«В Москве в конце февраля 1918 года были назначены выборы короля поэтов. Выборы должны были состояться в Политехническом музее, в Большой аудитории. Ряд поэтов, объявленных в афише, не приехал — например, К. Бальмонт. Стихи петербургских поэтов читали артисты. Среди многих выступающих на этом своеобразном вечере были Маяковский и Игорь Северянин. Страстные споры, крики и свистки то и дело возникали в аудитории, а в перерыве дело дошло чуть не до драки между сторонниками Северянина и Маяковского. Маяковский читал замечательно. Он читал начало „Облака“ и только что сработанный „Наш марш“… Королём был избран Северянин — за ним по количеству голосов следовал Маяковский. Кажется, голосов тридцать или сорок решили эту ошибку публики.
Из ближайшего похоронного бюро был заранее доставлен взятый на прокат огромный миртовый венок. Он был возложен на шею тощего, длинного, в долгополом чёрном сюртуке Северянина, который должен был в венке ещё прочитать стихи. Венок свисал до колен. Он заложил руки за спину, вытянулся и запел что-то из северянинской „классики“.
Такая же процедура должна была быть проделана с Маяковским, избранным вице-королём. Но Маяковский резким жестом отстранил и венок и людей, пытавшихся на него надеть венок, и с возгласом: „Не позволю!“ — вскочил на кафедру и прочитал, стоя на столе, третью часть „Облака“. В аудитории творилось нечто невообразимое. Крики, свистки, аплодисменты смешались в сплошной грохот…»
В душистом сумраке собора,
Под тихий, мерный перезвон,
Лампады нежности у взора
Глубокочтимых мной икон.
Но прежде, чем иконным ликом
Отпечатлеться на стене,
Живущая встречала криком
Любви меня и шла ко мне
Доверчиво, порывно, прямо,
Всё отдавая, ничего
Взамен не требуя. Для храма
Она отныне — божество.
Мои возлюбленные — ныне
В соборе вечных чувств моих
Почили в мире, как богини.
И перед ликами святых
Клоню благоговейно стих
И поклоняюсь их святыне. (…)
В тиши я совершаю мессы,
Печальный траурный обряд,
И все они, мои принцессы,
Со мной беззвучно говорят.
И чем звучней беззвучный шопот,
И чем незлобивей слова,
Тем тяжелее мне мой опыт
Уничтоженья божества…
Так называемый «донжуанский список поэта» невелик, но примечателен последовательными романами с несколькими сёстрами: Евгения Гуцан (Злата) и Елизавета Гуцан (Мисс Лиль), Елена Новикова (Мадлэна) и кузина Тиана (Татьяна Шенфельд), Дина Г. и Зинаида Г. (Раиса), Анна Воробьёва (Королева) и Валерия Воробьева (Violett), Ирина Борман и Антонина Борман, Вера Коренди (Запольская) и Валерия Запольская.
Сборники «Громокипящий кубок», «Златолира», «Ананасы в шампанском», «Поэзоантракт» полны стихотворений, посвящённых Евгении Гуцан — знаменитой Злате. Их легко узнать по схожим сюжетам. Наиболее знаменитое «Её монолог»:
Не может быть! вы лжёте мне, мечты!
Ты не сумел забыть меня в разлуке…
Я вспомнила, когда, в приливе муки,
Ты письма сжечь хотел мои… сжечь!.. ты!..
Анна Воробьева стала лирической героиней поэмы миньонета «Это было у моря»:
Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж…
Королева играла — в башне замка — Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил её паж.
Елене Новиковой — Мадлэне поэт был благодарен за принесённую ею всероссийскую славу. Ей посвящено знаменитое стихотворение «В очарованьи»:
Быть может оттого, что ты не молода,
Но как-то трогательно-больно моложава,
Быть может оттого я так хочу всегда
С тобою вместе быть; когда, смеясь лукаво,
Раскроешь широко влекущие глаза
И бледное лицо подставишь под лобзанья,
Я чувствую, что ты — вся нега, вся гроза,
Вся — молодость, вся — страсть; и чувства без названья
Сжимают сердце мне пленительной тоской,
И потерять тебя — боязнь моя безмерна…
И ты, меня поняв, в тревоге, головой
Прекрасною своей вдруг поникаешь нервно,—
И вот другая ты: вся — осень, вся — покой…
[11]
Беллетристке Татьяне Краснопольской (Шенфельт) посвящено пронзительное стихотворение «Тиана»:
Тиана, как дико! мне дико, Тиана,
Вложить вам билеты в лиловый конверт
И ждать на помпезный поэзоконцерт:
Ведь прежде так просто — луна и поляна.
