Журнал «Вокруг света»
# ЛЮДИ http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/1026/
И СУДЬБЫ 01 июля 2005 года, 00:00
https://peopletalk.ru/userfiles/imag...E%D0%B4(1).jpghttp://www.vokrugsveta.ru/img/cmn/2006/09/25/025.jpgГоворя пристрастно, она стала автором всего «одного романа», который сразу после выхода, в общем-то, не принес ей большой славы.
Дело в том, что его первые читатели — американцы и англичане — были не совсем правильным адресатом. Настоящие поклонники ее бунтарского духа жили далеко от них — в вечно мятежной и дикой России.И пока писательница переезжала из города в город, с континента на континент, меняя ремесло и увлечения, они зачитывали ее «Овода» до дыр и боготворили героя романа.
Дожив до глубокой старости, она случайно узнала о том, что ее слава в далекой России незыблема, как стяг свободы.
Непокоренная узница
Замок Бларни — главная достопримечательность ирландского города Корка. Вдова покойного Джорджа Буля, преподавателя математики из колледжа Королевы, решила свозить своих пятерых дочерей в замок в последний раз. Скоро они переедут в Лондон, и, кто знает, увидят ли когда-нибудь ее дети родной город. «Младшенькой» Этель Лилиан, родившейся весной 1864 года, было всего шесть месяцев, когда умер ее отец и семья осталась практически без средств к существованию, вот почему Мэри Буль приняла такое смелое решение: переехав в столицу, она станет давать уроки и писать газетные статьи.
http://www.vokrugsveta.ru/img/cmn/2006/09/25/026.jpgЛили в замке впервые. Мама показывает ей знаменитый камень Бларни, потрескавшийся, покрытый мхом и пахнущий морскими ветрами. Лили гладит древний камень. «Люди верят в то, что всякий, кто дотронется до него, будет наделен даром», — рассказывает мама. Лили спрашивает: «Что будет, если какой-нибудь человек дотронется до камня дважды? Он что, получит два дара?» Мэри не знает, что ответить дочери. Она говорит, что, скорее всего, такой человек получит дар вместе с какой-либо способностью. Ведь можно обладать только одним даром. «А как отличить дар от способности?» — не отстает Лили. Мэри пускается в объяснения. Вопросы дочери часто ставят ее в тупик. Лили растет излишне впечатлительной. Она любила слушать рассказ матери о том, как однажды семья Буль приютила в своем доме двух итальянских революционеров — графа Кастелламаре и Карло Поэрио, приговоренных к пожизненному изгнанию. Их посадили на корабль, следующий из Италии в далекую Америку. Но изгнанники потребовали у капитана отвезти их в Англию, а когда он отказался, подняли мятеж. Вся команда перешла на их сторону. Корабль бросил якорь близ Корка. Сердобольный либерал Джордж Буль и его жена поселили беглецов на чердаке своего дома. Поправив здоровье, итальянцы уехали, горячо уверив своих благодетелей, что вечно будут их должниками. Эта романтическая история долго будоражила фантазию Лили. Хотя ее самой тогда еще не было на свете, она рассказывала сестрам о том, как она якобы приносила еду графу Кастелламаре, который был так слаб, что не мог спуститься вниз к обеду. Она «вспоминала», как он был добр, благороден, как он полюбил ее и предложил уехать с ним, чтобы вести жизнь, полную приключений. Но она отказалась — ей не хотелось оставлять маму. Как же это романтично — быть изгнанником! «Хотя быть той, кто спасает изгнанника, тоже неплохо», — думала Лили.
