Иван Жолтовский — белорусский шляхтич, создавший «сталинский ампир»
Иногда можно услышать, что для создания ансамбля проспекта Независимости не только преступно был уничтожен исторический центр Минска, но что даже сама архитектура враждебна и тоталитарна, так как носит имя Сталина. Но создателем «сталинского ампира» был не советский вождь, а очень талантливый и удачливый белорусский шляхтич, которого считали русофобом современники и ценили партийные бонзы.
Иван Жолтовский родился в 1867 году на белорусском Полесье, в усадьбе Бродча на северной окраине Плотницы Пинского уезда в католической шляхетской семье герба «Огоньчик». Крещен был в Осовецком костеле, который после войны был разобран коммунистами, от него осталась только звонница.
Костел в деревне Осовая (ныне Столинский район), в котором крестили Ивана Жолтовского. Фото: Wikimedia Commons
Отец умер в 1870 году, всего через три года после его рождения. У Ивана было еще два брата, один из них, Вацлав (1869-1950-е), работал скромным фармацевтом в Остроге. А вот сестра Мария (1870-1939) вышла замуж за представителя влиятельной семьи промышленников пана Зигмунта Скирмунта. Того самого Скирмунта, к которому Якуб Колас писал петицию от местных крестьян и которого впоследствии изобразил в трилогии «На ростанях». Немало могил Жолтовских до сих пор можно отыскать на старом пинском кладбище, в том числе родителей Ивана.
Пинское реальное училище, где начинал учиться Жолтовский. Фото: Wikimedia Commons
Пинск не был чужим и для Ивана Жолтовского. Начальное образование получил дома, но в десять лет был зачислен в первый класс Пинского реального училища. По всем предметам отметки у него были «удовлетворительными», только в рисовании и чистописании он проявил себя на отлично.
Неизвестно почему, но семья перебралась в Астрахань, где Иван закончил учебу.
В 1887 году он подал документы в Академию художеств в Петербурге. Из-за большой конкуренции пошел не на живопись, а на архитектуру, где был ниже балл. Он получил минимальный проходной балл по всем предметам и был зачислен.
Тогда еще никто не мог представить, что эта случайность определит спустя полвека стиль огромной империи.
Иван Жолтовский в 1887 г. Фото: РГГА
Как и многие другие студенты, Жолтовский занимался подработками у известных зодчих. Это давало деньги на жизнь, опыт, полезные знакомства, но негативно сказывалось на учебе. На первом курсе Иван был оставлен на второй год.
С учебой у него вообще не ладилось. В мае 1891 года он отчислился из-за семейных обстоятельств, болезни и тяжелого материального положения. Через год пытался восстановиться, получил отказ, еще через год был зачислен снова на первый курс, вновь исключен. Наконец был принят вольным слушателем.
Иван Жолтовский во время учебы в Академии искусств. 1890-е годы
Наконец в конце 1898 года Жолтовский получил звание художника-архитектора за проект Народного дома. Иван сконцентрировался на фасадах, не доделал план и вообще не подал разрезов, но приложил красивые эскизы. Не закрыл он и многие специальности, из-за чего не получил диплома и не имел права самостоятельно проектировать в городе.
За время учебы Жолтовский получал небольшие заказы, но также ему пришлось проектировать в мастерских других архитекторов доходные дома, железнодорожные станции и производственные объекты, а также управлять работами в интерьерах дворцов российских богачей.
Иван Жолтовский в 1900-е годы. Фото: Государственный научно-исследовательский музей архитектуры имени Щусева
Его друг помог ему перебраться в Москву, где он находит свой круг заказчиков — состоятельных купцов-старообрядцев. Здесь он параллельно с основной работой преподавал рисунок в Строгановском училище. В 1904 году из-за конфликта с директором он был вынужден уйти.
Где-то в том же начале XX века Жолтовский наведывается в Италию. По пути из Милана в Венецию на поезде архитектор читал «Путешествие по Италии» Гете и вдруг наткнулся на упоминание об Андреа Палладио, самом влиятельном творце всех эпох в классической архитектуре. Жолтовский меняет свой марштут и направляется в Виченцу, на родину мэтра.
Вилла Ротонда в Виченце — вершина творчества Андреа Палладио, на которую будут ориентироваться архитекторы последующих веков, в том числе Жолтовский. Фото: Wikimedia Commons
Встреча с шедеврами палладианства сотрясла сознание архитектора. После этой поездки Италия становится духовной родиной Ивана Жолтовского как творца, ее он стремится отстроить и в Российской империи.
Например, на выставке он показал конкурсные проекты дома Скакового общества (1903-1906), выполненные в стиле английских особняков викторианской эпохи. Именно из Англии увлечение лошадьми и передалось российской аристократии. Но, видимо, он сумел в процессе убедить заказчика полностью переделать проект в классическом стиле. И это в то время, когда вокруг царили новые модные авангардные стили, как модерн и арт-деко, а любая классика воспринималась как пережиток. Но не Жолтовским.