И вдруг — вы, снегурка, нимфея, лиана,
Вернули мне снова все миги тех лет,
Когда я был робкий, безвестный поэт,
О славе мечтавший,— без славы дурмана…
Тиана, как больно! мне больно, Тиана!
[12]
Жена поэта Фелисса с понимаем относилась к гастрольным романам поэта с Валентиной Берниковой в Югославии, с Викторией Шей де Вандт в Кишиневе. Она терпела тянувшиеся романы с Ириной Борман и Евдокией Штранделл. С последней ещё и потому, что она была женой хозяина продуктовой лавки в Тойле и от неё зависел кредит в лавке. Поэт рассказывает о роковой страсти в одном из писем к графине
Софии Карузо, урождённой Ставроковой находим характеристику Е.Штранделл :
«А я от страсти гибну. Нет, серьёзно. Представляете ли себе меня способным пламенеть к одной пять лет? К одной и одной. Жена сначала этому не очень сочувствовала, но потом махнула рукой, ушла в себя, с презрительной иронией наблюдает теперь свысока и издали. Женщина, правда, очаровательная — петербурженка, красивая, 27 лет. И муж есть. Личность довольно безличная. Она приходит к нам почти ежедневно. Жена ценит в ней её большой и редкий такт. Она обворожительно-любезна и мила с Фел. Мих. Но меня эта „Цирцея“ положительно губит: замкнутая, холодная, чувственная, осторожная, лживая и изменчивая. Но глаза, конечно, Мадонны… Ревнует, терзает, — насыщая, не даёт пресытиться. Даже насытиться с ней невозможно. С ней и ею. Ламия какая-то. Вот я как с вами откровенно. Захотелось почему-то Вам всё это сказать. Последнее время даже не могу писать ничего. Чем дольше длится эта необыкновенная связь, тем больше теряю голову. Сам на себя дивлюсь. И где же всё это возникло? В глуши одебренной! Сколько, казалось бы, женщин в пути всюду, так нет же — все остаются чуждыми, а эта Нереида влечёт все более и более. Даже турне рву через два-три месяца, болезненно влекомый ею. И часто — в разгаре успехов, когда можно было бы работать и зарабатывать».
[13]
Игорь-Северянин в регулярных письмах к
Георгию Шенгели описывал состояние своего здоровья. На основании описанных им симптомов доктор медицинских наук
Натан Эльштейн сделал заключение о том, что Игорь-Северянин страдал туберкулёзом в тяжёлой форме. Феномен таков, что в определённой стадии болезни туберкулезники становятся чрезвычайно любвеобильными (влюбчивыми).
Школьную учительницу Веру Борисовну Коренди (урождённая Запольская, по мужу Коренева) поэт называл «женой по совести». По рассказам Фелиссы, после возвращения поэта из Кишинёва В.Коренди развила бурную активность: засыпала поэта письмами, требовала встреч, угрожала самоубийством. 7 марта
1935 года наступила развязка: ссора, после которой Фелисса выгнала поэта из дома. Живя с Коренди, поэт регулярно писал жене покаянные письма и умолял её о возвращении. Когда В.Коренди узнала о существовании этих писем, то написала письмо в
Эстонский литературный музей с категорическим требованием изъять «лживые письма» и передать ей для уничтожения.
Летом 1935 года В.Коренди объявила, что её дочь, урождённая Валерия Порфирьевна Коренева (6 февраля 1932 — 3 июня 1982) в действительности есть плод тайной любви с поэтом, что стало окончательной причиной разрыва в отношениях. В
1951 году с помощью секретаря Союза писателей СССР Всеволода Рождественского Коренди добилась для дочери выдачи советского паспорта на имя Валерии Игоревны Северяниной. Надгробный памятник на её могиле не содержит даты рождения. Коренди утверждала, что поэт требовал скрывать дату рождения: «Дочь поэта принадлежит вечности!»
