Дорогие друзья! Предлагаю вашему вниманию мое сочинение. Правда мне кажется местами сыровато, но благодяря вашим комментариям мы с вами найдем как сделать лучше.
Начало пути
Война с немцами, Первая мировая, в конец измотала и без того нищее население приволжской губернии. Мужиков забрали в солдаты, бабы, как могли вели хозяйство. Миха был уже почти взрослый, ему все время хотелось есть. Но еды вдосталь не было. И решил Миха податься в город.
А тут большевики надумали революцию делать.
«Вот удача!»-подумал Миха и примкнул к отряду. Ему выдали форму. Уж не взыщи, какая есть. Матросом будешь. И Миха расправил полосатую грудь.
-А что! Матрос это почетно!
Выдали ему ружжо и показали как стрелять.
И вот как то ночью собрали всех царя снимать. В саму гущу Миха не полез. Там и надавать могли. А так плелся сзади, покрикивал: «Долой самодержавие!»
А опосля начались погромы. Нравилось Михе ворваться в дом к зажравшимся барчукам в аккурат когда они чай садились пить с винтовкой наперевес и как закричать:
- Ану , гады признавайтесь, кто тутсу против Советской власти!
Те что-то бормочат навроде : «Подитевон!»
Че мямлишь, говори по народному.
Особо любил он глумиться над барынями. Ишь ты какие! Кожа белая, в глазах страх
. -Иди сюда! -кричал Миха- я те покажу единение с народом!
Вот уж где он проявил весь свой деревенский опыт. Ведь как было: его дед бабку бил и унижал, его отец мамку гонял, а жена Михи ушла в коммуну. не на ком было злсть свою пролетарскую сгонять. Поначалу было завел суку , приблудилась. Кормил ее, к порядку приучал, но от побоев сдохла собачка. Грустно было Михе. Что не так он делал?! А вот в отряде он нашел себя. Вот уж где силушку было куда деть. И думать не надо. Все что нужно, отец -командир скажет и политоснову подведет. Дела Михины пошли лучше. К ноябрьским обещали дать медаль.
Особливо забавляло его когда эти напыщенные дамочки теряли свой лоск. Ворвутся , бывало, они в дом к таким дамочкам, а они сразу вбрасывают всю эту интеллигентскую шелупонь с лица и трясущимися руками начнут золотишко с себя срывать, мол, возьмите все, только не трогайте дочь! Очень нужны ему ваши побрякушки! Что ему металл холодный. Тут вон девка теплая, живая. А как начнет визжать одно удовольствие! То-то! И показывал им Миха что есть пролетарская мощь!
А опосля смотрит девка на него волчонком, утирается. Съездил ей по роже:
-Чего зыркаешь!
В общем проявил себя Миха на погромах и решило командование, что созрел он для работы с массами.
Выделили ему в райкоме кабинетец. Секретаршу выделили тоже. Из бывших. Миха попросил поинтеллигентнее, с происхождением. Интересно было Михе топтать скабрезными шуточками остатки достоинства и без того напуганных женщин. Раздражала лишь ихняя спина несгибаемая да взгляд презрительный. Эх, съездить бы ей по роже, уткнуть бы мордой в машику ейную Ундервуд!
И стал уже Миха не Миха, а Михаил Стяпанович. Только вот почему-то секретарша печатала отчество его Степанович. Дура! А говорили грамотная!
И пошло-поехало! Посылали его в командировки усмирять голодные бунты. С заданием он справился, за что был премирован батоном колбасы Докторская комбината Микояна.
Не понравилась Михе эта колбаса. Ни вкуса, ни цвета. Все перемолото, будто кто то жевал. Но сказать вслух об этом он боялся. А ну как доложат! Хвалил, ел причмокивая. Нравилось ему нарезать потолще и жевать на глазах у секретарши. Сама то она пустой чай пила и тот без сахара. Прятала в чашке свои глаза голодные. Худющая, в чем только душа держится.
