-
История одной любви
ИСТОРИЯ ОДНОЙ ЛЮБВИ
Ей было 19, ему – 56. Она была девочкой из хорошей семьи, бегала на курсы в Академию художеств, демонстрировала модели, увлекалась поэзией и живописью, обожала кино и театр. У неё не было ничего, кроме молодости и красоты .
У него был талант от Бога, признание, звания, награды, руководящая должность, высокое положение в обществе, семья и двое взрослых детей.
Их встреча была как разряд молнии. Он оставил семье дом и квартиру. Остался без прописки, денег и жилья. Её абсолютно не интересовали его доходы. Она дышать не могла без него и его картин. Они прожили 33 года, не расставаясь. Каждое утро он говорил ей: «Главное, что мы вместе».
Восемь лет назад не стало художника Лаймдота Мурниекса. Сегодня его любимая женщина, муза и жена Жанна впервые рассказывает эту потрясающую историю любви.
«Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ. ДАЙ МНЕ ПОЕСТЬ»
Наверное, к этой встрече я готовилась всю жизнь. Лет с пяти часами разглядывала репродукции. Читала книги и смотрела фильмы о художниках. Любила рисовать. После школы поступила на курсы в Латвийскую академию художеств. Занималась в студии Германиса. Параллельно работала колористом в компании художников-модельеров, демонстрировала модели.
Однажды Германис сказал: «Ты создана, чтобы позировать». Он привел меня в студию известного художника Мурниекса, где нужны были модели. Там я впервые увидела Лаймдота, который вообще-то был старше моего папы. Студией руководил именно он. Тогда я не говорила по-латышски. Лаймдот что-то говорил, а я ничего не понимала. Он удивился: «Ka? Па висам? Ес теви милу, дод ман эст». С этих фраз – «Я тебя люблю. Дай мне поесть» - начался мой латышский язык.
«Вы знаете, мы пишем обнаженную натуру», - объяснил он. Я подумала и решила попробовать. Ну а что такого? Все-таки я воспитана на хорошей зарубежной литературе...
«НЕ БУДУ ПОЗИРОВАТЬ ОБНАЖЕННОЙ...»
Что я пережила в этот вечер, не описать словами. Когда на тебя смотрят сорок пар глаз, испытываешь чувство неловкости и стыда, а в голове лишь одна мысль: поскорее унести ноги .
Длился сеанс часа четыре. Потом я быстро оделась и пошла к выходу. Но между мной и дверью вдруг возник Лаймдот: «Куда вы? Вы приняты. Союз художников будет вам платить». Я ответила: «Нет, я не буду позировать обнаженной». Тогда он спросил: «А портрет? Можно написать ваш портрет?»
Я молчала так неприлично долго, как будто знала, что от моего «да» или «нет» зависит судьба. «Ну хорошо, портрет можно». – «Тогда я вас жду завтра». – «Завтра я работаю». – «Тогда я вас жду после работы». И я пришла.
Это была студия живописи Союза художников на Элизабетес, 57. Лаймдот ее основал и руководил ею 40 лет. Я вышла из антикварного лифта, увидела распахнутую дверь. В зале горел камин. Звучала музыка Баха. Разносился аромат кофе...
А он увидел, что из моей маленькой сумочки торчит книга. Спросил: «Что вы читаете?» Я показала. Это была Франсуаза Саган «Немного солнца в холодной воде». Он сказал: «Момент». Вышел и принес точно такую же книгу на латышском языке. Мы с ним одновременно читали одно и то же.
Потом мы сидели у камина, пили кофе, говорили о Саган. И он сказал мне: «Я буду вашим лучшим другом». И действительно стал. На 33 года.
Я приходила в студию Мурниекса каждый день. Он писал мой портрет. Не заканчивая один, начинал второй. Потом начинал третий...
Не сразу я поняла, что это была продуманная многоходовая операция, чтобы меня задержать. Я видела, что он потрясающе талантлив. Могла часами смотреть, как он смешивает краски, думает, пишет... В выходные он просил прийти в 9 утра. А мне чтобы встать так рано, лучше вообще не ложиться. Я говорила: «Лаймдот, вы деспот». А он отвечал: «Пойдем в музей». Мы обошли все рижские музеи.
ИСТОРИЯ ОДНОГО ПОРТРЕТА
Это было утро накануне нашего знакомства. Помню, я проснулась, подошла к окну. Светило солнце... И вдруг почему-то подумала: это солнце светит не для меня...
И почти сразу после этого я познакомилась с Лаймдотом, у которого в каждой картине – солнце. Он потом часто пояснял: «Солнце символизирует мою жену Жанну». Но для меня солнцем был он сам. Через всю нашу жизнь прошла эта фраза – «немного солнца в холодной воде». Это не только название книги Саган. Это строчка из Элюара: «И я вижу тебя, и теряю тебя, и скорблю. И скорбь моя напоминает немного солнца в холодной воде».
Лаймдот - символист. Деревья на его картинах – это люди. Солнце – это жизнь, любовь.
