Семья Крайс

СЕМЬЯ КРАЙС либретто к рок опере «Иисус Христос – superstar» Семья напоминала цыганский табор, кочующий по бескрайней степи съемных квартир. Единственным полу цыганом в этом таборе можно было назвать семидесятилетнего Шаби, награжденного Богом при рождении внешностью Омара Шерифа и склочным характером Фрекен Бок. День-деньской Шаби проводил научные изыскания в собственном носу с помощью многозначительного указательного пальца, периодически выпуская в мир полезную информацию по поводу чьих-то засоренных чакр, абсолютно не заботясь о внимании слушателей. Иногда отловив кого-нибудь из прохожих, Шаби с упоением погружал страдальцев в нескончаемые глубины своих знаний, пугая своим могучим и нудным интеллектом домочадцев и случайных знакомых. По рассказам выживших очевидцев, в молодости Шаби обладал пытливым умом (по этому он собственно и пытал им в преклонном возрасте), фонтанирующим чувством юмора и известной долей авантюризма, который в какой то мере сыграл с Еврейским Великим Комбинатором злую шутку. В шестьдесят пять, почувствовав свежий ветер перемен, Шаби с живостью спикировал на нездоровое поле бизнеса, посеяв там все свои сбережения. Подобно Карлсону каждодневно выкапывающему косточку от персика в ожидании ростков, Шаби ковырялся в носу и считал дивиденды от очередных копей царя Соломона. В какой-то момент, устав ждать от бездарных компаньонов прибыль, Шаби очаровал очередного «бабконосца» Великим Африканским Клондайком непуганых африканских идиотов и, взяв пятьдесят штук «зелени» отправился покорять порождающую алмазы землю. И, конечно же, в забытой Богом стране, «Джеймс Кук» из Иерусалима встретил земляка, который благополучно провел за эти деньги шоу. Растроганные дикари поначалу хотели съесть ничего не понимающего в алмазах Шаби, но одумались и благодаря вмешательству вовремя возбужденного Шабиной племянницей Интерпола, отпустили недоеденным домой. Дома, стряхнув остатки соли и специй, Шаби погрузился в самосозерцание. Вполне возможно, что в свободное от жизни время, он подрабатывал кормчим на лодке Харона, потому как, отключив некоторые рецепторы, он все больше погружался в себя, как подбитый товарищем Айсбергом «Титаник».
А в это время его бывшая жена Либерта, проводила время в борьбе за выживание семьи. Борьба заключалась в выслеживании в запретном районе холодильника, ее рано разжиревшего тридцатипятилетнего бездельника сына Джизуса, который начал испытывать кризис среднего возраста еще в шесть лет, но до сих пор не мог с этим самым кризисом покончить. В поисках работы, он погружался в неприлично голые недра холодильника и не обнаружив там ничего съестного, грустно вливал в себя халявное пиво с бородатым другом Клаусом. В силу своей прожорливости внешне Джизус напоминал Будду, характер имел Панический, то есть Пан и Сатир властвовали над его телом. Соответственно любвеобильность, даже некая похотливость преследовали его воспаленное в борьбе с сознанием воображение. Все ближайшие районы и даже некоторые города были окучены, окручены и использованы в великой борьбе полов. Тринадцатилетний сын Джизуса Георгий, победоносно забил на всех болт, пускал ветры и ковырялся в напоминающем дедушкин, «клюве». Оплачивала весь этот беспредел бывшая, а по сему благоразумная жена Джизуса Дездемона. Бросив Джизуса ради мавра из местных (который, сделав свое дело, соответственно ушел – хрен аравийский!) она с ненавистью терпела храпящего на балконе, бездомного и бесполезного в плане финансов Джизуса. И вся эта шобла проживала в трехкомнатной квартирке с видом на парк еврейского периода с остовами полуразрушенных динозавров строений и соленой лужицей моря. Либерта – женщина конкретная, занималась модным, среди оккультистов, эзотериков и прочих просветленных, лечением посредством наложения рук. Соответственно к ее огромному сердцу стягивались все убогие, больные и сумасшедшие, чтобы ощутить благостные длани Мастера, а заодно «присесть» на, всегда распахнутые уши. Толстомудрый Джизус испив живительного пивка в обществе какого-нибудь гремящего цепями Гименея, приятеля обычно предавался после этого разврату, разгрому, разблюю и расплате, когда по утрам нависающая глыба Либерты вбивала в его измученный мозг гвозди проникновенных слов. Как и всякий, не понятый при жизни святой, Джизус мог быть очень убедителен в качественных, но вялых «отмазках» своих. Поэтому Либерта смягчалась и уходила залечивать душевную травму очередного юродивого, ласково называя сына козлом и вонючкой. А еще у семьи Крайс было множество близких, дальних и очень далеких родственников, которые их очень любили. Шабин брат, Ной, например, при встрече всегда искал в нем новые трещинки и признаки маразма. Наверное, потому что Ной был младше, а Шаби вероятно изображал лакмусовую бумажку семьи. Поэтому Джизус и сам иной раз размышлял о том, что для него являлось благородным безумием, а что могло обернуться совершенно плебейским слабоумием. Гамлетом можно быть и по приколу, но в Датском королевстве проще быть Швейком.
