, как вдруг внимание
ее привлекла заповедная кормилицына шкатулка, в которой та хранила всяческие
пустяки, связанные с ее детством, с девичеством, с первыми шагами любви, с
замужеством и пребыванием во дворце: разноцветные камушки, брошки, вышивки,
ленточки, печатки, колечки и другую наивную и дешевую мелочь; принцесса еще
с раннего детства любила рыться в этих сувенирах, и хотя знала наизусть их
интимные истории, но всегда слушала их вновь с живейшим удовольствием.
Только показалось ей немного странным, почему ларец стоит так на виду;
всегда берегла его кормилица в потаенном месте, а когда, бывало, ее молочная
дочь вдоволь насмотрится, завертывала его в кусок нарядной материи и бережно
прятала.
" Должно быть, теперь очень заторопилась, выскочила на минутку из дома
и забыла спрятать" - подумала принцесса, присела к столу, небрежно положила
укладочку на колени и стала перебирать одну за другой знакомые вещички,
бросая их поочередно себе на платье. Так добралась Эрна до самого дна и
вдруг заметила какой-то косоугольный, большой плоский осколок. Она вынула
его и посмотрела. С одной стороны он был красный, а с другой - серебряный,
блестящий и как будто бы глубокий. Присмотрелась и увидела в нем угол
комнаты с прислоненной метлой... Повернула немного - отразился старый узкий
деревянный комод, еще немножко... и выплыло такое некрасивое лицо, какого
принцесса и вообразить никогда бы не сумела.
Подняла она брови кверху - некрасивое лицо делает то же самое.
Наклонила голову - лицо повторило. Провела руками по губам - и в осколке
отразилось это движение. Тогда поняла вдруг Эрна, что смотрит на нее из
странного предмета ее же собственное лицо. Уранила зеркальце, закрыла глаза
руками и в горести пала головою на стол.
В эту минуту вошла вернувшаяся кормилица. Увидала принцессу, забытую
шкатулку и сразу обо всем догадалась. Бросилась перед Эрной на колени, стала
говорить нежные жалкие слова. Принцесса же быстро поднялась, выпрямилась с
сухими глазами, но с гневным взором и приказала коротко:
- Расскажи мне все.
И показала пальцем на зеркало. И такая неожиданная, но непреклонная
воля зазвучала в ее голосе, что простодушная женщина не посмела ослушаться,
все передала принцессе: об уродливых добрых принцах, о горе королевы,
родившей некрасивую дочь, о ее трогательной заботе, с которой она старалась
отвести от дочери тяжелый удар судьбы, и о королевском указе об уничтожении
зеркал. Плакала кормилица при своем рассказе, рвала волосы и проклинала тот
час, когда, на беду своей ненаглядной Эрне, утаила она по глупой женской
слабости осколок запретного зеркала в заветном ларце.
Выслушав ее до конца, принцесса сказала со скорбной улыбкой:
- В Эрнотерре никто не смеет лгать!
И вышла из дома. Встревоженная кормилица хотела было за нею
последовать. Но Эрна приказала сурово:
-Останься.
Кормилица повиновалась. Да и как ей было ослушаться? В этом одном слове
она услышала не всегдашний кроткий голос маленькой Эрны, сладко сосавшей
когда-то ее грудь, а приказ гордой принцессы, предки которой господствовали
тысячу лет над ее народом.

Шла несчастная Эрна по крутым горным дорогам, и ветер трепал ее легкое
длинное голубое платье. Шла она по самому краю отвесного обрыва. Внизу, под
ее ногами, темнела синяя мгла пропасти и слышался глухой рев водопадов, как
бы повисших сверху белыми лентами. Облака бродили под ее ногами в виде
густых хмурых туманов. Но ничего не виддела и не хотела видеть Эрна,
скользившая над бездной привычными легкими ногами. А ее бурные чувства, уе
тоскливые мысли на этом одиноком пути? Кто их смог бы понять и рассказать о
них достоверно? Разве только другая принцесса, другая дочь могучего монарха,
которую слепой рок постиг бы столь внезапно и незаслуженно...