https://pinsklib.by/wp-content/uploa...4-19.04.19.jpgВ восемь лет девочка заболела рожей. Как только недуг отступил, Мэри решила отправить дочь на поправку в деревню. Бледная и худая Лили поселилась в Ланкашире, у своего родного дяди. Дядя служил управляющим шахты, но главным своим призванием считал искоренение людских грехов. За детьми следует наблюдать с особым тщанием: «Едва укоренившись в их душах, порок тотчас расцветает пышным цветом, словно сорняк на удобренной почве», — считал он. Однажды дядя обвинил девочку в краже куска сахара. Лили молчала и не признавалась — сахара она не брала. Ее заперли в темной комнате. Лили дрожала от страха. «Господи, — шептала она, — если ты меня отсюда не вызволишь сейчас, сию секунду, я никогда больше не буду тебе молиться!» Но Бог ее не слышал… Может быть, он спал? Как было бы хорошо, если бы пришел благородный граф Кастелламаре и спас ее. Чтобы было не так страшно, Этель тихо повторяла свое любимое стихотворение Вильяма Блейка «Мошка», смешное и грустное одновременно. «Беспечно я танцую, пою я как во сне, пока судьба вслепую сломает крылья мне… Счастливой мошкою летаю, живу ли я, иль умираю…» Стать бы маленькой мошкой и улететь отсюда. Дядя, решив, что вразумил строптивицу, снова потребовал, чтобы она признала вину. Ответом ему было молчание. Тогда он пригрозил, что силой вольет ей в рот специальное лекарство, с помощью которого и обнаружит, что именно она съела сахар. Твердым тоном Лили произнесла: «Я утоплюсь в пруду». После этого ее оставили в покое. Она покинула Ланкашир в состоянии нервного срыва. Но сдержала свою клятву — никогда больше не обращаться к Создателю с молитвой. А образ мучимого узника, которому достаточно произнести только «Да, я виноват» и двери темницы тотчас раскроются, — этот образ будет еще долго жить в ее мыслях.
Юноша из Лувра
В 1882 году Этель получила небольшое наследство и уехала в Берлин поступать в консерваторию по классу фортепьяно. Несомненно, дар, полученный ею от камня Бларни, — дар музыкальный. Однако сразу после того, как она окончила консерваторию, ее постиг странный недуг — судорогой сводило пальцы. Врачи терялись в догадках. О карьере профессиональной пианистки пришлось забыть. Это был удар. Лили чувствовала себя потерянной, ненужной. На оставшиеся после платы за учебу деньги она отправилась путешествовать, побывала в Шварцвальде, Люцерне, около года жила в Париже. В письмах домой Лили писала, что задерживается во французской столице из-за портрета… Мэри недоумевала — что это за портрет?
Однажды в Лувре ее внимание привлек «Портрет молодого человека», написанный неизвестным художником. На картине был изображен итальянский юноша, одетый в черное и в черном же берете. Лили часто думала об этом молодом человеке, жившем четыреста лет назад. Глаза его печальны, но как горд он. Наверняка, в прошлом юноша очень страдал… И собственные беды вдруг показались ей такими ничтожными, и она вновь и вновь приходила в галерею посмотреть в эти глаза.
Лили сама давно носит только черное, подражая известному итальянскому карбонарию Джузеппе Мадзини. Девушка где-то вычитала, что этот итальянский патриот, проведший в изгнании большую часть своей жизни, поклялся в юности никогда не снимать траура по своей угнетенной родине. Этель покинула Париж, увозя с собой копию «Портрета молодого человека». С этого дня он был всегда с ней. Она нашла своего героя. Да, он будет именно таким. Но картина всего лишь картина. Лили неизвестно его прошлое, как он стал тем, кто есть. Знать бы, как он улыбался, поговорить с ним.
И герой явился. Весной 1881 года английские газеты обсуждали только одну тему — убийство заговорщиками русского царя. Кто-то восхищался «апостолами кинжала и нитроглицерина», кто-то именовал их ниспровергателями божьих и человеческих устоев. На чьей стороне была Лили?
В это же время она наткнулась на книгу под названием «Подпольная Россия». Издание состояло из очерков — о Вере Засулич, Софье Перовской, князе Кропоткине и других революционерах-народниках, которых автор, некий Степняк, знал лично. Кто такой этот Степняк? Она должна его увидеть!
