Синие яблоки. Рассказ из жизни

Нина, мать-одиночка с изрядно подмоченной репутацией, устроилась аппаратчицей на Биохимзавод прошлой весной. Уже в мае, идя со смены, она любовалась цветущими яблоньками, посаженными возле корпусов завода, для улучшения экологии, да и просто для красоты. А с экологией на Биохиме как видно, был полный швах, потому что к августу на яблоньках налились плоды необычного синевато-зеленого оттенка.
Но Нина, несмотря на странный цвет биохимовских мутантов, по-прежнему заглядывалась на молодые синеватые яблочки. “Словно моего сыночки глазки,” - думала она. И правда, в Славике, появившемся в её жизни жданно, но негаданно, она души не чаяла. В отношениях с сильным полом Нину то и дело преследовали неудачи. Её крепко сбитая коренастая фигура на коротких кривоватых ногах отнюдь не способствовала проявлению романтических чувств. «Подать себя» женщина не умела: одевалась в экстремальное «мини», красилась так, что «штукатурка падала»... И липли к ней, как мухи, те, кто хотел быстрой связи без обязательств: проблемные, неравнодушные к алкоголю слабаки...
Как часто бывает, Нина начала пить «за кампанию», а закончила женским алкоголизмом - сама стала искать компанейских собутыльников. Так текли впустую и бестолково ее лучшие годы. Ей было уже сильно за тридцать, когда появился, по какой-то женской оплошности, на свет её сын Славик... Внезапная беременность сулила нашей героине избавление от осточертевшего одиночества. Даже мать Нины не сильно разорялась, узнав о подарочке «в подоле». "Авось, остепенится, при ребенке-то!” - чаяла она в глубине души.
Первые три года после рождения Славика Нина была всецело поглощена материнской заботой. Потом женское одиночество взяло свое, и молодая мать вновь отправилась на поиски злачных компашек... таким местом стала лесобаза, а легальной причиной её посещения – проблемы с финансами. После уборки на лесобазе, где кочевало множество одиноких мужиков, работники собирались в комнате отдыха «расслабиться». Релакс не обходился без застолья со спиртным, а там - и разговоры, и анекдоты, и даже песни... А песни были козырным номером для Нины - когда она запевала кто-нибудь в компании собутыльников бросал одобрительно: «Да тебе бы, Нинка ,в ансамбле «Золотое кольцо» петь – Кадышеву небось подвинула бы»! Голос у Нины и впрямь был прекрасный: глубокий, бархатистый, томный. Таким голосом не хиты-однодневки для пьяной компании петь - им целые залы околдовывать можно, при должном обучении, но... Никто из ее окружения, включая саму Нину, не понимал в этом толк, не умел расслышать всего очарования её голоса, который не удалось окончательно испортить даже пьянкой и никотином… . И если б Нина сама в себе смогла бы расслышать это данное ей природой чудо, то в зеркале она увидела бы не вульгарную крепко сбитую толстушку, а её жизнь могла бы сложиться совсем по-другому...
История, в том числе и житейская, как известно, не терпит сослагательного наклонения. Нинина жизнь так и катилась вниз по наклонной. Персонажи ее интимных историй раз от разу опускались все ниже и ближе к «плинтусу» -ранее судимые, полубомжеватые, с психическими проблемами, находили более и менее кратковременный приют в объятиях Нины. «Терялись» они, как правило, когда в кошельке их "дамы сердца” становилось пусто.
Тогда Нина вновь возвращалась к трудовым будням. Бригадирша с Биохима за эти загулы обещала всякий раз Нинку уволить по “горбатой”. Однако держала пока, не без тайного умысла – загулявшей можно было всегда поставить бесплатные или невыгодные сверхурочные часы. С такими сверхурочными копеечными заработками до закрытия кредитов Нине было как пешком до Луны…

