Не раскрашивай живые цветы
Не раскрашивай живые цветы
http://passions.ru/family/img/emotions.jpg Алену знакомые и близкие иногда называют одинокой женщиной, чего она на дух не переносит и всегда огрызается: — Я не одинокая, я свободная.
По большому счету, наверное, так и есть. Телефон в ее квартире звонит достаточно часто, подруги откровенно предпочитают ее общество другим развлечениям, друзья-мужчины тоже имеются: с кем-то — в театр, с кем-то — просто посидеть, поговорить "за жизнь", с кем-то поехать погулять за город. Наверное, есть и другие мужчины, не просто друзья, но о них Алена не очень любит распространяться и только иногда произносит туманную фразу типа:
— Мужчин должно быть много, и каждый должен выполнять свою функцию...
Теория, конечно, интересная, только как-то я застала Алену с молотком в руке, когда она пыталась вбить гвоздь в кухне, и при этом сквозь зубы шипела что-то невоспроизводимое. Когда я оторвала ее от этого увлекательного занятия, она с обычной своей усмешкой спросила:
— Интересно, сколько мужчин нужно иметь в своем окружении, чтобы нужный гвоздь был забит в нужное время?
Аленины риторические вопросы я обожаю. Они никогда не окрашены ни трагизмом, ни жертвенностью и всегда звучат так, как если бы Алена только что рассказала очередной анекдот или собирается рассказывать новый. Клара Новикова, да и только. Хотя — это ведь тоже талант: рассказывать о своих неудачах и злоключениях так, чтобы слушатели катались по полу от смеха, а не всхлипывали от жалости к рассказчице.
Муж — первый и последний — ушел от Алены, когда их сыну было двенадцать лет. Потом, правда, попросился обратно, но Алена уже вкусила сладкий и доселе запретный плод свободы и наотрез отказалась от семейного счастья. Несмотря на то, что большинство подруг и знакомых считало ее откровенно чокнутой — бабе под сорок, а она ломается, как копеечный пряник! — она от своего не отступила, а особо настырным объясняла свою позицию так:
— Я провела в непрестанных супружеских радостях тринадцать лет. Больше дают только за убийство с заранее обдуманными намерениями. И вообще хорошую вещь браком не назовут.
Самое интересное, что поскольку Алена категорически не желает еще раз переступать порог загса, женихов вокруг нее вертится видимо-невидимо. Она, правда, на этот счет не слишком обольщается, и когда речь заходит о нежных чувствах к ней ее воздыхателей, только фыркает:
— Подождем до первого гвоздя.
Действительно, при малейшей попытке использовать воздыхателя по назначению, то есть приспособить его к каким-нибудь общественно-полезным работам, кавалер исчезает как сон или как утренний туман. Некоторые исчезают до выполнения этой работы, особо порядочные — после. Алена в таких случаях философски пожимает плечами и изрекает:
— Еще один безвременно ушел...
Впрочем, лет пять тому назад мне показалось, что один из мужчин все-таки произвел на Алену более чем глубокое впечатление. Она стала мягче, женственнее, на настырные вопросы о новом друге сердца отделывалась не острыми словечками и скептическими усмешками, а молчанием и какой-то смутной улыбкой, причем скорее нежной, нежели насмешливой. Словом, женщина расцвела, не дожидаясь заветного рубежа в сорок пять лет, когда, по народной примете, "баба ягодка опять". Потом начались туманные намеки на то, что свобода, конечно, штука хорошая, но на хлеб ее не намажешь и вместо скатерти не постелишь. Словом, дело явно шло к свадьбе, но... так никуда и не пришло. На полгода Алена исчезла из поля зрения своих друзей и знакомых, а когда вновь появилась — это была прежняя язвительная насмешница и непримиримая сторонница личной свободы с коронной фразой:
— Ничто так не разделяет любящие сердца, как общий ночной горшок.
О том, что произошло между ней и ее избранником, никто так никогда толком и не узнал. Даже я, всегда претендовавшая на роль ближайшей и доверенной подруги, услышала от Алены в качестве объяснения только хитроумный, не без изящества "закольцованный" пассаж:
— Все бабы — дуры. Но на самом деле дуры не все бабы, а только те, кто думает, что все мужики — козлы. Но на самом деле козлы не все мужики, а только те, кто думает, что все бабы — дуры.
— Переведи, — попросила я.
— Это непереводимо, — отмахнулась она. — Это нужно пережить и прочувствовать или понять верхним чутьем. Как анекдот.
— Тебе плохо? — попыталась подъехать я с другой стороны.
— Хорошо тому живется, у кого одна нога: и подошва меньше трется, и не надо сапога, — ответила Алена. — Не бери в голову, все нормально. Просто не надо раскрашивать живые цветы...
— Что-что? — обалдела я.
— Песенка такая есть. Целиком не помню, но смысл в том, что нужно вести себя хорошо, не рисовать на карте развивающиеся страны и не раскрашивать живые цветы. Там еще много чего интересного было, но я записать не успела....
Странно, что она не запомнила всю песню целиком. Память у Алены феноменальная, особенно на то, что ее так или иначе касается, а уж на стихи — тем более. Впрочем, это, кажется, была нерифмованная песня. С рифмованными проблем не возникало.
Телепатия, безусловно, существует, потому что Алена вдруг задумчиво произнесла:
— Знаешь, никак не могу отделаться от одной песни. Привязалась — и все тут. Даже не песня, а один куплет. Глупость, конечно...