И встреча состоялась. Со Степняком ее познакомила Шарлотта Вильсон, издательница журнала «Свобода». Много лет спустя именно с Шарлотты Лили «спишет» Джемму из «Овода». А пока о том, кого она так хотела увидеть. Этель узнала, что Сергей Степняк-Кравчинский родился на Украине, в семье врача, учился в Петербурге в артиллерийском училище, где и познакомился с вольнодумцами. Он стал одним из первых, кто «ушел в народ». Степняк писал прокламации, сочинял лубочные сказки, в которых простым языком убеждал крестьян в необходимости перемен. Постепенно Степняк сделался революционером-профессионалом. В 1875 году он участвовал в Герцеговине в антитурецком восстании, спустя два года уже партизанил в Италии вместе с карбонариями в горах провинции Беневенто, где и попал с повстанцами в тюрьму. Девять месяцев Степняк ждал смертной казни, но была объявлена амнистия. Беспокойный бунтарь вернулся в Россию. Жил тайно в Петербурге, готовясь совершить некую опасную акцию. Степняк вознамерился убить шефа жандармов Мезенцова. Что и сделал. Белым днем на людной улице он заколол Мезенцова кинжалом и благополучно скрылся. (Владеть этим оружием он научился в партизанском отряде в Беневенто.) После чего Степняк, обладавший железными нервами, спокойно жил в самом центре российской столицы, а полиция сбивалась с ног в поисках преступника. Вскоре он уехал за границу и вместе с женой поселился в Лондоне, где своим знаменитым кинжалом, тем самым, которым убил Мезенцова, он колол щепки для камина.
Российские звезды «аглицкой ведьмы»
«Как он отважен и добродушен, испытания ничуть его не ожесточили!» Все, что он говорит, кажется Лили правильным. Молодая мисс Буль понравилась Степняку и его жене Фанни. Они ласково называли ее «Булочкой» и учили русскому языку, а она их — английскому. Степняк рассказывал ей о России. Страна эта, с его слов, представлялась Лили ужасной: там без суда и следствия могли посадить в каземат или сослать в Сибирь, там царили несправедливость и угнетение. Степняк вел на страницах английской «Таймс» полемику с журналистом Джорджем Кеннаном. Кеннан утверждал, что Степняк сильно сгущает краски, что жизнь в России вовсе не так уж беспросветна. Впрочем, это и понятно, ведь Степняк — изгнанник, политический эмигрант.
Лили в замешательстве — кому же верить? Не может же Степняк быть обманщиком. А что если отправиться туда и самой во всем разобраться? Оставшихся от наследства денег хватит, чтобы оплатить проезд, а в Петербурге она станет зарабатывать на жизнь, давая уроки. Решено! Знакомые снабдили ее рекомендательным письмом в семью Веневитиновых. Мэри в ужасе — отпустить дочь одну в эту дикарскую страну! Она догадывалась, что Степняк пытался с выгодой для себя использовать восторженную неофитку. Но раз Лили решила… Мэри дарит дочери дорожную бамбуковую корзинку. «Эта корзинка приносит счастье, — говорит она. — Возьми ее с собой, тогда путешествие твое будет удачным и ты вернешься живой и здоровой». В Россию Лили везет не только мамину корзинку, но и письма Фанни к своим сестрам с просьбой приютить на время их «Булочку». Степняк, в свою очередь, надавал ей множество поручений. Лили хотела записать фамилии и адреса его петербургских знакомых, с которыми ей надо встретиться, но оказалось, что делать этого нельзя: почти все эти знакомые — «политические». Лили заучила адреса, имена и фамилии наизусть.