Конкурсный проект Скакового павильона 1902 года. Варианты в модном английском стиле
Реализован дом Скакового общества в классическом стиле. Фото: «Архитектурная Москва»
Жолтовский буквально заболел классической архитектурой и видел в ней спасение для архитектуры современной.
«Где-то в Италии, у старьевщика, он купил эскизы пером Рафаэля, приобрел один из четырех экземпляров первого оригинального однотомного издания книги Палладио об архитектуре с полями, исписанными собственноручными пометками этого гениального зодчего (остальные три экземпляра находятся в музеях)», — вспоминал его коллега Сергей Кожин.
Фасады дома Тарасова в Москве Жолтовский заимствовал у палладианского палаццо Тьене. Фото: Wikimedia Commons
Усадьба Липики под Москвой, построенная Жолтовским в 1907 году как подражание вилле Ротонда. В 1930-е годы архитектор полностью переделывает ее под правительственную дачу, где будет жить Сталин
По следам Жолтовского в «город Палладио» потекли петербургские архитекторы и искусствоведы.
Жолтовский, чувствовавший свою сильную связь с европейской, католической культурой, весьма скептически относился к российскому искусству, считая его плохой копией первоисточника.
Князь Сергей Щербатов, коллекционер и меценат, так описывал Жолтовского: «Жолтовский, поляк, который ненавидит Россию, хотя ею кормился, пользовался в Москве заслуженной репутацией тонкого знатока итальянской классики…»
Жолтовский в период службы в Наркомпросе РСФСР. Фотокопия портрета работы С. Малютина. 1919
Октябрьская революция 1917 года, казалось бы, положит конец карьере 50-летнего архитектора, который сам происходил из знати и успел за десятилетия своей работы спроектировать ряд усадеб и особняков для аристократии и буржуазии.
Но Жолтовский снова всех удивил — принял революцию и поспешил заверить новые власти в своей лояльности и готовности на нее работать дальше. Уже на следующий год Жолтовский занял должность старшего зодчего архитектурно-художественной мастерской Моссовета, а после возглавил архитектурный подотдел Наркомата просвещения РСФСР, а в декабре — входит в технический совет Комитета государственных сооружений по городскому и сельскому строительству. Луначарский даже написал на Жолтовского рекомендательное письмо, направленное Ленину. Дальше слава архитектора будет только расти.
Звонница в Пинске, как полагают, значительно подросла благодаря Жолтовскому. Фото: Wikimedia Commons
Есть мнение, что еще до революции, в 1912 году Жолтовский успел спроектировать и утвердить проект реконструкции звонницы костела францисканцев в родном Пинске, который из-за последовавшей войны и лихолетья был реализован только в 1923-1924 годы, при Польской Республике. Жолтовский часто выезжал за границу, но останавливался ли он в Пинске, чтобы следить за строительством этой звонницы или посещать родительскую могилу, мы точно не знаем.
В 1922 году Жолтовский предложил советскому правительству приобрести виллу Ротонда — величайший шедевр Палладио, чтобы разместить там художественный институт, как это сделала Франция с виллой Медичи. Даже в то время, время борьбы за мировую революцию, план был чистой авантюрой, и Наркомпрос ответил отказом.
Проект котельной МОГЭС 1927 года в нехарактерном для Жолтовского конструктивистском стиле. Возможно, в этом проекте главная роль принадлежала младшим коллегам мастера
В конце 1920-х ему пришлось непросто как архитектору, так как конструктивисты не только конкурировали с ним, но и жестко критиковали. Жолтовский в ответ издал серию проектов в новом стиле, который был для него совсем нехарактерен. Вырваться в новую эпоху ему помог коллектив, в который также входили Георгий Гольц, Сергей Кожин, Михаил Парусников и Иван Соболев.
В 1930 году архитектор вступил в прямой конфликт с лидерами конструктивизма на обсуждении проекта турбинного зала ДнепроГЭС (будет разрушен во время войны), где его проект, напоминавший Дворец дожей, конкурировал с проектом братьев Весниных, занимавших высокое положение в промышленном строительстве СССР. Весниным удалось с тяжелыми потерями отстоять свой проект, но само столкновение ознаменовало важный перелом в советской архитектуре.
Эскиз к классическому проекту турбинного зала ДнепроГЭС, выполненному Жолтовским
Конструктивистский проект турбинного зала ДнепроГЭС, выполненный Весниным
Уже в начале 1930-х годов вместе со сворачиванием социальных экспериментов в молодом советском государстве начало сворачиваться и авангардное искусство. Его слабо понимали как руководство страны, так и широкие массы.