Куплет явно не тянул на шедевр поэтического творчества, но кое-что прояснил в истории Алены. Во всяком случае, для меня.
"Я не буду одинока, так и знай,
Что еще мне жизнь моя преподнесет...
Но ты помнишь тот безумный месяц май?
Знаю — помнишь. Остальное все не в счет".
После этого Алену вдруг прорвало. В первый раз на моей памяти она говорила о своей личной жизни почти серьезно. Впрочем, если бы серьезность была стопроцентной, это уже была бы не Алена.
— Никогда, ну просто никогда не нужно переводить мужчин из одной категории в другую! Друзья не должны становиться любовниками, это противоестественно, это — почти кровосмешение. Сначала все прекрасно и изумительно, а потом... Потом начинаешь жалеть о тех днях, когда никто ни в кого не был влюблен и уж тем более — не любил. Впрочем, он меня и не любил, это я на старости лет из ума выжила. Слава Богу, справилась. Врагу не пожелаю того кошмара, который пережила. Если еще раз почувствую хоть малейшие признаки чего-либо подобного — отравлюсь. Или попрошу кого-нибудь меня пристрелить, чтобы долго не мучилась. Любовь — это душевная болезнь. Сумасшествие, если угодно. Ни один мало-мальски разумный человек добровольно никого не полюбит. Я выздоровела. Но только потому, что хватило чувства юмора. По-другому с этой заразой справиться невозможно. Мир уцелел потому, что смеялся, так ведь? Вот и я тоже...
Не знаю, как насчет мира, но Алене действительно удалось выскользнуть практически невредимой из ситуации, в которой девять из десяти женщин обречены на беспомощное барахтанье в отрицательных эмоциях и, в конечном итоге, на саморазрушение. Большинство женщин при этом задается вопросом: "Как мне вернуть его любовь?". А также не менее "оригинальным" вопросом: "Мой милый, что тебе я сделала?". То есть заведомо считает себя виноватой в том, что не сложилось, не утряслось, не сохранилось, не развилось во что-то еще более большое и прекрасное, чем первые мгновения взаимной любви. И тем самым подписывает себе смертный приговор, поскольку, если верить французской поговорке: "Кто оправдывается, тот и виноват". Но насколько легко справиться с собой и своими эмоциями, чтобы вновь обрести вкус к нормальной жизни, без страстей и заламывания рук? Или это настолько тяжело, что практически мало кому удается?
— Тяжело в леченье — легко в гробу, — хмыкнула Алена в ответ на мой вопрос. — От любой дурной привычки трудно избавиться. Алкоголизм, к примеру, вообще не излечим, особенно женский. Но в один прекрасный день я поняла, что мне нравится быть несчастной. Что я упиваюсь этим своим состоянием, мне просто в кайф себя жалеть и подбирать к своему состоянию самые трогательные рифмы. Стихов-то про женскую несчастную любовь — немерено. Как грязи. Когда стало ясно, что любовь ушла, помидоры увяли и вообще — спасибо за внимание, извините за беспокойство, простите, что без скандала обошлось, — я гордо повернулась и ушла, хотя через десять минут об этом пожалела. Как я потом с собой сражалась! Буквально оттаскивала себя от телефона, заставляла заниматься любыми делами, лишь бы ни о чем не думать. К тому же, мне работать надо. Никто меня на содержание брать не собирается. А моя работа, сама знаешь, рассеянности не прощает.
Работа у Алены действительно уникальная. Она переводит скучнейшие научно-медицинские тексты с русского на английский язык, который знает в совершенстве. Таких специалистов в нашей стране осталось всего ничего, но расслабляться нельзя, потому что молодые конкуренты дышат в затылок и только и ждут, когда "Акела промахнется". В смысле, когда Алена по каким-то. причинам не справится с очередным заданием и потеряет доверие работодателей. Такой роскоши она себе позволить не может даже теперь, когда благодаря ее связям сына удалось отправить учиться во Францию. Потому что деньги нужны всегда и не только на жизнь, а и на будущее — мало ли что может случиться? А рассчитывать на чью-то поддержку не приходится. Так что любовь любовью, но первым делом все-таки работа.
— А любимый, пока я пыталась справиться со своими эмоциями и одновременно не потерять работу, время от времени мне звонил и спрашивал, как я поживаю. Ему это было интересно, хотя я прекрасно знала, что он вот-вот женится на другой. Такая вот забота о бывшей любимой женщине... А в один прекрасный вечер я не сдержалась и, вместо того, чтобы бодрым голосом рапортовать, что все прекрасно и где-то даже удивительно, повела себя просто позорно. Стала лепетать о том, что не могу без него, что он меня околдовал, ну и прочую дребедень. Просила отпустить меня, не мучить... В общем, доставила мужику максимум удовольствия, которого он, право же, не заслуживал. А на следующее утро проснулась и поняла, что все кончено. Что мне не интересен человек, который с удовольствием слушает такие женские причитания. Что он просто дурак, наконец. И я выздоровела. Чего и всем остальным желаю. Особенно тем, которые как пригубили свой бокал тоски, так и тянут из него горечь, оторваться не могут. Между прочим, закусывать надо, а то и спиться недолго...
***
Три короткие истории, три судьбы. Диагноз, в принципе, один и тот же: несчастная любовь. Симптомы одинаковые — тоска смертная. Но ведь излечение, в принципе, возможно.
Только каждый должен найти свой собственный рецепт. Панацеи нет, ибо, перефразируя классика, все счастливые женщины похожи друг на друга. Но каждая — несчастна по-своему.
Светлана Иль
