http://www.apn-spb.ru/pictures/6032.jpg
2021-05-30 Сергей Петров
|
К 100-летию подавления Тамбовского восстания в издательстве "Пятый Рим" выходит новая книга историка Сергея Петрова "Антоновщина. Последний удар контрреволюции". Публикуем любезно предоставленный автором отрывок об операции, задуманной Дзержинским, а именно - о внедрении секретного агента ВЧК в штаб антоновцев, что привело впоследствии к разгрому Котовским главной на тот момент боеспособной группы Антонова.
В мае 1921, разбираясь с тамбовскими делами, Ленин не только разговаривал с Антоновым-Овсеенко и Тухачевским. Отдельно он поговорил и с Дзержинским. Сложившаяся ситуация требует предметного вмешательства ВЧК, дал понять ВИЛ, тамбовские чекисты с Антоновым справится не в силах, и вмешаться нужно немедленно.
Дзержинский проанализировал все справки из Тамбова. Он отметил, что попытки проникновения в антоновскую среду приносят «точечный результат», удается вывести на чистую воду лишь мелкие группы. Вместе с тем одурачить антоновцев по-крупному не получается. Почему? Скорее всего, местная ЧК не умеет мыслить масштабно. Они и рассуждают, и действуют стереотипно, шаблонно. Они не способны на творческую дерзость. Неужели прав был Антонов-Овсеенко? Неужели и впрямь – пустое место?
Но не тот был Дзержинский человек, чтобы закрыть тему, уволив пару подчиненных, и переложить решение проблемы на плечи остальных. Основной сценарий, вернее сценарная заявка, идея, созрела именно в его голове.
Он вызывает начальника Секретного отдела ВЧК Самсонова и излагает свои соображения. Ильич разгневан положением дел в Тамбове, говорит Дзержинский. Оно там – более, чем критическое, товарищи на местах бессильны. Если мы не внесем свою лепту, то и нас, Всероссийскую чрезвычайную комиссию можно уверенно считать пустым местом. Необходимо обезглавить движение, вывести на чистую воду руководителей мятежа.
Самсонов сообщает, что к Антонову послали двух чекистов. Но к штабу их близко не подпускают. Нет доверия.
Дзержинский обрывает его:
– Нужно найти такого человека, который способен не только собрать сведения об антоновской армии, разведать тылы, количество войск, вооружение, но и уговорить главарей банды приехать в Москву или хотя бы в Воронеж, где их можно арестовать и тем самым обезглавить движение… Этот человек должен был раньше обязательно состоять в партии эсеров. Другого они не подпустят к себе близко…
Подходящую кандидатуру предлагает один из подчиненных Самсонова, Терентий Дерибас.
– У нас есть такой человек, – сообщает он, – его зовут Евдоким Муравьев.
– Разыщи мне этого человека.
Темная личность. Такое определение применимо к Муравьеву, как ни к кому другому из героев этого романа. Однако личность его «темна» только в смысле полуизвестности.
В память о нем осталась машинописная рукопись, хранящаяся в Краеведческом музее Тамбовской области, рассказы, написанные на ее основе (опубликованы в 1968, 1976) и несколько рассказов сотрудников ЧК, тоже имеющих к операции отношение. В остальном же – куцые упоминания в интернете, в исторических и биографических статьях-очерках. В разных источниках указываются разные годы смерти, а вдумчивому читателю не совсем понятно – был он все-таки чекистом или не был.
Из рукописи Муравьева следует, что родился он в 1896 году в селе Спасское Дегтярного уезда Рязанской губернии в семье крестьянина-середняка. Окончил Рязанскую учительскую семинарию. Затем поступил в Воронежский учительский институт, и там примкнул к ПСР.
По рассказу чекиста Листова, в 1916 студент Муравьев с увлечением читал Кропоткина и Маркса, общался с большевиками и принципиальной разницы между большевиками и эсерами не видел.