Так дошла она до крутого поворота, под которым давно обвалившиеся скалы
нагромоздилмсь в обычном беспорядке, и вдруг остановилась. Какой-то
необычный звук донесся до нее снизу, сквозь гул водопада. Она склонилась над
обрывом и прислушалась. Где-то глубоко под ее ногами раздавался стонущий и
зовущий человеческий голос. Тогда, забыв о своем огорчении, движимая лишь
волнением сердечной доброты, стала спускаться Эрна в пропасть, перепрыгивая
с уступа на уступ, с камня на камень, с утеса на утес с легкостью молодого
оленя, пока не утвердилась на небольшой площадке, размером немного пошире
мельничного жернова. Дальше уже не было спуска. Правда, и подняться наверх
уже стало невозможным, но самозабвенная Эрна об этом даже не подумала.
Стонущий человек находился где-то совсем близко, под площадкой. Легши
на камень и свесивши голову вниз, Эрна увидела его. Он полулежал-полувисел
на заостренной вершине утеса, уцепившись одной рукой за его выступ, а другой
за тонкий ствол кривой горной сосенки; левая нога его упиралась в трещину,
правая же не имела опоры. По одежде он не был жителем Эрнотерры, потому что
принцесса ни шелка, ни кружев, ни замшевых краг, ни кожанных сапог со
шпорами, ни поясов, тисненных золотом, никогда еще не видала.
Она звонко крикнула ему:
- Огей! Чужестранец! Держитесь крепко, а я помогу вам.
Незнакомец со стоном поднял бледное лицо, черты которого ускользали в
полутьме, и кивнул головой. Но как же могла помочь ему великодушная
принцесса? Спуститься ниже для нее было и немыслимо и безполезно. Если бы
была веревка!.. Высота всего лишь в два крупных человеческих роста отделяла
принцессу от путника. Как быть?
И вот, точно молния озарила Эрну одна из тех вдохновенных мыслей,
которые сверкают в опасную минуту в головах смелых и сильных людей. Быстро
скинула она с себя свое прекрасное голубое платье, сотканное из самого
крепкого и прекрасного льна; руками и зубами разорвала его на широкие
длинные полосы, ссучила эти полосы в тонкие веревки и связала их одну с
другой, перевязав еще несколько раз для крепости посередине. И вот, лежа на
грубых камнях, царапая о них руки и ноги, она спустила вниз самодельную
веревку и радостно засмеялась, когда убедилась, что ее не толко хватило, но
даже оказался большой запас. И увидев, что путник, с трудом удерживая
равновесие, между расщелиной и сосновым стволом, ухитрился привязать конец
веревки к своему поясу из буйволовой кожи, Эрна начала осторожно вытягивать
веревку вверх. Чужеземец помогал ей в этом, цепляясь руками за каждые
неровности утеса и подтягивая кверху свое тело. Но когда голова и грудь
чужеземца показались над краем площадки, то силы оставили его, и Эрне лишь с
великим трудом удалось втащить его на ровное место.
Так как обоим было слишком тесно на площадке, то Эрне пришлось, сидя,
положить голову незнакомца к себе на грудь, а руками обвить его ослабевшее
тело.
- Кто ты, о волшебное существо? - прошептал юноша побелевшими устами. -
Ангел ли, посланный мне с неба? Или добрая фея этих гор? Или ты одна из
прекрасных языческих богинь?
Принцесса не понимала его слов. Зато говорил ясным языком нежный,
благодарный и восхищенный взор его черных глаз. Но тотчас длинные ресницы
сомкнулись, смертельная бледность разлилась по лицу. И юноша потерял
сознание на груди принцессы Эрны.