https://images11.domashnyochag.ru/up...d_930x510.jpegПо дороге в Петербург она на несколько дней остановилась в Варшаве и первым делом решила посмотреть варшавскую Цитадель. День был серый. Из сквера напротив Лили некоторое время разглядывала сырые мрачные стены. Крепость произвела на нее гнетущее впечатление: ей даже показалось, что она слышала звон цепей. Да, несомненно, Степняк прав, а значит, ей придется увидеть еще и не такие ужасы. Ей следует брать пример с него. Надо вести себя сдержанно, спокойно. И все же она прибыла в Петербург со взвинченными нервами. Когда на границе она впервые увидела жандармов, ей чуть не сделалось дурно. Пробыв в российской столице некоторое время, Этель отправилась в Воронежскую губернию, в имение Веневитиновых. «В мои обязанности входило давать детям уроки английского и играть на пианино по вечерам, когда бывали гости. О детях Веневитинова я помню главным образом, что крестным отцом одного из них был царь и что мы терпеть не могли друг друга», — вспоминала на склоне лет Этель Лилиан. Дворня именовала ее не иначе как «аглицкою ведьмою». Лили чувствовала себя заброшенной. У Веневитиновых она прожила недолго. В один прекрасный день скромный багаж «аглицкой ведьмы» сложили в просторную телегу, владелица его уселась рядом и покинула имение. В этот день ожидали солнечного затмения. В окрестных деревнях готовились к концу света и неустанно жгли лампадки перед иконами.
Сидя на телеге, Лили размышляла. Степняк прав, и ее истинное предназначение — помочь этим людям, живущим в нищете и невежестве. Наверное, этим даром наделил ее камень Бларни. Призывы Степняка упали на благодатную почву. Вернувшись в Петербург, она поселилась вместе с Прасковьей Карауловой, сестрой Фанни, неподалеку от Таврического дворца. Муж Прасковьи (или Пашеты, как ее звали близкие) Василий — в тюрьме: он «политический». Лили очень привязалась к сыну Пашеты Сереже. Мальчик называл ее Лялей.
Лето 1888 года Этель провела вместе с Пашетой и Сережей в Псковской губернии, в имении родителей арестованного Василия Караулова. Их господский дом давно пришел в негодность, но отважная путешественница с поистине английской невозмутимостью относилась ко всем бытовым трудностям. Отдохнуть этим летом ей не удалось. Времени не было даже на то, чтобы походить по темным липовым аллеям, примыкавшим к дому. Пашета лечила крестьян. С самого утра к «лекарше» выстраивалась очередь, а после врачевательница навещала тех, кто не мог прийти сам. Лили вместе с ней принимала роды, накладывала повязки. И Пашета скоро поняла, что Лили — вовсе не кисейная барышня: англичанку не смущал вид крови и гноящихся ран. Лили же гордилась новой ролью доброй самаритянки.
После того как они вернулись в Петербург, Пашета заболела — сказалось переутомление. Лили каждый день сама носила передачи ее мужу Василию Караулову в тюрьму на Шпалерной. Ей часами приходилось ждать, когда надзиратель возьмет у нее узелок с едой. Проводя здесь долгие часы, Лили видела разных обитателей петербургского «дна». Но после закалки «самаритянским» летом иностранку в России уже ничто не могло испугать.
Скоро Василий Караулов был отправлен в Сибирь. Пашета с сыном последовали за ним, а Лили вернулась в Англию. Она провела в России два нелегких года. Этель везла с собой несколько нелегальных рукописей и писем от друзей Степняка. Кто станет обыскивать английскую учительницу? Она благополучно покинула Российскую империю. А Департамент полици на всякий случай взял ее на заметку как лицо, «известное по сношениям с личностями политически неблагонадежными».
http://www.vokrugsveta.ru/img/cmn/2006/09/25/027.jpgПервые страницы
Два года почти постоянного нервного напряжения сказались — Лили овладела полная апатия. По дороге домой она остановилась в Париже, где обсуждали недавно построенную инженером Эйфелем башню. Лили чувствовала такой упадок сил, что даже ни разу не подняла в своем номере шторы на окнах, чтобы увидеть новое парижское чудо.
Здесь она пробыла недолго и почти сразу отправилась в Кемберленд, к знакомым. Пребывание на природе должно пойти ей на пользу. О Степняке она, конечно же, не забыла. К тому же герой ее вольнолюбивых дум оказался действительно прав: в России жутко… Лили послала ему чек на крупную сумму денег, подаренный ей промышленником Джоном Фальком. Русские эмигранты жили бедно, а у Лили был талант изыскивать для них средства. Она красочно описывала состоятельным господам лишения, которые терпят на чужбине пострадавшие за правое дело русские. Красноречие Лили, как правило, никогда не пропадало впустую: ей вручали наличные или чек. Себе она никогда ничего не оставляла.