Стилистическую переориентацию возглавили с весны 1932 года Щусев и Жолтовский, остававшиеся последними крупными представителями «старой школы». Они и разработали первые образцы нового советского стиля.
Конкурсный проект Дворца Советов Ивана Жолтовского, который в 1932 году был удостоен высшей премии
Манифестом радикального пересмотра отношения государства к архитектуре, а проще говоря, намерения этой архитектурой управлять, справедливо усматривая в ней инструмент политики, стали итоги Всесоюзного конкурса на проект знаменитого Дворца Советов. Жолтовский был включен в состав Временного технического совета при управлении строительства Дворца Советов вместе с другими известными деятелями культуры (архитекторы составляли из них менее половины), а на конкурс представил сразу два проекта, в одном из которых он выступал в качестве автора.
Премию получил «украшенный» вариант Жолтовского — это был ясный сигнал о том, какая архитектура вызывает понимание у партийно-государственной верхушки. Одновременно архитектор был удостоен звания заслуженного деятеля науки и искусства РСФСР.
Жолтовский вышел триумфатором: «Я так и знал, что поворот будет».
Фасады лоджии палаццо дель Капитаниато в Виченце, спроектированной Андреа Палладио, были использованы Жолтовским в его проекте дома на Моховой. Фото: Wikimedia Commons
Дом на Моховой в Москве стал «гвоздем в гроб конструктивизма» и ознаменовал начало нового стиля. Фото: Wikimedia Commons
Но амбициозный Дворец Советов так никогда и не построили. Первым памятником нового стиля, созданным Жолтовским, стал дом на Моховой, который был построен в 1934 году и имел монументальный ордерный фасад, позаимствованный у лоджии палладианского палаццо дель Капитаниато. Веснин назвал дом «гвоздем в гроб конструктивизма», который необходимо выдернуть.
Архитектор Фомин тонко заметил, что это был не столько прорыв в будущее, сколько оглядка на прошлое:
«Он своим домом показал очень ярко, как раньше хорошо проектировали и как раньше хорошо строили и, следовательно, как мы сейчас плохо проектируем и как мы плохо строим».
Для многих этот дом стал отдушиной после засилья аскетичных, лишенных декора построек прошлого десятилетия.
Но уже 1934-1935 годы Иван Владиславович оказался в почетной ссылке, проектируя для Сочи-Мацестинского курортного района. Дело в том, что его патрон в Москве, Лазарь Каганович, все больше отходил от дел, а его преемник, Хрущев, совсем архитектурой не интересовался.
С Жолтовским продолжали консультироваться как со старейшиной-мудрецом союзного уровня. Уже весной 1937 года он потерял позицию руководителя московской мастерской, на первый план в советской архитектуре вышел Борис Иофан, чей проект Дворца Советов понравился Сталину.
Георгий Гольц и Иван Жолтовский в начале 1930-х гг. Фото: ГЦМСИР
Стоит отметить, что сталинские репрессии почти не затронули никого из столичных мэтров архитектуры. У советского руководства было понимание, что их видение государства нового типа нужно кому-то реализовывать, а потому растрачивать ценные кадры на сфабрикованные политические дела не имело смысла.
Возможно, немалую роль в этом сыграл тот факт, что по своей специальности Лаврентий Берия был строителем-архитектором, хорошо понимал и интересовался этой сферой.
«Провинции» повезло меньше, например, в Белорусской ССР, где не велась даже подготовка архитекторов, были уничтожены наиболее талантливые кадры — Гайдукевич, Шабуневский, Коршиков и другие.
Происхождение, прежняя деятельность и непрекращающиеся поездки Жолтовского за границу будто никто не замечал, в то время, когда для расстрела других было достаточно куда меньших «аргументов».
Дом на Калужской улице в Москве. Фото: Wikimedia Commons
Интересно, что во всех советских документах Жолтовский фигурирует как белорус. Российские ученые каждый раз, затрагивая эту тему, то ли не зная специфики региона, то ли взирая с высоты своего имперского шовинизма, говорят о его попытке скрыть свое польское происхождение.
Но нам хорошо известно, какое двойное самосознание могли иметь богатейшие представители «польской шляхты» в Беларуси — и породненные с Жолтовскими Скирмунты, и Войниловичи, и Радзивиллы, и многие другие, кто участвовал в белорусском движении. К тому же, прожив всю жизнь в России, Жолтовский мог бы с тем же успехом спрятаться под русской самоидентификацией, но не сделал этого — видимо, это было для него неприемлемо, а вот записаться белорусом было естественным.
Жилой дом сотрудников НКВД на Смоленской площади в Москве. Фото: Wikimedia Commons
В 1939 году, когда Красная Армия начала вторжение в Польскую Республику, семья Жолтовского была вынуждена бежать из Пинска в Варшаву. Брат Вацлав так и не смог простить Ивану его «измены» — работы на Советы.