«Накануне Октябрьской революции, – пишет историк Донков, – Е.Ф. Муравьев был исключен из партии эсеров за «дезорганизационную деятельность и разложение партийных рядов». Когда эсеры раскололись на правых и левых, он стал членом партии левых эсеров и вошел в состав Воронежского комитета городской организации левых эсеров».
Он появляется то в Рязани, то в Воронеже, и везде его деятельность вдруг начинает вызывать неудовлетворение со стороны руководства. По воспоминаниям самого Муравьева, его поведение однажды возмутило саму Спиридонову, т.к. работая в Рязанском губревкоме, он проводил линию красного террора, расстреливая врагов Советской власти, а это ей не нравилось. «Он действовал хуже большевиков», – заявила Мария Александровна, и его подвергли суду Центрального комитета. Такая «некорпоративность» объяснялась тем, что в 1917 Муравьев проникся симпатиями к идеям Ленина, и этого не скрывал. Однако суд итогового решения так и не принял. С 1918 Муравьев исчезает с радаров ПЛСР.
По собственному признанию, он отправляется на Украину и принимает участие в партизанской борьбе против австро-венгерских войск и петлюровцев. У левых эсеров тем временем возникают другие проблемы – мятеж в Москве. Все это позволило забыть о моральном облике «оппозиционера Евдокима».
Скорее всего, на официальную службу в ЧК он не поступил. Сотрудником чрезвычайки его никто из чекистов не называет. Вернувшись из Украины, он поселяется в Воронеже. В 1920 начинает «оживлять» деятельность ушедших в подполье левых эсеров. Происходит это по поручению губчека. Муравьев давно уже хотел из ПЛСР уйти и вступить в РКП(Б). И, скорее всего, это «оживление» было проверочным заданием – легализовать эсеров, разложить и дезавуировать. Получится – примем в партию.
Муравьев выводит эсеров из тени, возглавляет местный комитет, и в феврале 1921 года начал готовить конференцию. На ней он собирался заявить о несостоятельности партии, вывести из нее видных партийцев. Какие цели при этом преследовали чекисты – просто раскол, или раскол с арестами, Муравьев не пишет. Чтобы те не замышляли, Москва поменяла их планы. Приехавший на пару дней в Воронеж Дерибас, довел до них новую директиву.
Было решено, что раскалывать партию преждевременно. Напротив, о комитете ПЛСР нужно заявить еще громче. Он должен стать ловушкой для антоновцев, они, по оперативным данным, ищут выходы на воронежских эсеров.
Муравьев, как лидер комитета, должен был убедить бандитов в собственной значимости. Цель – войти в доверие и проникнуть в штаб Антонова, чтобы впоследствии штаб обезглавить.
Чекисты действуют смело, на грани фола. Они распускают слух о том, что Воронежский комитет чуть-ли не самый основной орган ПЛСР, после московского ЦК. Комитету выделяется помещение. В центре города открывается дискуссионный клуб. Каждый вечер, в табачной завесе, происходят споры до хрипоты, обсуждение самых актуальнейших тем и критика советского режима. Туда начинают захаживать и представители большевистского губкома. Не имеющие ни малейшего подозрения об истинном предназначении клуба, они пикируются с оппонентами. Нередко на таких совещаниях можно услышать отчаянные крики большевиков: «Зря мы вас в свое время не добили!» Муравьеву только и остается, что «по возможности резко возражать им». Помимо Муравьева в президиуме нередко заседает и Кандыбин, играющий роль представителя ЦК.
В конце апреля в Воронеж прибывает человек Антонова по фамилии Геврасев. Окружающим он представляется, как Донской. По оперативным данным он чуть ли не начальник контрразведки Антонова.
В день приезда Муравьев проводит диспут на тему «Народничество и марксизм», Донской скромно сидит в сторонке с выпученными глазами. Все как всегда – тьма народа, дым коромыслом, споры и взаимные оскорбления.
«Донской слушал все это, – вспоминал Муравьев, – и буквально млел от восторга».