​И всякий раз, когда она сидела снова без копейки в кошельке, к ним заявлялась ее золовка Рая. Она то начинала тыкать ей в лицо неоплаченными квитанциями, то трясла детскими штанами с протертыми коленками: «Как не стыдно в эдаком тряпье своего ребенка на люди водить!» Золовка спала и видела, когда ж можно будет выгнать Нину из «трешки», где она жила с матерью и сыном. В то время как она с мужем, Нининым братом, и с двумя детьми платили ипотеку за «двушку». Матери-одиночке, видишь ли, уступить надо было! А муж ее еще и иногда подкидывал сестре на племянника – все-таки одна ж баба ребёнка растит... Вот она и стала донимать Службу опеки, дабы обратили внимание на нерадивое исполнение материнских обязанностей. «Мы ради принять племянника в семью, дабы спасти от пагубного внимания пьющей матери», - твердила она сотруднице из опеки, и в её аргументах резон конечно был.
Служба опеки поставила семью Нины на учет, а саму мать обязало ходить на исправительные беседы, которые Нина всегда пропускала – или просто не ходя на них, или «мимо ушей». Приходила она в основном за подарками и льготами, положенными ей как матери-одиночке.
Время шло, и Славик подрастал как, слава Богу, вполне нормальный ребенок. Его отцом был еще не настолько испорченный экземпляр мужской породы. Служба опеки отклоняла золовкины иски о лишении материнских прав, так как явно опасного влияния матери на ребенка не обнаруживали. Ну, попивает, ну, гуляет – мало ли у нас таких!
Однако два фактора ухудшали положение Нины – это растущие как снежный ком долги, и возрастающая пьяная агрессия. Как правило, у Нины после очередного алкогольного срыва её злость обращалась на мать. Все материнские нотации, выговоры, упреки, соединялись тогда в один болезненный удар - обиду за всю её неудавшуюся жизнь.... Любое слово матери поперек, даже укоризненный взгляд, обращал Нину в зверя, который бросался, вопил, проклинал страшными словами, дрался... Малыш тоже боялся за бабушку, которая нянчилась с ним побольше матери. Итак, при очередном пьяном буйстве бабушке с сыном спасались бегством на площадку, к соседям, а те - вызывали полицию.... Кончалось это для Нины бесславно – ночью в КПЗ и полицейскими протоколами. А потом напичканная долгами и внушениями Нина вновь возвращалась к трудовым будням.

Как-то в пятницу после ночной смены, когда полусонный народ медленно плелся к проходной, над Ниной подшутил грузчик Валерьяныч. Перед самой проходной шутками и смехом запихал ей в карманы по яблоку, показывая на нее хмурой контролерше, которая выпускала работников с завода:
- Держи несуна – вот кто народное добро-то тырит с производства!
Нина парировала шутку:
- Это тебя на проходной раздевать до трусов надо, да ты и так фуфырик спирта пронесешь!
- Не-е-е-ет, Ниночка, я его спрятал в животике, - растягивал слова Валерьян, и, сделав шкодную физиономию, погладил себя спереди по засаленной спецовке.
Сонные работники слегка оживились и даже хохотнули, а Нина, забывшись, так и пришла с заводскими яблоками в карманах. Лишь дома, переодеваясь, она вытащила мелкие синеватые плоды из карманов.
Держа яблоки в руках, Нина раздумывала об их странности. Слыхала она, что магазинные яблоки тоже “химией” удобряют сверх меры. А эти, биохимовские, на своей же, лекарственной химии выросли. Местные алкаши фуфырики ими закусывают - и им хоть бы хрен, ничего не делается! Советуют даже при гриппе или простуде вместо лекарства этих яблок пожевать.
Смотрелись эти синеющие плоды необычно, чудновато. “Словно с другой планеты”, - подумала Нина, хотела уже выбросить их, но любрпытсво вдруг верх взяло - какие они, в самом деле, на вкус? Вертя яблоко в руке, женщина машинально откусила от него. Вкус плода показался ей странным, но приятным - напоминающим какое-то лекарство из детства. Что-то вроде пектусина... Нина откусила ещё и еще, и вдруг… голова у нее закружилась. Пытаясь остановить головокружение, она села за стол и положила голову на скрещенные руки. Перед глазами завертелись синие круги. “Отравилась!” - мелькнула в Нининой голове мысль, покуда обыденное сознание в ней еще присутствовало. Оно быстро погружалось в полную темноту, и Нина успела подумать: “Помираю!”
После непроглядной тьмы, длившейся неизвестно сколько, Нину повела за собой едва заметная полоска света. Она пошла по ней, как по дорожке, которая становилась все шире и светлее. Дорожка вывела на поляну, освещенную ослепительно-голубым светом. В ее центре стояло похожее на яблоню голубое дерево с ярко-синими плодами.
-Здравствуй, Нина! - услыхала она чей-то приветливый, ласковый голос. Ничего, кроме дерева, на поляне больше не было, и Нина нерешительно ответила:
-Здравствуйте... Яблоня!
- Наконец то ты пришла… Подойди ко мне поближе - хочу обнять тебя! - ответил все тот же голос.
Нина, все еще сомневаясь, что голос принадлежит стоящему перед ней дереву, сделала шаг навстречу Яблоне. Яблоня в самом деле обняла ее, наклонив и прижав к своему стволу ветвями... Нине тут же стало легко и сладко - как в забытом детстве, когда ее баюкали любящие руки. Страх и неуверенность сразу улетучились, и Нина спросила:

• А я где это я?
• У меня в гостях, - ответила Яблоня.
• Почему тут все синее и голубое?
• Это тебе так кажется. В мире, где ты живешь, мало света. Самый яркий ваш свет здесь - серый сумрак. Глаза твои не привыкли к нашему яркому и чистому свету, потому ты и видишь все голубым и синим.

Сколько-то времени они так постояли, обнявшись. Потом Яблоня спросила Нину:

• Из-за Славика печалишься?

Нина кивнула. Слезинки стеклянными бусами покатились из ее глаз:
- Все ради него, кручусь-верчусь, все одна... Как лошадь вкалываю, и все в долгах... А потом срываюсь... Хочется, чтобы меня любили! А кругом не любовь, а обман один...
Яблоня слушала Нину, покачиваясь на легком ветру, точно кивая головой, а ее ветви, точно руки, ласково поглаживали по спине Нину, а потом ответила:

• Тяжелый ваш мир... Там легко соблазниться и путь правды потерять. Но ты не отчаивайся. Знай же, Нина: что бы ни случилось, Славика я спасу! А ты думай, как самой спастись.
• От кого мне надо спастись? – настрожилась Нина.
• От зверя, которого впускаешь к себе…

Нина задумалась, и минуту спустя, спросила:

• Это… мама тебе жаловалась?
• Ты сама знаешь, милая, да и в нашем свете все ведь видать… Иди теперь в свой мир, но слова мои помни!

С яблоневой ветви упало и покатилось синее яблоко. Нина устремилась за ним вдогонку. Опять завертелись синие круги перед глазами, и тут она явно услышала, как кто-то позвал её, тряся за плечо. Она открыла глаза – это мать проснулась, пришла на кухню, и трясла ее, говоря: «Иди-ка, спать ложись».И Нина легла спать, а после и не помнила ничего: ни говорящей Яблони, ни ее синих яблок.

