-
Не торопитесь жить… Не торопитесь.
Жизнь надо пить по капле, как вино.
Робея, перед ней, не суетитесь.
Она и так бежит. Ей всё равно.
Рассчитывайте с каждым шагом силы.
И поднимаясь к звёздным небесам,
Вы помните про ямы и обрывы,
Которые Господь придумал нам.
Не торопитесь… Локти берегите.
Всегда, чего-то нам, не достаёт...
И, зря Судьбу за беды не корите,
Когда вы выбор сделали не тот.
В поступке каждом принцип бумеранга.
Вернётся всё, по мыслям и делам.
Сегодня вы кого-то выше рангом,
А завтра он начальством станет вам.
Не торопитесь обещать, и верить.
Но не впадайте и в безверья грех.
И не ломитесь в запертые двери.
Быть может эти двери не для всех?
Живите в равновесии с душою.
На узелках не обрывая нить.
И, попытайтесь просто быть собою.
А, главное, не торопитесь жить.
Владимир Михешин.
-
Как МАЛО тех, с кем хочется взлететь
Как МАЛО тех, которым улыбнуться
Хотелось бы, и постучаться в дверь,
И к сердцу, просто… словом прикоснутся.
Забыть, что дождь, что осень и туман,
Что листопад играет грусть в миноре
Что эта грусть… сманила нас в капкан,
Что ты дразнИшься в непонятном споре.
Как мало тех, что просто верят нам,
Не требуют в ответ ни клятв, залогов.
Что судят нас не по словам… делам
И при прощании, нас провожают «с Богом!».
Как мало тех, с кем мерили шаги
Забыв про всё, не верили покою.
Взлетели вверх и крылья обрели,
Согрелись обнаженною душою.
Как МАЛО тех, с кем хочется взлететь
Как МАЛО тех, которым улыбнуться
Хотелось бы, и постучаться в дверь,
И к сердцу, просто… словом прикоснутся.
А. Демченко
-
Как происходит это превращенье
Случайных встречных в искренних друзей?
А просто душам хочется общенья,
И этот мир становится добрей.
В далеких городах и разных странах,
А, может быть, на улице одной
Живут они, но поздно или рано
Им встретиться назначено судьбой.
Счастливый случай где-то рядом кружит!
В толпе людей или в туманной мгле
Друг друга ищут родственные души
На этой неприкаянной Земле.
Петр Давыдов
-
Этот запах... И даже немножечко вкус...
Нет, не смейся, я ел её в детстве...
Что? Не веришь? Ну, хочэш, я мамой клянус!
Как сказал бы грузин по соседству...
Как на вкус? Я не помню. Кислинка была.
Нет, не мыли, ну что ты, какое там...
Никакая болячка тогда не брала,
Никакого сравнения с кОвидом.
А залезть на черешню? А вишни нарвать?
Прямо с ветки... и косточку выплюнуть,
Громко, звучно, в соседа по даче попасть
И "атас" всем друзьям своим выкрикнуть...
Этот запах... О чем он напомнил сейчас?
Мало нас... мало нас... вот те раз!
Владимир Кигель
-
]Посвящается тем,кому пофиг чужое горе..
В столовой школьной повар тётя Тоняhttps://static.xx.fbcdn.net/images/e...2/16/1f30d.png
Готовила для школьников обед
И слушала посудомойку Олю,
Которая кляла весь белый свет.
Была она всегда без настроения,
Ворчала и бубнила целый день.
И повод был всегда для осуждения,
Для критики всегда была мишень.
"Отдали лагерь беженцам с Донбасса
А чем их дети лучше, чем мои?
Вон, посмотри, бегут они из класса:
Не отличишь, чужие иль свои!
Теперь мои страдать должны всё лето,
Не попадут на отдых - вот беда!
А беженцы - обуты и одеты
И всё им на халяву, как всегда!"
Вздыхала тётя Тоня пожилая:
"Да что ты, Оля! Придержи язык!
Такого я врагу не пожелаю,
Чтобы ребёнок к выстрелам привык!
Ведь люди от войны детей увозят,
Бросают всё нажитое добро!
И ничего у нас они не просят,
А рады, что им выжить повезло!"
"Не верю я! Какие там бомбёжки?!