Живя в Кемберленде, Лили по совету Степняка принимается писать «Овода» — роман о своем герое, которого она так долго вынашивала в сердце. Поиски его зародились в Лувре, а закончились в доме Степняка. Но ее герой женат и женат счастливо. Она напишет роман. Это будет ее роман, а значит, и герой его будет всецело принадлежать ей, и здесь, в вымышленном мире, она никогда его не потеряет. Его будут звать Артуром. Разумеется, он будет похож на дорогого ей русского друга. Тот же пронзительный взгляд. Неслышная, мягкая походка, словно у прирученной пантеры… Сделать ли Артура русским? Должны ли события, описанные в романе, происходить в России? В памяти всплыл рассказ матери о беглецах графе Кастелламаре и Карло Поэрио. Нет, местом действия будет Италия. И Артур станет наполовину англичанином, наполовину итальянцем. Лили торопливо писала: «Небольшого роста, хрупкий, он, скорее, походил на итальянца с портрета XVI века…»
Она вновь вернулась в Лондон. Надо помочь Степняку — он собирается издавать журнал под названием «Свободная Россия» — какой достойный почин! И вот уже Лили редактирует тексты, переводит и как всегда изыскивает средства. Со Степняком она виделась каждый день, но он теперь занимал ее мысли все меньше и меньше. Она думала об Артуре.
Осенью 1890 года Этель пила чай у Степняков, когда в дом вошел странный гость. Оборванный, голодный… Разумеется, из России. Степняк считал своим долгом приютить каждого земляка-эмигранта, помочь ему устроиться в Лондоне.
«Новенький» представился Михаилом Вильфридом Войничем. У него не было ни копейки, он бежал из Сибири. Адрес Степняка ему дала Пашета. Вскоре, одетый в пару с хозяйского плеча, накормленный Фанни Марковной, Войнич посреди рассказа о своих злоключениях вдруг пристально взглянул на Лили и спросил:
— Скажите, вы не были в Варшаве на Пасху в восемьдесят седьмом году? — Лили кивнула. Да, она останавливалась в Варшаве по дороге в Петербург.
— А вы были в сквере напротив Цитадели? — Лили ответила, что была.
— Я сидел в этой самой Цитадели. Я смотрел на сквер, на людей на воле и видел вас. Я вас запомнил. — Лили пожала плечами. Она отнеслась с недоверием к этому романтическому рассказу. Войнич встречался с Пашетой в Сибири, а Пашета знала о том, что по пути в Петербург Лили была в Варшаве и там ходила посмотреть на знаменитую Цитадель. Но Войнич действительно весной восемьдесят седьмого содержался в ее десятом павильоне. Он был членом тайной организации «Пролетариат». Нескольких его единомышленников арестовали и посадили в Цитадель. Войнич, оставаясь на свободе, долгое время готовил им побег. Узники должны были перепилить решетки и спуститься вниз по веревке. Войнич сумел втереться в доверие к начальнику охраны крепости полковнику Белановскому. Он был любителем карточных игр, и Войнич каждый вечер проигрывал своему новому другу крупные суммы денег. Полковник снабдил Войнича пропуском на территорию крепости. Накануне побега кто-то предал Войнича, и из лучшего друга полковника он превратился в узника Цитадели. Белановский возненавидел его лютой ненавистью. Он распорядился перевести Войнича в камеру, из окна которой открывался вид на двор, где регулярно вешали приговоренных к смерти. Вскоре Войнича сослали в Сибирь на пять лет, где ему удалось бежать из Иркутска. Его странствия длились четыре месяца. В Гамбурге он некоторое время жил в доках, прячась ото всех. И тут ему улыбнулась удача — попасть на судно, следовавшее в Англию. Чтобы заплатить капитану, согласившемуся тайно провести его на корабль, Войничу пришлось продать свои очки и жилет. На последние деньги он купил селедку и хлеба. Но беды его на этом не кончились: бурей судно отнесло к скандинавским берегам. И вот только сегодня ему удалось добраться до Лондона, имея при себе лишь селедочный хвост. Лили слушала рассказ Войнича… И ее скептическое выражение