Она же сидела, поневоле не шевелясь, не выпуская его из объятий и не
сводя с его лица синих звезд своих глаз. И тайно размышляла Эрна:
"Он так же некрасив, этот несчастный путник, как я, как и мой славный
предок Эрн Великий. По-видимому, все мы трое люди одной и той же особой
породы, физическое уродство которой так резко и невыгодно отличается от
классической красоты жителей Эрнотерры. Но почему взгляд его, обращенный ко
мне, был так упоительно сладок? Как жалки перед ним те умильные взгляды,
которые вчера бросали наши юноши на девушек, танцуя с ними? Они были как
мерцание свечки сравнительно с сиянием горячего полуденного солнца. И отчего
же так быстро бежит кровь в моих жилах, отчего пылают мои щеки и бьется
сердце, отчего дыхание мое так глубоко и радостно? Господи! Это твоя воля,
что создал ты меня некрасивой, и я не ропщу на тебя Но для него одного я
хотела бы быть красивее всех девиц на свете!"
В это время послышались голоса. Кормилица, правда, не скоро опрвилась
от оцепенения в которое ее поверг властный приказ принцессы. Но, едва,
оправившись, она тотчас же устремилась вслед своей дорогой дочке. Увидев,
как Эрна спускалась прыжками со скал, и услышав стоны доносившиеся из
пропасти, умная женщина сразу догадалась в чем дело и как ей надо поступить.
Она вернулась в деревню, всполошила соседей и вскорк заставила их всех
бежать бегом с шестами, веревками и лестницами к обрыву. Путешественник был
бесчуственным невредимо извлечен из бездны, но, прежде чем вытаскивать
принцессу, кормилица спустила ей на бечевке свои лучшие одежды. Потом чужой
юноша был по приказанию Эрны отнесен во дворец и помещен в самой лучшей
комнате. При осмотре у него оказалось несколько тяжелых ушибов и вывих руки;
кроме того, у него была горячка. Сама принцесса взяла на себя уход за инм и
лечение. Этому никто не удивился: при дворе знали ее сострадание к больным и
весьма чтили ее медицинские познания. Кроме того, больной юноша, хотя и был
очень некрасив, но производил впечатление знатного господина.

Надо ли длинно и подробно рассказывать о том, что произошдо дальше? О
том, как благодар неусыпному уходу Эрны иностранец очнулся, наконец, от
беспамятства и с восторгом узнал свою спасительницу. Как быстро стал он
поправляятсься здоровьем. Как нетерпеливо ждал он каждого прихода принцессы
и как трудно было Эрне с ним расстоваться. Как они учились друг у друга
словам чужого языка. Как однажды нежный голос чужестранца произнес
сладостное слово "amo!" и как Эрна его повторила робким шепотом, краснея от
радости и стыда. И существует ли хоть одна девушка в мире, которая не
поймет, что слово "amo" значит "люблю", особенно когда это слово
сопровождается первым поцелуем?
Любовь - лучшая учительница языка. К тому времени, когда юноша, покинув
постель, мог прогуливаться по аллеям дворцового сада, они уже знали друг о
друге все, что им было нужно. Спасенный Эрною путник оказался единственным
сыном могущественного короля, правившего богатым и прекрасным государством -
Францией. Имя его было Шарль. Страстное влечение к путешествиям и
приключениям привело его в недоступные грозные горы Эрнотерры, где его
покинули робкие проводники, а он сам, сорвавшись с утеса, едва не лишился
жизни. Не забыл он также рассказать Эрне о гороскопе, который составил для
него при рождении великий французский предсказатель Нострадамус и в котором
стояла, между прочим, такая фраза:
"... и в диких горах на северо-востоке увидишь сначала смерть, потом же
синюю звезду; она тебе будет светить всю жизнь".
Эрна тоже, как умела передала Шарлю историю Эрнотерры и королевского
дома. Не без гордости показала она ему однажды доспехи великого Эрна. Шарль
оглядел их с подобающим почтением, легко проделал несколько фехтавальных
приемов тяжелым королевским мечом и нашел, что портреты пращура Эрны
изображают человека, которому одинаково свойственны были красота, мудрость и
величие. Прочитавши же надпись на стене, вырезанную Эрном Первым, он весело
и лукаво улыбнулся.
- Чему вы смеетесь, принц? - спросила обеспокоенная принцесса.
- Дорогая Эрна,- ответил Шарль, целуя ее руку, - причину моего смеха я
вам непременно скажу, но только немного позже.