Ну, может постреляли там чуток
И стала жизнь потяжелей немножко,
А им бы лишь уехать под шумок.".
Тут прозвенел звонок на перемену
И дети побежали на обед
Смеялись, баловались и шумели,
Чужие иль свои - различий нет.
А Оля в раздражении махнула
Рукой, швырнув половники на стол.
И с грохотом огромная кастрюля
На кафельный упала гулкий пол.
Раскатистое эхо полетело
В обеденный просторный школьный зал.
И тётя Тоня в шоке обомлела:
От ужаса ребёнок закричал!
И там и тут, лежали ребятишки
Прикрыв руками головы свои!
Приезжие девчонки и мальчишки
Познавшие все ужасы войны.
И старшие собой закрыли младших.
И в воздухе повисла тишина.
И сразу стало видно, где тут наши,
А где они, по ком прошлась война.
Стояли только местные детишки,
Не понимая, что произошло.
И все озорники и шалунишки
Притихли.
Солнце тёплое в окно
Заглядывало. Лучиком сверкало
В слезинках тёти Тони на щеках.
А Оля побледневшая молчала,
Дрожал поднос с тарелками в руках...
Не все спешат примерить чью-то обувь,
Шагнуть по незнакомому пути.
Стараются набить свою утробу,
А сострадание держат взаперти.
Не замечают ни войну, ни горе,
Оберегая личный свой комфорт.
[/COLOR]
-
Не привыкайте к чудесам -
Дивитесь им, дивитесь!
Не привыкайте к небесам,
Глазами к ним тянитесь.
Приглядывайтесь к облакам,
Прислушивайтесь к птицам,
Прикладывайтесь к родникам,
Ничто не повторится.
За мигом миг, за шагом шаг
Впадайте в изумленье.
Всё будет так - и всё не так
Через одно мгновенье.
Вадим Шефнер
-
Бывает, судьба улыбается всеми зубами
И в жизни встречаются дивные, светлые люди...
Мы ласково этих людей называем друзьями,
И их безгранично и самоотверженно любим..
Бывают друзья. Они греют душу, как в мае
Лукавое солнце. И в радугу жизнь превращают.
Чудесные люди, которые все понимают,
И нам наши срывы и глупую резкость прощают....
Бывают друзья, которыми можно гордиться.
В которых уверен, что не предадут втихомолку..
С которыми рядом приятно всегда находиться...
С которыми можно молчать и болтать без умолку...
Бывают такие, с кем можно не только в разведку,
С кем можно бездумно сорваться в далекие дали!!!
Бывают такие! Пускай и встречаются редко...
Как жаль, что за дружбу у нас не вручают медалей...
Бывают такие, кому доверяешь все тайны,
И знаешь: они ни за что никому не расскажут...
Бывают такие! С такими легко чрезвычайно...
Кому то везет, и у них таких несколько даже.
-
Чем хороши старинные друзья?
Да тем, что рядом с ними не стареем ;
Отстать нельзя и обогнать нельзя,
Шагаем вместе с ними к юбилеям.
И нам, друзья, не нужно унывать.
Что из того что нам уже не двадцать?
Пусть с каждым днём труднее засыпать,
Но с каждым днём всё легче просыпаться.
Мы все ещё друг друга узнаём.
Хоть и встречаемся недопустимо редко,
Наш интеллект всё выше с каждым днём,
А память улучшают нам таблетки.
Пусть заедает нас радикулит,
Хрустят и не сгибаются колени.
Ведь живы мы, пока ещё болит
У нас душа за наше поколенье!
Иной из нас седой, другой сутул,
Господь уравнивает наши измененья:
Пусть стал не крепок сон, зато крепчает стул.
Года меняют наши мирозрения.
Потомки нас запомнят на века
И всем нам вечным памятником будет
Оставленные внукам ДНК.
Всевышний нас и люди не осудят,
Поспорим мы с судьбой ещё не раз.
Года текут, как талая водица,
А раз мы можем пить, так выпьем и за нас,
За наши нестареющие лица!
Анатолий Кайданов
-
Если наш интеллект сужается до матраса,
если нас пугает в священнике ряса,
если даже в снах мы не стали чище,
значит что-то не так в этой нашей жизни.