Дочь поэта Валерия Игоревна Семенова (21 июня 1913 — 6 декабря 1976), названная в честь Валерия Брюсова, родилась в Петербурге. После переезда в 1918 году в Эстонию большую часть прожила в
Усть-Нарве и работала в Тойле в рыболовецком колхозе «Oktober». Похоронена на кладбище в Тойле, вероятно, недалеко от утраченной могилы матери Елены Яковлевны Семеновой. Эстонский литературовед
Рейн Крус, основываясь на превратно понятом устном рассказе Валерии Семеновой, полагал, что фамилия её матери была Золотарёва. Рассказ был записан директором краеведческого музея в Усть-Нарве Евгением Кривошеевым. Вероятное объяснение: фамилия образовалась из воспринятого на слух обрывка фразы «вышла замуж за Лотарёва».
Сын Вакх Игоревич (1 августа 1922 — 22 мая 1991) с 1944 года проживал в Швеции, где ныне живут его дети — внуки поэта.
Последние годы жизни Игорь-Северянин провёл в
Саркуле — деревушке между устьем
Россони и берегом Финского залива. Ныне Саркуль находится на территории России и примечателен тем, что одна из его двух улиц носит имя Игоря-Северянина. Самое яркое событие — поездка из Саркуля в Таллин на нобелевскую лекцию
Ивана Бунина. Поэты встретились на перроне железнодорожной станции
Тапа. Оказалось, что Бунин не знает отчества собрата по профессии. До Таллина ехали в вагоне-ресторане. Бунин предложил сойти с поезда вместе, но Игорь-Северянин пожелал выйти из своего вагона. Наиболее яркое событие жизни в Усть-Нарве — приезд из Германии Златы (Евгении Меннеке), уверенной в себе, благополучной, состоятельной и с чемоданом набитым подарками. В результате ссора с Верой Борисовной, ожидавшей встретить «первую любовь» в виде убогой старушки.
Зиму 1940—1941 годов поэт провёл в
Пайде, где Коренди получила работу в школе. Он постоянно болел. В Усть-Нарве в мае наступило резкое ухудшение состояния. С началом войны Игорь-Северянин хотел эвакуироваться в Россию, но по состоянию здоровья не мог этого сделать общим порядком. В октябре 1941 года Коренди перевезла поэта в Таллин, где он скончался 20 декабря. В некоторых изданиях ошибочно указывают дату смерти 22 декабря. Происхождение ошибки связано с опубликованным Рейном Круусом свидетельством о смерти поэта. Свидетельство выписано на эстонском языке 22 декабря 1941 года.
Родственники В. Коренди не разрешили похоронить поэта в семейной ограде на
Александро-Невском кладбище. Место для могилы было найдено случайно двадцатью метрами далее справа на центральной аллее, в ограде с могилами Марии Штерк (ум. 1903) и Марии Пневской (ум. 1910), которые не являются ни его родственниками, ни знакомыми. Первоначально на могиле был установлен простой деревянный крест, но в начале 1950-годов литератор
Валентин Рушкис заменил крест на табличку с цитатой из стихотворения «Классические розы». В конце 1980-х годов на могиле было установлено гранитное надгробие работы скульптора
Ивана Зубака.
По мнению упоминавшегося выше профессора Вальмара Адамса, уже в 1930-х годах можно было вести речь о мировой рецепции творчества Игоря-Северянина. Вот, например, как оценивает творчество Игоря-Северянина славист и литературный критик из Германии
Вольфганг Казак
Доходчивая музыкальность его стихотворений, часто при довольно необычной метрике, соседствует у Северянина с любовью к неологизмам. Смелое словотворчество Северянина создаёт его стиль. В его неологизмах есть многое от собственной иронической отчуждённости, скрывающей подлинную эмоцию автора за утрированной словесной игрой.
Произведения
- Громокипящий кубок. — М.: «Гриф», 1913 (всего 9 изданий).
- Златолира. — М.: «Гриф», 1914 (всего 6 изданий).
- Ананасы в шампанском. — М.: «Наши дни», 1915 (4 издания).
- Victoria regia. — М.: «Наши дни», 1915 (всего 3 издания).
- Поэзоантракт — М.: «Наши дни», 1915 (обл.: 1916); 3-изд. — Пг., 1918.
- Собрание поэз, тт. 1—4, 6. — М.: В.Пашуканис, 1915—1918; 2-е изд. — Пг.: «Земля», 1918.