сменялось восхищением. Бунтарь, мученик, страдающий за дело свободы, очередная ипостась ее героя! А этот полковник-садист! Какой яркий образ! Испытывал ли Войнич серьезные чувства к молодой англичанке или им двигало одно только желание — устроиться как-нибудь в чужой стране? Так или иначе, летом 1892 года Лили стала миссис Войнич. А Степняк уехал в Америку добывать средства для «Свободной России». Вернувшись с деньгами, он основал Фонд вольной русской прессы. Своей задачей Фонд ставил печатание пропагандистской литературы и доставку ее по тайным каналам в Россию. Среди окружения Степняка Войнич пришелся не ко двору, его здесь терпели только ради Лили. Сама она работала на износ, а про мужа написала в письме знакомому: «Наш нигилист недурно чувствует себя под моим начальством. Он даже потолстел и мало-помалу перестает хворать. Не должен ли батюшка-царь меня искренне благодарить за то, что я берегу его собственную царскую дичь?»
Некоторое время Этель вела за мужа переписку — у него не действовала правая рука, которую когда-то жандарм проколол штыком. Лили даже ухитрялась, не имея «ключа», прочитывать зашифрованные письма, приходившие ему из России.
Ездила она и в Краков — навестить мать мужа, поскольку сам он был «невъездной». К этому времени терпению фондистов пришел конец, они более не хотели выносить вздорного Войнича. А Лили чувствовала все большую усталость — столько лет она работала без отдыха, почти задаром и урывками писала свой роман. А в последнее время ей только и приходилось, что мирить мужа со «степняковцами». В итоге всех передряг Войнич заявил, что он проживет и без Степняка. Вместе с ним покинула фондистов и его жена. Степняк не был в обиде на Лили, их продолжала связывать дружба.
Флорентийский финал
Она одна уехала в Италию и поселилась во Флоренции, где исписывала лист за листом, сутками не выходя из своей комнатки. Лили не читала газет, не отвечала на письма. Неделями она ни с кем не разговаривала. Одиночество ее не тяготило — с ней был ее Артур. Она любила его все больше и больше. Иногда Лили становилось очень жаль его — сколько ударов судьбы она ему уготовила, скольким испытаниям подвергла!
Живя в Тоскане, она работала с таким жаром, что даже не заметила случившегося там землетрясения. Когда тосканцы были в панике, Лили даже не подняла головы от наполовину исписанного листа. А листов становилось все больше, они лежали повсюду — на столе, на полу, на постели. Этель Лилиан чувствовала, что ее книга «недурно выходит».
Проведя четыре творческих месяца в Италии, она вернулась в Лондон. Книга написана. Лили влюбилась в свое творение, но полюбят ли его остальные? Что ж, не так уж это и важно, ведь писала она его главным образом для себя. Войнич охладел к революционным идеям. Они оба заболели. Он — апатией ко всему. Она — тоской по Флоренции, по дням, когда роман писался точно сам собой. Теперь же «Овод» закончен и писательница чувствовала себя опустошенной.
Степняк попросил дать почитать роман… Лили была счастлива, только нужно подождать, когда у нее появятся деньги, — надо сделать копию, а ей нечем заплатить переписчику.
Но случилось непоправимое: в декабре 1895 года ее самый близкий друг Сергей Степняк трагически погиб. И Этель Лилиан от горя слегла. «Инфлюэнца», — говорили близкие, Лили же знала, что болезнь ее называется по-другому, а именно «потеря всякого желания жить дальше». Но она должна еще опубликовать свой роман. Хотя наверняка и здесь ее постигнет неудача, никто не захочет читать «Овода», но… Степняк, он же так верил в нее. Лили вновь вспомнила стихотворение детства и то далекое чувство, когда ей казалось, что она та самая маленькая мошка, уносимая ветром. Она обязательно должна опубликовать роман, сделать это в память о нем, ее умершем друге, обладавшем «сердцем льва и добродушием ребенка». Ей придется научиться летать против ветра.