Были у Михи враги. Особливо раздражал его этот интеллигентишка в очках. Бывший художник. Уж как он разносил его с трибуны на партсобраниях! Хуже всего было когда этот буржуй недорезаный говорил что то по немецки . Ему казалось, что непонятные фразы это о нем, что это над ним потешается презренный буржуй, его обсуждает. Вот хихикают дамочки с его слов. А с чего бы это! Языков Миха не знал. Да откуда ему было! Он только недавно начал грамоте учиться по заданию Наркомпросса. Приобрел учебник русского языка. Ему казалось что в этих немецких фразах звучит его имя. Это настораживало.
А особливо обидными были эти шуточки от очкарика, которые он так любил на людях рассказывать, говоря:
- А вот еще анектодец!
Люди смеялись, пересказывали. Миха тоже улыбался натужно, чтоб не подумали. Мол, мы тоже юмор понимаем, не лыком шиты. Но об чем смеются так Миха и не понял. Вставлял иногда в общий разговор что то скабрезное, пошленькое. Люди косились в его сторону, разговоры притихали.
Дальше больше. Попросили как то этого очкарика нарисовать плакат и обнаружилось, что есть у него художественный талант. Особенно понравились людям шаржи. Художник рисовал их быстро, изящно, талантливым взглядом подмечая что то веселое в образе. Кто то просил на память, он отдавал. Нарисовал он и на Миху. Миха сказал что красиво, но злобу затаил. Надо будет доложить куда следует, что тот немецкий шпион. Подумал Миха.
Суровые будни.
Текла служба Михи помаленьку. Но третьего дня случился с ним казус.
Давеча на партсобрании рассказывал им лектор про ипатьевский метод. Слушал Миха внимательно, ни ничего не понял. Понял только что этим методом надо стращать подчиненных. А кто у него подчиненная? Да все та же секретарше безграмотная. Миха то учебник русского языка исправно читал. Уже и слова стал читать, и предложения. Вот тут то и обнаружилось, что допустила это дура ошибку. И, главное дело, в его Михином имени! Перепутала она видетели букву А с буквой У. Как можно было перепутать! Ну и что, что они рядом расположены! Анукась прочтет кто-нибудь: Михуил! Что за непотребство!
И решил Миха наказать ее ипатьевским методом. Вызвал ее в кабинет. Она догадалась, что не пряники кушать, стоит, платочек мнет в пальцах.
Тыкал Миха пальцем в бумажку, тыкал. Кричал громко, объясняя что не дело это коверкать имена партийных руководителей и решил, что пора приступать к экзекуции. Расстегнул ремень. Секретарша вздрогнула, уставилась на него своими глазищами не мигая. Скинул Миха штаны и кричит:
- Сейчас наказывать тебя буду ипатьевским методом!
Секретарша как заверещит и ну опрометью вон из кабинета! Миха было хотел ее догнать, но запутался в штанах. Упал и больно ударился об бюст Карла Маркса, который гордо возвышался у него на столе.
Хотел было выругаться, но передумал. А вдруг кто услышит как он Маркса материт?
Под конец дня вызвал его комиссар и допросил об инциденте.
Миха мялся, краснел, оправдывался. Мол, хотел эту безграмотную научить, чтобы впредь…
Комисар пожурил его, а про себя подумал: «Надо же быть таким болваном!»
И пошел Миха заплетающейся походкой до дому.
Грустно стало Михе. Никто его не понимал, а ведь он хотел было примкнуть к компании художника. Весело у них там, смеются все время, хихикают. Об чем не поймешь, но задорно так, искристо.
А художник рисовал плакаты. Про революцию, про рабочий класс. Раньше работа кистью приносила ему несказанное удовольствие. Нежные акварели мягко ложились на холст. Цветы будто дышали, источали тончайший аромат, ваза играла лучами богемского стекла.
Нынче он работал красной и черной краской, прямыми линиями, без извилин. Красное – черное -- красное – черное – революционный держите шаг – вперед товарищи!
Однажды послали его в редакцию пролетарской газеты. Там познакомился он с ней, с женщиной, которая воплощала все то забытое, запрятанное в дальние уголки сознания. Это была сама женственность. Его влекла пластика ее движений, бархатистость ее ласкового голоса. Звали ее Мариэтта.
Они подружились. Она читала ему стихи, он рисовал ее портрет. Акварелью. Нежный розовый флер окутанный голубой дымкой, словно дуновение майского ветерка. Ибо была она как то ветерок легкой, теплой игривой..