если наши дела с мечтой в раздоре,
если снова загадили синее море,
если нам плевать на судьбу Отчизны,
значит что-то не так в этой нашей жизни...
если наши дети забыли сказки,
если мы живём на одни подсказки,
если стало больше больных и нищих
значит что-то не так в этой нашей жизни.
Инна Розенберг
-
Федерико Гарсия Лорка
РОМАНС ОБ ИСПАНСКОЙ ЖАНДАРМЕРИИ
Их кепи черньш-черны,
и черен их шаг печатный.
На крыльях плащей чернильных
блестят восковые пятна.
Надежен свинцовый череп -
заплакать жандарм не может;
въезжают, стянув ремнями
сердца из лаковой кожи.
Нолуночны и горбаты,
несут они за плечами
песчаные смерчи страха,
клейкую мглу молчанья.
От них никуда не деться -
скачут, тая в глубинах
тусклые зодиаки
призрачных карабинов.
О звонкий цыганский город!
Ты флагами весь увешан.
Желтеют луна и тыква,
играет настой черешен.
И кто увидал однажды -
забудет тебя едва ли,
город имбирных башен,
мускуса и печали!
Ночи, колдующей ночи
синие сумерки пали.
В маленьких кузнях цыгане
солнца и стрелы ковали.
Плакал у каждой двери
израненный конь буланый.
В Хересе-де-ла-Фронтера
петух запевал стеклянный.
А ветер, горячий и голый,
крался, таясь у обочин,
в сумрак, серебряный сумрак
ночи, колдующей ночи.
Иосиф с девой Марией
к цыганам спешат в печали -
она свои кастаньеты
на полпути потеряли.
Мария в бусах миндальных,
как дочь алькальда, нарядна;
плывет воскресное платье,
блестя фольгой шоколадной.
Иосиф машет рукою,
откинув плащ златотканый,
а следом - Педро Домек
и три восточных султана.
На кровле грезящий месяц
дремотным аистом замер.
Взлетели огни и флаги
над сонными флюгерами.
В глубинах зеркал старинных
рыдают плясуньи-тени.
В Хересе-де-ла-Фронтера -
полуночь, роса и пенье.
О звонкий цыганский город!
Ты флагами весь украшен...
Гаси зеленые окна -
все ближе черные стражи!
Забыть ли тебя, мой город!
В тоске о морской прохладе
ты спишь, разметав по камню
не знавшие гребня пряди...
Они въезжают попарно -
а город поет и пляшет.
Бессмертников мертвый шорох
врывается в патронташи.
Они въезжают попарно,
спеша, как черные вести.
И связками шпор звенящих
мерещатся им созвездья.
А город, чуждый тревогам,
тасует двери предместий...
Верхами сорок жандармов
въезжают в говор и песни.
Часы застыли на башне
под зорким оком жандармским.
Столетний коньяк в бутылках
прикинулся льдом январским.
Застигнутый криком флюгер
забился, слетая с петель.
Зарубленный свистом сабель,
упал под копыта ветер.
Снуют старухи цыганки
в ущельях мрака и света,
мелькают сонные пряди,
мерцают медью монеты.
А крылья плащей зловещих
вдогонку летят тенями,
и ножницы черных вихрей
смыкаются за конями...
У Вифлеемских ворот
сгрудились люди и кони.
Над мертвой простер Иосиф
израненные ладони.
А ночь полна карабинов,
и воздух рвется струною.
Детей пречистая дева
врачует звездной слюною.
И снова скачут жандармы,
кострами ночь засевая,
и бьется в пламени сказка,
прекрасная и нагая.
У юной Росы Камборьо
клинком отрублены груди,
они на отчем пороге
стоят на бронзовом блюде.
Плясуньи, развеяв косы,
бегут, как от волчьей стаи,
и розы пороховые
взрываются, расцветая...
Когда же пластами пашнп
легла черепица кровель,
заря, склонясь, осенила
холодный каменный профиль...
О мой цыганский город!
Прочь жандармерия скачет
черным туннелем молчанья,
а ты - пожаром охвачен.
Забыть ли тебя, мой город!
В глазах у меня отныне
пусть ищут твой дальний отсвет.
Игру луны и пустыни.