Так минула еще одна неделя. В выходные Нина пошла на «сверхурочные», чтоб добыть денег на обновление Славикова гардероба. В понедельник – снова на работу. Даже на родительское собрание заглянула, как примерная мать. Учительница странно глянула на Нину. , когда та подошла узнать про «успеваемость»… Неудивительно – ведь ей протоколы о Нининых буйствах высылались регулярно. Но, как положено, отчиталась перед родительницей об успеваемости, которая, кстати, и не страдала у её сына.
Неделя за неделей прошли примерно. Одни праздники кончились, до других было далеко. В соцзащите Нине выдали талон на консультацию, как закрыть кредиты. Она сходила. Там юрист повертел в руках её кредитные документы, хмыкнул несколько раз, потом сослался на законы, что возможно, проценты можно отсудить. Назначил Нине прийти еще раз, а пока велел никаких кредитов не брать и за квартиру платить регулярно. Нина ничего особо из консультации не поняла, но как-то обнадежилась.
Потом мать собралась на операцию по глаукоме. За Славиком следить было некому, и Нина примерной мамой сидела вечерами с ним, проверяла уроки, водила на прогулки. Хотя Славик был уже во втором классе, она опять смогла поймать ту позабытую уже ею радость, которая была в первые годы материнства. А Славик был как счастлив, что мама снова принадлежала ему! Изредка названивали прежние кавалеры, но Нина давала всем «отбой» - хватит уже проблем от них. И вообще… живут же другие женщины одни с детьми! Наконец, бабушке сделали операцию и выписали домой. Велели ходить аккуратно, не наклоняться, чтобы швы на глазах хорошо зажили. В пятницу брат с женой зашли проведать мать, бабушке и гостям, стихи наизусть за столом рассказывал.
Всё, казалось, шло на лад!
«Все хорошо у нас, Нина исправляется», - отчиталась мама Нины в опеке. Рассказала, что работает дочь второй месяц без срывов, никуда не ходит, у ребенка даже уроки проверяла…Сотрудница из опеки, слушая её, заполняла бумагу:
- Скоро тогда вас с учета снимем… Правда, у нарколога так и не была... Уговорите ее хоть как-то к нему сходить – после месяца чаще всего и срываются…
А в субботу Нину позвали на лесобазу… «Деньги-то нужны, а пить с этими алкашами – ну нет: они мне миллион, не меньше, задолжали», - думала про себя Нина, а матери про лесобазу – ни-ни. Сказала, на подработку пошла.
Мать, стоя в коридоре, отговаривала: - «Брось, Нин, эту субботу отдохни лучше с сыном: сходите куда-нибудь, я тебе денег-то дам...»
- Мам, блин, че ты дашь? Цены такие, сама знаешь, что с ребенком только по двору гуляй! И за квартиру должны.. Опять Райка ж примчится, ор опять будет…
… Вернулась Нина за полночь. Или не она – а злобный бес в её теле. Не своим тягучим плавным голосом, а страшным воплем вырвался он наружу, распаляемый обидами и местью… Мать, выйдя в ночнушке в прихожую, горько и тяжело выдохнула:
- Опять напилась?!…
- Заткнись!!! – взревел бес, и следом за ревом пожилой матери в голову полетел удар кулаком…
Та упала на пол, держась руками за глаз… Неожиданно много крови выступило между пальцев.
Зверь в Нине заметался и потерял ориентацию – лежащее без движения тело она пнула еще пару раз носком ботинка.. Глубокие ужас медленно всасывал ее, как болотная жижа… Что это??? Почему мать лежит и молчит, не отвечая на её оскорбления и удары?
В прихожей показалась фигурка Славика. Он трясся как осиновый лис и показывал на бабушку:
- Мама, почему ба упала?!
Вызвали скорую. В больнице диагностировали обширное мозговое кровотечение. Сказали, может, выживет, но может остаться слепой… Утренний звонок от врача оборвал и эту надежду.
… Как её брат оказался дома? Этого Нина не помнила. Помнила лишь, как его кулаки месили её лицо: боль не дала этого забыть. Со страшным, черным от побоев лицом, сидела Нина на допросе следователя, со всем соглашалась, подписала все бумаги. Ей дали срок «условно», ввиду обязанности по воспитанию сына. На похороны матери она, конечно, не пришла.
Через месяц, забрав из вещей самое необходимое, она переехала в коммуналку, купленную братом. Славик остался в трешке с дядей, тетей и сводными братьями.
Была поздняя, безнадежная уже в своей слякотной тоске осень. Яблоки на деревьях возле Биохима остались висеть только на верхушках. Но, подойдя, Нина увидела лежащие в траве буроватые падальцы и подняла три.
Дома она помыла поднятые с земли плоды. Открыла бутылку, налила полный стакан. Пила, не дыша, сколько смогла, и сразу закусила яблоком… Что ей сказать в поминальный тост?! Какими словами вымалить прощение?! Чтобы не дать рыданиям вырваться из горла, она принялась с остервенением грызть горько-сладкие яблоки …
И снова синие круги завертелись перед ее глазами, снова ухнуло её сознание в черный лабиринт… Она летела вниз, как в угольную шахту, все еще надеясь, что увидит в конце голубое сияние.

Тяжёлый рассказ...

Отличный рассказ. Очень грамотно написано (с литературной точки зрения).
​Персонажи получились живыми.

Очень грустный рассказ, беспросветный какой-то.
О вреде пьянства.
И яблоня не спасла. Ничего и никто не спасло.
​Хотелось бы другую концовку, но... что есть то есть...