Книга небольшими тиражами почти одновременно вышла в Англии и Америке. Американский рецензент написал, что произведение госпожи Войнич весьма вредно для молодых неокрепших умов, так как «страницы наполнены кощунством и богохульством». Лучшей рекламы и не придумаешь. Весь американский тираж был продан, а многие читатели были убеждены, что автор книги — мужчина.
Этель же очень хотелось, чтобы «Овод» был опубликован в России. С начала 1898 года роман начал выходить отдельными главами (и с цензурными купюрами) в журнале «Мир Божий». Наконец-то ее герой заговорил по-русски — «Овода» перевела с английского знаменитая Зинаида Венгерова.
Отторгнутые премьеры
А супруги Войнич тем временем поселились в доме в Челси. Тяжелые времена, казалось, миновали. Войнич стал продавать антикварные книги. Поиск старинных рукописей превратился у него в настоящую страсть. Он хвастал тем, что у него нюх на удачные находки. И ему действительно везло. Он наткнулся на географическую карту, составленную Магелланом. А в итальянском городе Фраскати приобрел таинственный манускрипт, ныне известный как «Манускрипт Войнича». Книга была написана на странном языке, не похожем ни на один земной. Судя по изображениям растений, один из ее разделов посвящался ботанике. Но ни одно нарисованное дерево, ни один цветок даже отдаленно не были похожи на те, что растут на Земле. Лили была заинтригована не меньше мужа. Вспомнив, как блестяще ей удавалось прочитывать зашифрованные письма, она часами просиживала за книгой. Войнич утверждал, что когда-то манускрипт принадлежал императору Священной Римской империи Рудольфу II, жившему в XVI веке. Они попробовали дешифровать книгу, но тогда ничего не вышло.
Лили же предложили сделать из «Овода» пьесу. Ее давний знакомый, часто бывавший у Степняка, драматург Бернард Шоу помог ей. Он объяснил, что следует делать автору пьесы, чтобы не быть обманутым и получать регулярно свою часть прибыли. В марте 1898 года в «Виктория-Холле» впервые давали «Овода». Казалось, начался путь славы… Лили едет за океан — в Нью-Йорк на премьеру пьесы по мотивам ее романа. Спектакль поверг ее в ужас, хотя и был встречен зрителями на ура. На другой день газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала письмо Этель Лилиан Войнич: «Я не могу допустить, чтобы мое имя было связано с безграмотной мелодрамой, и отказываюсь получать за нее гонорар».
Успех «Овода» ей повторить так и не удалось, ее другие романы казались его бледными подобиями. Лили постепенно смирилась с мыслью о том, что ее удел — быть автором лишь одного произведения. Теперь она находила удовольствие в сочинении музыки. В 1917 году, узнав о произошедшей в России революции, она принялась за сочинение оратории «Вавилон». Над ней Этель с перерывами работала почти тридцать лет…
http://www.vokrugsveta.ru/img/cmn/2006/09/25/028.jpgВозвращение Овода
В 1920 году супруги Войнич по экономическим соображениям решили переселиться в Америку. И Лили снова упаковывает багаж. И, как раньше, куда бы она ни ехала, всегда берет с собой три вещи: копию «Портрета молодого человека», фото Степняка с дарственной надписью и счастливую корзинку, подаренную матерью.
Чета обосновалась в Нью-Йорке. Михаил устроился работать в книжной фирме, Лили же отшлифовывала свой «Вавилон» и кантату под названием «Подводный город». Их американские друзья называли ее «И-Эль-Ви». «Овод» был окончательно всеми забыт. Эта занятная пожилая дама — писательница? Что за ерунда! Она и сама отрицает это. Да, когда-то она написала книжку… И Этель вновь садилась за рояль.