Затем проводится несколько секретных заседаний, на которых выступил и сам Донской.
1 мая. Муравьев митингует на общегородских торжествах. От этого у антоновского эмиссара и вовсе начинает кружится голова. Он будто попал на машине времени в Тамбов 1917-го. Эсеры выступают открыто! Им аплодируют!
После выступления Донской подбежал к Муравьеву и страстно пожал ему руку:
– Александру Степановичу это очень понравится!
– Кто такой Александр Степанович?
– Антонов…
Донского тащат на «эсеровскую конспиративную квартиру». Там сидят секретные сотрудники воронежской ЧК и, выдавая себя за москвичей, ломают новую комедию. Они хвалят комитет и поздравляют Муравьева с тем, что за отличную работу его кандидатура выдвинута в члены ЦК. Ошалевший Донской становится свидетелем «совершенно секретного» разговора о скором созыве в Москве всех антибольшевистских сил: левых и правых эсеров, анархистов (будут люди от Махно), кадетов и прочих.
– А наши там могут участвовать? – робко спрашивает Донской.
Ему отвечают:
– Да!
Но для начала, уточняют «эсеры», к вам в Тамбов должен приехать товарищ Петрович (псевдоним Муравьева - С.П.) и, убедившись в боеспособности вашей армии и преданности вашему антибольшевитскому делу, сопроводить Антонова и его «замов» в Москву. Просто так, без сопровождающего, туда являться опасно, у ЧК везде свои глаза и уши.
– Без вопросов! – уверяет почтенную публику Донской. – Мы всегда готовы принять товарища Петровича!
… Муравьев появляется в Тамбове спустя десять дней. Его сопровождают сотрудники губчека Смерчинский и Тузинкевич. Они навещают человека по фамилии Федоров, который является одним из антоновских связных. Адрес, пароль и отзыв Муравьеву любезно предоставил Донской.
Человек пожилой и подозрительный, по партийной принадлежности кадет, Федоров насторожен. Разговаривает он с Муравьевым один на один. Подолгу чаевничает с гостем, задает вопросы «о том, о сем», потом вдруг погружает разговор в пропасть неудобных для Муравьева пауз и начинает сверлить его хмурым взглядом. Помолчав с минуту, Федоров задает новый вопрос, а то и вовсе произносит реплику к делу не относящуюся. Хорошая погода, неправда ли?
Муравьев ведет себя мягко, сообщает о цели своего визита всего один раз. Ведь цель Федорову уже известна, а во-вторых, давить на этого старого чудака тоже нельзя. Если старика спугнуть, тот закроется, и в штаб к Антонову уже не попасть. Поэтому остается сидеть, пить жидкий чай и продолжать этот странный разговор со странным хмурым человеком. Только когда гость говорит о том, что на съезде антибольшевистских сил будут присутствовать люди от Деникина, в глазах хозяина зажигается ностальгический огонек. Федоров оживляется, губы его трогает улыбка и он неожиданно переходит к делу.
… На следующее утро он отводит Муравьева и Тузенкевича к другому связному, железнодорожному рабочему. На этот раз все происходит быстро, без чайных церемоний. Окольными тропами, сквозь частые кустарники, рабочий выводит их на окраину города, какие-то люди подводят им лошадей.
– Умеете верхом-то?
– Случалось.
… Спустя несколько часов они добираются до какого-то хутора на окраине леса. Как догадывается Муравьев, хутор этот находится уже на территории антоновцев. Советской власти здесь нет.
Из воспоминаний:
«На хуторе, ко времени моего приезда туда оказалось несколько человек из командного состава и других влиятельных антоновцев, приехавших в сопровождении своей охраны. А в числе приехавших на хутор оказался и Донской, который принял меня с распростертыми объятиями… Донской сразу же представил меня присутствовавшим как председателя Воронежского комитета левых эсеров и держался по отношению ко мне так, будто мы с ним близкие друзья. Донской расхваливал антоновцам работу Воронежского комитета левых эсеров, расхваливал меня. А когда я сообщил, что я теперь… избранный член ЦК, это еще более повысило мои шансы».