У самого Ивана Владиславовича тем не менее жизнь складывалась успешно. Спокойно пережив волну репрессий, он вновь оказался на пике своей карьеры.
В советской печати вышла серия публикаций, посвященных Жолтовскому, также был запланирован выпуск монографии о нем. Эти события были связаны с выдвижением архитектора по совокупности заслуг на учрежденную в 1939 году Сталинскую премию. Но получит он ее лишь с пятой попытки.
С 1940 года Жолтовский выступал также в роли творческого руководителя Московского архитектурного института. Но с началом войны не поехал следом за институтом в Ташкент, а остался работать в Центральном военпроекте.
Иван Жолтовский у макета Центрального московского ипподрома. Начало 1950-х гг
Уже в 1942 году советское руководство задумалось о восстановлении страны после войны. Мастерская 75-летнего Жолтовского была в числе первых групп для осуществления проектных работ по восстановительному строительству.
В 1943 году наметился коренной перелом в войне, и следом в сентябре был создан Комитет по делам архитектуры, который теперь отвечал за восстановительное строительство на территории РСФСР, БССР и УССР. Уже в 1944 году Жолтовский был назначен главным консультантом и руководителем мастерской, занимавшейся восстановлением родной Белорусской ССР. Мастерская была усилена архитекторами из Академии архитектуры.
В этой мастерской проектировались и корректировались планы послевоенного восстановления Гомеля и строительства отдельных объектов в Мозыре и Пинске. Именно ученики Жолтовского, знаменитые зодчие Барщ и Парусников, создавали ансамбль проспекта Сталина в разрушенном Минске. Так академик архитектуры Жолтовский стал причастен к строительству в родном крае.
Говорят, что и место для постройки театра в Гомеле было выбрано им лично еще перед войной, а его тогдашний проект стал основой для постройки в 1947-1956 годах.
Дом Советов в Сочи
Здание КГБ в Минске. Фото: Wikimedia Commons
Да и в самой столице немало отсылок к творчеству Жолтовского и через него — к ренессансному и античному наследию. Больше всех отметился его ученик Михаил Парусников, который спроектировал здание Госбанка, симметричные жилые дома на въезде на Октябрьскую площадь, а также здание КГБ, перенимающее у сочинского Дома Советов Жолтовского, а через него — у античного храма в Пуле.
Фасад дома на Моховой в Москве. Фото: Wikimedia Commons
Фасад здания Министерства сельского хозяйства в Минске. Фото: Wikimedia Commons
Перенимали и другие, архитектор Иванов в здании Министерства сельского хозяйства на улице Кирова почти точно копирует фасады дома на Моховой.
Кинотеатр «Слава» в Москве. Сегодня на долговременном ремонте. Фото: Wikimedia Commons
Кинотеатр «Зорка» в Минске. Фото: БГАКФФД
На месте кинотетра «Октябрь» в Минске когда-то находился другой кинотеатра — «Зорка», построенный по схожести с московскими кинотеатрами «Слава» и «Победа» Ивана Жолтовского.
За свою работу еще в 1944 году Жолтовский получил звание Заслуженного деятеля искусств Белорусской ССР, а в 1947 стал почетным членом Белорусской академии наук.
Во второй половине 1940-х — 1950-х мастерская-школа Жолтовского превращается в настоящую «личную академию». Под его непосредственным руководством здесь выполняются все конкурсные работы, которые проводились в Москве. В то же время школа Жолтовского начала подвергаться критике и гонениям, но долгожданная Сталинская премия, полученная архитектором в 1950 году, заткнула критиков.
Жолтовский в лепной мастерской. 1950-е годы
Умер Жолтовский 16 июля 1959 года в Москве, прожив фактически две жизни — элитарного «архитектора миллионеров» и главного мэтра советского государства. Но никогда не гнался за модой, упорно продвигая свое увлечение итальянской классикой. Его стиль ушел вместе с ним — его величие был уничтожено еще хрущевским постановлением «Об устранении излишеств в проектировании» в 1955 году. Из-за этого имя мэтра в последующие десятилетия было не принято упоминать.
Иван Жолтовский в собственном кабинете. На стене не вожди советского народа, а его собственный вождь — итальянец Андреа Палладио. Фото: Wikimedia Commons
Наследство Жолтовского и его преемников то ли отметили, то ли заклеймили «сталинским ампиром» — термином неверным и вредным, вызывающим ненужные ассоциации с тоталитаризмом, которого в перенесенной из итальянских пейзажей архитектуре никогда не было.
Если сегодня и можно назвать какую архитектуру тоталитарной, так это застройку столичных спальников за последние десятилетия — здесь сделано все, чтобы человек почувствовал себя ничтожным маленьким существом, в то время как советская неоклассика, неоклассика Жолтовского, как стало очевидно, необычайно человечная архитектура.