Здесь они с Михаилом стали совсем чужими друг другу. В нем не осталось ничего от того бунтаря, который явился к Степняку с селедочным хвостом в кармане. Теперь он — почтенный книготорговец с брюшком и скверным характером. А может быть, он никогда и не был бунтарем. Когда-то она, чувствуя себя одинокой, просто придумала Михаила Войнича, как придумала Артура. Реальные люди и книжные герои — не одно и то же. Артур всегда оставался постоянным, в отличие от ее мужа… Жили супруги Войнич скромно. Продажа манускрипта могла бы облегчить им жизнь, но Войнич ни за какие деньги не желал расстаться со старинной книгой. В 1930 году Михаил умер. И Этель поселилась с подругой-компаньонкой и постепенно перестала выходить на улицу. В 80 лет она написала роман о прабабке Овода — Беатрисе, жившей в XVIII веке. И-Эль-Ви и не предполагала, что судьба готовит ей еще одно испытание — на сей раз медными трубами. Когда-то она долго искала своего героя, а теперь роман нашел ее сам. Она не знала, что главы из «Овода» вырывали из номеров русского «Мира Божьего», сшивали и зачитывали до дыр. Романтическое бунтарство Овода было столь привлекательным, что множество молодых людей и девушек, прочитав книгу таинственного Э.Л. Войнича и пролив по герою потоки слез, «уходили в революцию». А сам роман прочно обосновался на книжных полках многих поколений уже советских читателей. Все были убеждены, что Э.Л. Войнич жил в Италии в 30-е годы XIX века и сам был членом организации «Молодая Италия». Войнич — русский, считали другие. Но в одном все сходились — он давно умер.
http://www.vokrugsveta.ru/img/cmn/2006/09/25/029.jpg
Все изменилось в 1955 году. Там, где ее роман обрел второе рождение, вдруг узнали, что создательница его жива и ее адрес есть в справочнике «Who is who?» В ее маленькую квартирку нагрянули советские журналисты. Лили в смущении. Не забыла ли она русский язык? Не покажется ли им нелепой ее речь? И, вообще, не розыгрыш ли это? Цифры тиражей изданий «Овода» в СССР просто фантастичны, так не бывает. Войнич уверяла гостей, что она вовсе не писательница, вот единственное ее стоящее творение — и садилась играла свою ораторию. Но эти люди ее не слушали и просили рассказать о том, как был написан «Овод».
Американские журналисты тоже не смогли пройти мимо этой истории. Английская писательница, шестьдесят лет назад написавшая роман «из итальянской жизни», стала в Советском Союзе признанным классиком!
Газета «Нью-Йорк уорлд телеграм» 12 марта 1957 года вышла с заголовком на первой полосе «Роман шестидесятилетней давности пробивает железный занавес». Лили перевели из СССР ее гонорары. Письма из России теперь приходили к ней мешками. Посетителей все прибывало. Лили никому не отказывала. Она радушно зачитывала им письма Степняка, показывала старые фотографии и больше не пыталась протестовать музыкой, когда ее называли писательницей. Эти неугомонные русские даже притащили к ней домой киноаппарат и коробки с пленкой и показали советский фильм «Овод». Лили была благодарна им, но, посмотрев картину, произнесла: «Нет, это совсем не так».
https://www.eg.ru/wp-content/uploads...-pre022349.jpgВ конце июля 1960 года Лилиан Войнич умерла в своей скромной квартирке на 17-м этаже. Она прожила почти сто лет. Ее дорогой Степняк часто говорил, что хотел бы когданибудь отпраздновать свое столетие. Не пришлось. Стояла жара, большая сонная муха с глухим жужжанием билась об оконное стекло.Лили вспомнилось: «Похожа ли я на мошку, такую же, как ты? А может быть, ты сама найдешь свои черты во мне?»Она составила завещание… Она хочет, чтобы тело ее кремировали, а прах развеяли над Центральным парком Нью-Йорка. И тогда она словно растворится без следа. А может, будет летать где-нибудь счастливой мошкой…
Наталья Клевалина