Муравьев играет убедительно, и внешность его отличное тому подспорье. Типичный народоволец – длинные волосы, круглые очки, бородка. В общении одновременно тверд и деликатен. Для пущей убедительности из Воронежа им была прихвачена папочка, в которой лежали «фирменные» бланки ПЛСР, с печатями. В некоторых из них имелись воззвания ЦК и что-то вроде рекомендательных писем. Заполнено все это воронежскими чекистами было под диктовку Муравьева.
Когда Муравьев прохаживается по избе и говорит, его слушают зачарованно. Рассуждения – не чета ишинским, токмаковским или антоновским. Он способен уверенно и без запинки разложить международную обстановку, произвести экскурс в историю, поведать о корнях идеологии партии социалистов-революционеров.
– Где же Антонов? – внезапно прерывает свою речь посланник ЦК ПЛСР. – Когда я смогу пожать ему руку?
Антоновцы уверяют: скоро должен быть. Пока же он находится с рейдом в Саратовской губернии. А вы продолжайте, товарищ представитель партии. Очень уж интересно вы все рассказываете.
Муравьев деловито сообщает о необходимости проведения съезда лидеров повстанческого движения и подготовке кандидатур «видных антоновцев» для поездки в Москву на другой уже, тот самый обещанный съезд «всех антибольшевистских сил России».
Присутствующий на встрече Ишин, единственный из главных лидеров движения, соглашается и заверяет, что съезд проведут в самое ближайшее время, кандидатуры делегатов тоже будут подготовлены.
Муравьев в своей рукописи называет этот визит к антоновцам рекогносцировкой. Он проехался по Тамбовскому и Кирсановскому уездам и выполнил две задачи одновременно. С одной стороны, убедительно сыграл роль важного члена ЦК, с другой, проявил нечеловеческие способности по фиксации разнообразнейших объектов – от фамилий лесных командиров до явочных адресов в разных селах и городах.
Запомнить все это ему удается поистине чудом. При антоновцах он делать какие-то записи не решается. Ишин и брат Матюхина – Василий, следуют за ним неотступно. Только вернувшись в Тамбов, Евдоким открывает блокнот и вносит туда сведения о всех запомнившихся явках и фамилиях. Таковых оказывается порядка ста пятидесяти.
… Вторая встреча Муравьева и антоновцев происходит в июне. Этот визит становится самой главной частью операции. Муравьев ожидает увидеть Антонова, но Антонов снова не появляется. По одним сведениям, он еще не вернулся из Саратовской губернии, по другим – где-то отлеживается после полученных в бою ранений.
– Все ли готово для съезда? – спрашивает у Ишина Муравьев.
– Почти, – уклончиво отвечает Ишин, – скоро все состоится.
Разведчику не нравится все это «почти» и «скоро». Антонова нет. В воздухе нависает напряженность. Муравьев понимает, что Ишин его прощупывает. Они продолжают инспектировать полки, ездят по селам, Ишин не отходит от него ни на шаг. Внешне простой и улыбчивый мужичек, коварный враг Ишин, садист. Один раз он рассказал ему о казни пойманного большевистского агитатора. Пленнику пилили шею.
– Ох и кричал он, миленький, – вздыхал Ишин, – пила то была ржавая!
Сволочь, думает Муравьев. Сволочь, мразь! Пристрелить бы тебя прямо в этой избе.
Но что он может сделать здесь, окруженный головорезами? Лишь Тузинкевич находится рядом.
Ишина по-прежнему не отвадить. Куда Муравьев, туда и Ишин. Высокий гость, представитель ЦК. Высокого гостя нужно охранять. Он даже ночует с ним в одной избе.
– Что же это вы? Во сне разговариваете! – хитро улыбаясь, сообщает ему Ишин.