- За струнной изгородью лиры. Избранн. поэзы. — М.: В. Пашуканис, 1918.
- Поэзоконцерт. — М.: «Просвещение народа», 1918.
- Creme de Violettes. Избранные поэзы. — Юрьев: «Odamees», 1919.
- Puhajogi. — Юрьев: «Odamees», 1919.
- Вервэна. — Юрьев: «Odamees», 1920.
- Менестрель. Новейшие поэзы. — Берлин: Изд. «Москва», 1921.
- Миррэлия. — Берлин: Изд. «Москва», 1922.
- Падучая стремнина. Роман в 2-х частях. — Берлин: Изд. «Отто Кирхнер», 1922.
- Фея Eiole. — Берлин: «Отто Кирхнер и Ко», 1922.
- Я чувствую как падают листья. Музыка Д. Покрасс. Ноты. — М., 1923. — 4 с.
- Соловей. — Берлин — Москва: «Накануне», 1923.
- Трагедия титана. Космос. Изборник первый. — Берлин — Москва: «Накануне», 1923.
- Колокола собора чувств: Автобиогр. роман в 2-х чч. — Юрьев-Тарту: В. Бергман, 1925.
- Роса оранжевого часа: Поэма детства в 3-х чч. — Юрьев-Тарту: В. Бергман, 1925.
- Классические розы. Стихи 1922—1930, Белград, 1931. (Рус. б-ка; Кн.33).
- Адриатика. Лирика. — Нарва: Изд. автора, 1932.
- Медальоны. — Белград: Изд. автора, 1934.
- Рояль Леандра (Lugne). Роман в строфах. — Бухарест: Изд. автора, 1935.
Некоторые посмертные издания
- Стихотворения. — Л. : Советский писатель, 1975. — 490 с.
- Венок поэту (Игорь-Северянин). — Таллин : Ээсти раамат, 1987.
- Стихотворения. — Таллинн : Ээсти раамат, 1987.
- Стихотворения. — М. : Сов. Россия, 1988. — 464 с.
- Стихотворения. Поэмы. — Архангельск ; Вологда, 1988. — (Русский север)
- Менестрель. — М. : Молодая гвардия, 1989 (репринт изд. 1921).
- Сочинения. — Таллин : Ээсти раамат, 1990.
- Ананасы в шампанском. М. : Объед. «Глобус», 1990.
- Соловей : Поэзы. — М. : «Союзтеатр» СТД СССР : ТОМО, 1990 (репринт изд. 1923).
- Классические розы. Медальоны. — М. : Худож. лит, 1990. — 224 с.
- Стихотворения и поэмы (1918—1941), письма к Г. Шенгели. — М. : Современник, 1990.
- Ананасы в шампанском : Поэзы. — М. : Книга, 1991. — 143 с. (Репринт изд. 1915).
- Creme de Violettes. — М. : Книга, 1994 (репринт изд. 1919).
- Избранное. — М. : ТОО «Люмош», 1995. — 400 с. — ISBN 5-7717-0002-9.
- Собрание сочинений в 5-ти томах. — СПб. : Логос, 1995—1996.
- Тост безответный. — М. : Республика, 1999.
- Я избран королём поэтов. — М. : ЭКСМО-Пресс, 2000.
- Стихотворения. — М. : Эллис Лак, 2000, 2003.
- Четыре книги поэз. Ранние книги. Теория версификации. — М. : Наука, 2004. — 870 с.
- Винтик : Записки инженера. — Изд. М. Петрова, 2005.
- Лотарев Игорь. Девять стихотворений о Русско-японской войне. — Изд. М. Петрова. Reval, 2005.
- Посмертные стихи одной прекрасной даме / Предисловие Т. Александровой, послесловие М. Петрова. — Таллин ; Москва, 2005.
- Игорь-Северянин в переводах. — Таллин : М. Петров, 2007.
- Полное собрание сочинений в одном томе. — М. : Альфа-Книга, 2014.
ФОТО-ГАЛЕРЕЯ :
http://www.ya-zemlyak.ru/images/phot...рянин.jpg
http://b1.culture.ru/c/667915.x400p.jpg
http://www.blatata.com/uploads/posts...16.05.1897.jpg
http://md-eksperiment.org/images/pos...7b688023b.jpeg
http://img-fotki.yandex.ru/get/4422/...9377837_XL.jpg