С людьми Джизус сходился легко и беспорядочно. Женщин любил, друзей терпел. Друзья заботливо звонили и приглашали выпить водки. После чего Джизус подобно Мересьеву полз домой и по диссидентски вопил что-то о родственниках-сатрапах и загубленном таланте. Женщин его талант вполне устраивал, но неподкрепленный благополучием Джизус тихо увядал в их глазах. И так, мохнатым шмелем он опылял своих фей, перепархивая (см. пархатый) с цветка на цветок судеб, пока не вошел в «штопор» собственной невостребованности. Ему продолжали нравиться тонкие, орехопопые, поджарые кобылки с маленькой и крепкой грудью, амбициями, сарказмом и любовью к постельным битвам. Но теперь в Джизуса влюблялись страстно и с полпинка, исключительно Кустодиевские белотелые и ягодично-плодовые матроны с маленьким кухонным компьютером мозга и слезливой тягой к сериалам, мерзавцам и разгильдяям. И когда переполненный отвращением к самому себе он просыпался в чужом надушенном гнезде с похмельным синдромом и развратной пухлой скучающей женой бизнесмена, то в панике бежал, путаясь в штанах, от чужой любви.
Постоянной работы у Джизуса не было. Поэтому периодически он подрабатывал в судебноносной, детективной конторе своего приятеля Юдале хождением в люди и выбиванием долгов. Джизус и големообразный Хермонт звонили в двери налогоплательщиков с просьбой вернуть стране кровно нажитое. Причем не понимающий ни бельмеса на «песьем языке» Хермонт, поигрывая мышцами бармалеевского лица рычал что-то нечленораздельное по-русски. Нежно улыбаясь Джизус переводил это на иврит. После чего их либо посылали, либо законопослушно выписывали чеки. Однажды, разъяренный представитель неизвестной мохнатой народности возмущенно выскочил из квартиры, целясь вилкой в удивленный Джизусовый глаз. Кулак Хермонта безжалостно опустился на узкую дорожку лба существа, прекратив в зародыше зверобунт. Посмотрев на номер квартиры, Джизус понял, что искомый должник находится этажом выше и «слехнувшись» (лом.иврит. извинившись), покинул место сражения.
Лео Хермонт, ласково прозванный Джизусом - гоблином, в девичестве состоял бригадиром в крутой приднестровской группировке. Поэтому, общаясь с уклоняющимися от налогов нехристями, он постоянно нервничал и конвульсивно нажимал спусковой крючок отсутствующего автомата Калашникова. Только дома, вспоминая очередного «фуцина» (народно молдавское см. фуцин) он расслаблялся в обществе двух клонов: пятнадцатилетнего сына Макса и пятилетнего кота Нахима.
Все трое любили поесть, исторгнуть из себя лишний воздух и справедливость.
Частенько Джизусу звонил его друг Барух Ухов с очередным проектом заработка денег. Выехав на баруховском землепроходце-джипе на пляж, Джизус в течении часа знакомился с тут же нарисованными на песке диаграммами, великолепно построенными доводами и прочей технической галиматьей, с тоскою думая о холодной бутылочке пива и выходе в Интернет. Ибо через определенное время проект забывался и на его место приходил другой. Неуемная энергия Ухова могла поворачивать реки вспять, разрушать города и будить вулканы. Он был воплощением пламенного комсомольца призывающего массы ехать на целину, строить БАМ и сдавать кал. На определенном этапе Барух выдыхался и охладевал ко всему. Это был человек-вспышка, человек спичка, быстро сгорающий в своих плавящихся как масло эмоциях. И еще он все время занимал деньги, с которыми у него не складывались отношения, не смотря на массу золотых идей. Через какое-то время ему перестали давать в долг, а многочисленные вкладчики искали его в радио эфире и в великих просторах страны дураков. Ухов благоразумно не включал телефон, или отвечал фальшивым фальцетом, что Барух за границей и скоро все будет хорошо. При этом он не говорил, кому будет хорошо и когда. Наверное, он что-то знал.
Друг Джизуса, Клаус Сантов напротив, отличался осторожностью в обещаниях и таки имел денег. Месяцами, накапливая неудовлетворенность окружающим миром, в один прекрасный день Клаус закрывал магазин и, вызвонив верного доктора Ватсона – Джизуса, отправлялся на поиски приключений. Последствиями оных являлись, как правило: многочисленная пустая тара, тошнота и головная боль, иногда сбитые костяшки пальцев и очень низко летающие самолеты.
А потом Джизус вознесся. Его распяли на холодильнике, когда необратимо простуженный Джизус путаясь в соплях чихал на семью. И выперли в свободный мир, где он мог выпивать, пользовать женщин и храпеть, никому не мешая. Так Джизус попал в Рай. Но за Рай нужно было платить. Тогда он устроился истопником на пол.ставки в адском казино. Но это уже другая история. Джизус Крайс! Джизус Крайс! Алиллуя!