Муравьев потрясен. Он знает за собой эту дурацкую особенность. Он же ей богу, не кремень. С апреля тянется операция, с апреля он играет врага. И все это время он пребывает в состоянии высшей степени напряжения.
– Следи за собой, Иван. Не забывай о субординации.
Муравьев больше не спит. Кто знает, что я брякну ночью? Он дожидается, когда уснет его спутник, а потом погружается в новое ожидание, ожидание рассвета. Вздремнуть ему удается редко, когда рядом нет Ишина, но есть Тузинкевич. Это происходит, то в седле, то где-нибудь на привале.
Ужас продолжается около недели. Но и ужасу приходит конец.
… Ишин определяет место съезда. Туда начинают стягиваться главари антоновцев. Происходит все это, по словам Муравьева, вблизи Тамбова, на лесной поляне около избушки лесника. Картина такова:
«За вынесенном из избушки столом, на скамьях и табуретках расположился президиум, секретариат. Участники съезда сидели на земле… Ввиду отсутствия Антонова главную роль на съезде играли Ишин и я…»
Муравьев, вдохновленный близостью конца операции и сконцентрированный до всех мыслимых и немыслимых пределов, поднимается из-за стола и произносит доклад «О международном положении».
Затем было представлено слово командирам. Они поочередно поднимались с земли и докладывали о результатах борьбы с большевиками. Сведения о количестве убитых коммунистов, о численности полков и т.д. вносились в протокол. Его, по настоянию Муравьева, вел один из адъютантов, бывший учитель. Таким образом, материал о своей преступной деятельности антоновцы документировали сами.
Когда же дело дошло до решения вопроса о направлении делегатов на «антибольшевистский съезд», Муравьева ждало новое разочарование:
«…Все видные антоновцы, выставленные в качестве делегатов на съезд, под тем или другим предлогом, сняли свои кандидатуры, боясь, по-видимому, выехать с территории, где они чувствовали себя в безопасности… Отказ… сначала озадачил меня. Некоторое время я соображал, какие же меры должен предпринять, чтобы не вышло срыва. И тут у меня созрел план, который удалось провести в жизнь».
Водрузив на нос пенсне, Муравьев грозно напомнил присутствующим, что он представитель ЦК, и приказы ЦК обсуждать не принято.
Центральный комитет думал, что с вами можно иметь дело, – сказал он, – вам можно доверять, вас можно снабдить оружием. А что в итоге? Передо мной, оказывается, сборище дезертиров и предателей? Армия нерешительных трусов? Что ж. Если с выборами у вас ничего не получается, делегатов на съезд я назначу сам. Ими будут… товарищи Ишин и Эктов.
Речь его получилась настолько убедительной, что президиум «берет под козырек». Что вы, товарищ секретарь съезда! Вы нас не так поняли! Конечно же, Ишин и Эктов! Нужны другие, и другие поедут! И будто бы в знак преданности делу борьбы с большевизмом предлагают двадцать боевиков для поездки за оружием.
Выдвигаться решают незамедлительно. Дело осложнялось тем, что в июне территория антоновцев была окружена войсками Тухачевского. Наиболее безопасное расстояние Муравьев и «делегаты» преодолевают на лошадях, затем спешиваются, и ночами, пользуясь услугами крестьян-проводников лесными тропами пробираются к Тамбову. Через линию разграничения они ползут по-пластунски. Рано утром, как вспоминает разведчик, на заре.
В Тамбове Муравьеву удается выйти на связь с Лубянкой. По приказу Самсонова ему в помощь выделяют двух сотрудников губчека. Поездом, вместе со всей делегацией, они добираются до Москвы. Один из тамбовских чекистов доставляет Ишина и Эктова на конспиративную квартиру, другой приводит остальных боевиков в «нужное место», которым оказывается здание комендатуры ВЧК.
… Далее в игру вступили Дерибас и помощник начальника Особого отдела Артур Артузов. В силу важности операции они решили завершить ее лично. Поздним июньским вечером, в 22.00 было назначено заседание организационного комитета антибольшевистского центра. Местом его проведения стала явочная квартира одного из домов Рождественского бульвара.