Вскоре принц Шарль попросил у короля и королевы руку их дочери: сердце
ее ему уже давно принадлежало. Предложение его было принято.
Совершеннолетние девушки Эрнотерры пользовались полной свободой выбора мужа,
и, кроме того, молодой принц во всем своем поведении являл несомненные знаки
учтивости, благородства и достоинства.
По случаю помолвки было дано много праздников для двора и для народа,
на которых веселились вдоволь и старики и молодежь. Только королева-мать
грустила потихоньку, оставаясь одна в своих покоях. "Несчастные! - думала
она. - Какие безобразные у них родятся дети! . . "
В эти дни, глядя вместе с женихом на танцующие пары, Эрна как-то
сказала ему:
- Мой любимый! Ради тебя я хотела бы быть похожей зоть на самую
некрасивую из женщин Эрнотерры.
- Да избавит тебя бог от этого несчастья, о моя синяя звезда! -
испуганно возразил Шарль. - Ты прекрасна!
- Нет, - печально возразила Эрна, - не утешай меня, дорогой мой. Я знаю
все свои недостатки. У меня слишком длинные ноги, слишком маленькие ступни и
руки, слишком высокая талия, черезчур большие глаза противного синего, а не
чудесного желтого цвета, а губы, вместо того чтобы быть плоскими и узкими,
изогнуты наподобие лука.
Но Шарль целовал без конца ее белые руки с голубыми жилками и длинными
пальцами и говорил ей тысячи изысканных комплиментов, а глядя на танцующих
эрнотерранов хохотал как безумный.
Наконец праздники окончились. Король с королевой благословили
счастливую пару, одарили ее богатыми подарками и отправили в путь.( Перед
этим добрые жители Эрнотерры целый месяц проводили горные дороги и наводили
временные мосты через ручьи и провалы. ) А спустя еще месяц принц Шарль уже
въезжал с невестой в столицу своих предков.
Известно уже давно, что добрая молва опережает самых быстрых лошадей.
Все население великого города Парижа вышло навстречу наследному принцу,
которого все любили за доброту, простоту и щедрость. И не было в тот день не
только не одного мужчины, но даже ни одной женщины, которые не признали бы
Эрну первой красавицей в государстве, а следовательно на всей земле. Сам
король, встречая свою будущую невестку в воротах дворца, обнял ее,
запечатлел поцелуй на ее чистом челе и сказал:
Дитя мое, я не решаюсь сказать, что в тебе лучше: красота или
добродетель, ибо обе мне кажутся совершенными...
А скромная Эрна, принимая эти почести и ласки думала про себя:
" Это очень хорошо, что судьба меня привела в царство уродов: по
крайней мере никогда мне не представится предлог для ревности ".
И этого убеждения она держалась очень долго, несмотря на то, что
менестрели и трубадуры славили по всем концам света прелести ее лица и
характера, а все рыцари государства носили синие цвета в честь ее глаз.
Но вот прошел год, и к безнадежному счастью, в котором протекал брак
Шарля и Эрны прибавилась новая чудесная радость: у Эрны родился очень
крепкий и очень крикливый мальчик. Показывая его впервые своему обожаемому
супругу, Эрна сказала застенчиво:
- Любовь моя! Мне стыдно признаться, но я... я нахожу его красавцем,
несмотря на то, что он похож на тебя, похож на меня и ничуть не похож на
наших добрых соотечественников. Или это материнское ослепление?
На это Шарль ответил, улыбаясь весело и лукаво:
- Помнишь ли ты, божество мое, тот день, когда я обещал перевести тебк
надпись, вырезанную Эрном Мудрым на стене охотничей комнаты?
- Да, любимый!
- Слушай же. Она была сделана на старом латинском языке и вот что
гласила: " Мужчины моей страны умны, верны и трудолюбивы: женщины - честны,
добры и понятливы. Но - прости им бог - и те и другие безобразны ".

Популярность: 7, Last-modified: Fri, 19 Mar 1999 15:44:53 GMT