Встреча наша случилась в 1978 году. Он только что прилетел из Токио, где была его персональная выставка в галерее «Гекоссо». Японцы представляли двух «русских художников» – Шагала и Мурниека. Выставку открывал посол Советского Союза Полянский. Были приглашены крупные коллекционеры. Почти все картины были раскуплены. Цены на искусство в Японии просто сумасшедшие. А художники – небожители.
Когда я увидела каталог этой выставки, то онемела. На обложке была картина Мурниекса. И это была я. Я не могла поверить глазам и не понимала, как это объяснить. Все, кто видел этот японский каталог, говорили: «О, это же вы!»
Лаймдот не хотел продавать этот портрет. Он считал его своей большой творческой удачей. Но его купили прямо на открытии выставки.
Вернувшись в Ригу, через три дня он встретил меня. Сам он это объяснил так: «Я не хотел с этим портретом расставаться, но, отдав его, я заплатил Вселенной за встречу с Жанной».
Замуж за первого встречного
Лаймдот удивлял меня каждый день. Он звал меня «Жанночка-Жанночка» (вот так, дважды повторяя имя) и был очень нежен. У него были потрясающие голубые глаза. Они всегда смеялись.
Ему нравилось во мне все. И для меня стало откровением, что я красивая. В детстве у меня было достаточно жесткое воспитание. А с Лаймдотом выросли крылья. Он дал мне свою палитру, краски: «Жанночка-Жанночка, ты должна писать, у тебя хорошо получается».
Я долгое время недоумевала, почему он выбрал меня, чего ему не хватает. У него было всё в этой жизни – признание, награды, деньги. Все, кроме любви. И вот, когда пришла любовь, он легко все оставил. Ради меня.
Пять лет я была с Лаймдотом на «вы». Но как же часто мне хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать шипение за спиной: «Разбила семью! Соблазнила известного художника! Ей нужны только его деньги!»
Он дарил мне духи и дорогие украшения, а я отказывалась брать. Говорила: «Если вы хотите сделать мне подарок, пусть это будет ваша картина». Как же я ненавидела сплетников. Я любила его, но замуж не собиралась. Хотела учиться, стать художником- модельером, как Коко Шанель, с которой мы родились в один день - 19 августа.
Но злые языки сделали своё дело. В какой-то момент отчаяния я решила, что выйду замуж за первого встречного, чтобы уравнять статус и закрыть рты родственникам и «доброжелателям" . По-русски это называется "Повеситься на воротах у барина". Отправилась на карнавал в Академию художеств, выбрала самого красивого студента, высокого блондина с голубыми глазами, и танцевала с ним всю ночь.
Смутно помню, как наутро оказалась в номере гостиницы Riga. Блондин стоял спиной к окну, неотразимый, как статуя Давида. Он спросил: "Ты станешь моей женой?" – «Да», - ответила я.
Замужество мое продолжалось полдня и одну ночь. Я быстро поняла, что так не могу, и приняла решение – бросить все. Улетела в Москву, поступила в Художественную школу. А потом сильно заболела. Три недели я валялась с температурой сорок, одна, в квартире на Патриарших прудах. Беспрестанно звонивший телефон сводил с ума. Наконец я взяла трубку. Это был он - единственный, кого я любила в этой жизни. Лаймдот. «Жанночка, я в аэропорту. Говори адрес. Я еду».
Когда раздался звонок в дверь, я открыла... и мы оба не узнали друг друга. Передо мной стоял вылитый Жан Габен. Он выглядел безупречно, как с обложки журнала Elegance . Ну а перед ним стояла девушка с длинными волосами, от которой остались только глаза, губы, кожа и кости. Болезнь, голод и высокая температура практически меня сожгли. За 21 день я потеряла 19 килограммов... Он не отходил от меня ни на шаг, сидел рядом, кормил с ложечки, водил на прогулку. Все прощал, любил и спасал.
«А я, дурак, потерял десять лет»
Через десять лет мы поженились. Помню, по телевизору показывали интервью с Ростроповичем, где на вопрос «Правда, что вы сделали предложение на третий день знакомства?» он ответил: «Да, я потерял два дня».
И вдруг Лаймдот сказал: «А я, дурак, потерял десять лет».
Мы жили в его мастерской, на чердаке пятиэтажного дома. Его жена жила в квартире напротив. Он оставил семье квартиру, трехэтажный дом в Лиелварде, деньги, картины. И хотел только, чтобы ему дали дышать, любить и писать. Лаймдот научил меня другим ценностям.
Он не скрывал наших отношений, не прятался. Мы везде ходили, взявшись за руки. Он был заслуженным деятелем культуры Латвии. А также Польши. Имел ордена и награды. Его жена писала жалобы в МИД и в Общество дружбы. В Союзе художников, где он был сопредседателем правления, его разбирали на собрании. Я об этом узнала только через 20 лет.
Лаймдот учил меня правильно относиться к происходящему. Я максималистка. У меня всегда - черное или белое. Да или нет. Спрашивала у него: как мне поступить? А он улыбался: «Можно так и так. Какая разница? Главное, что мы вместе. Будем пить кофе с пирожным».
Я постоянно слышала от всех : ЗАЧЕМ ТЕБЕ ЭТОТ СТАРИК ???...