Когда Муравьев, Ишин и Эктов явились на заседание, огромная гостиная была набита до отказа. На стульях сидели серьезные мужчины с блокнотами и карандашами, чекисты, все до одного. Артузов и Дерибас заняли место в президиуме.
Все было снова разыграно, как по нотам. Артузов открыл заседание. Муравьев выступил с отчетом о делах в Тамбовской губернии и передал слово Ишину. Тот хвастливо поведал о победах армии Антонова над большевиками. Артузов объявил перерыв. Когда Ишин вышел в коридор, в грудь ему уткнулся ствол маузера. Эктова арестовали в гостиной.
Дзержинский назвал эту операцию одной из лучших за время существования ВЧК. Впоследствии, Лубянка едва не поставила ее «на поток», алгоритм понятен и эффективен: создание легендированного «антисоветского» объекта, привлечение к нему врага, отслеживание преступных и даже шпионских связей с последующей их нейтрализацией. По той же схеме была проведена в операция «Трест», позволившая задержать не только монархистов, террористов и уголовников, но и взять в 1925 истинно крупную рыбу – британского резидента Сиднея Рейли; на ту же самую удочку, тогда же, в 1925, попался в Минске Борис Савинков.
Муравьев написал сценарий первой серии чекистского крушения Антоновщины и сыграл в ней главную роль. А за первой серией последовала и вторая, тесно с ней связанная, в ней было уничтожено самое боевое на тот момент антоновское соединение – полк Ивана Матюхина.
Произошло это так. В отличие от Ишина, который отказался давать какие-либо показания и был расстрелян, Эктов чуть ли не в первые минуты ареста предложил чекистам свои услуги. Уже на следующей неделе, после утомительных ночевок в камерах Лубянской тюрьмы, он мчался на Тамбовщину. Разыскав Матюхина, он сказал, что съезд в Москве пока не закончил свою работу, но уже дана важная директива. Матюхину поручено соединиться с Кубанско-Донской повстанческой армией под командованием войскового старшины Фролова.
В роли Фролова выступил красный комбриг Григорий Котовский. В течение почти десяти дней, посылая письма и гонцов, он пытался выйти на встречу с бандой Матюхина. При этом его бригада, переодетая в казаков, стояла в одном из сел, что позволяло распространять убедительные слухи о пришествии «кубанцев» и «донцов».
Встреча состоялась в ночь на 21 июля, в лесу. На встречу Котовскому и Эктову выскочили из кустов всадники, человек пятьдесят, и начали приветствовать Эктова. Затем выехали еще несколько, с Матюхиным во главе. Главаря банды Котовский в своих кратких воспоминаниях описал, как «здорового, рослого мужчину со зверообразным лицом и свирепыми глазами».
… Они выезжают из леса, спрыгивают с коней и заходят в избу. Тем временем, ребята комбрига окружают село и готовятся к бою.
В избе начинается совещание. Котовский явно в ударе. Он заявляет, что в ближайшие дни Советская власть в губернии будет свергнута. Матюхин восторженно долбит кулаками по столу и орет, что крестьяне пойдут за ним, как один, и скоро у него будет десятитысячная армия. На вопрос: где Антонов, он дерзко отвечает: контужен и лечится, и вообще, пора о нем забыть, теперь он, Матюхин, главная сила.
«После его слов, – описывает Котовский финал совещания, – я поднимаюсь из-за стола, вынимаю из кармана наган и стучу им о стол. Вместе со мною поднимаются наши командиры и комиссары, поднимаются и бандиты… Рукоятки револьверов и сабель судорожно сжимаются пальцами.
В это время я крикнул: «Долой комедию! Расстрелять эту сволочь!» И в тот же момент направил дуло своего нагана в Ивана Матюхина…» …
http://www.apn-spb.ru/publications/article33493.htm
|
