Михаил Васильевич Ломоносов

Ода, выбранная из Иова, глава 38, 39, 40 и 41

1
О ты, что в горести напрасно
На Бога ропщешь, человек,
Внимай, коль в ревности ужасно,
Он к Иову из тучи рек!
Сквозь дождь, сквозь вихрь, сквозь град
блистая
И гласом громы прерывая,
Словами небо колебал
И так его на распрю звал:
2
«Сбери свои все силы ныне,
Мужайся, стой и дай ответ.
Где был ты, как я в стройном чине
Прекрасный сей устроил свет,
Когда я твердь земли поставил
И сонм небесных сил прославил,
Величество и власть мою?
Яви премудрость ты свою!
3
Где был ты, как передо мною
Бесчисленны тьмы новых звезд,
Моей возжженных вдруг рукою,
В обширности безмерных мест
Мое Величество вешали,
Когда от солнца воссияли
Повсюду новые лучи,
Когда взошла луна в ночи?
4
Кто море удержал брегами
И бездне положил предел,
И ей свирепыми волнами
Стремиться дале не велел?
Покрытую пучину мглою
Не я ли сильною рукою
Открыл и разогнал туман
И с суши сдвигнул Океан?
5
Возмог ли ты хотя однажды
Велеть ранее утру быть,
И нивы в день томящей жажды
Дождем прохладным напоить,
Пловцу способный ветр направить,
Чтоб в пристани его поставить,
И тяготу земли тряхнуть,
Дабы безбожных с ней сопхнуть?
6
Стремнинами путей ты разных
Прошел ли моря глубину?
И счел ли чуд многообразных
Стада, ходящие по дну?
Отверзлись ли перед тобою
Всегдашнею покрыты мглою
Со страхом смертные врата?
Ты спер ли адовы уста?
7
Стесняя вихрем облак мрачный,
Ты солнце можешь ли закрыть,
И воздух сгустить прозрачный,
И молнию в дожде родить,
И вдруг быстротекущим блеском
И гор сердца трясущим треском
Концы вселенной колебать,
И смертным гнев свой возвещать?
8
Твоей ли хитростью взлетает
Орел, на высоту паря,
По ветру крила простирает
И смотрит в реки и моря?
От облак видит он высоких
В водах и в пропастях глубоких,
Что в пищу я ему послал.
Толь быстро око ты ли дал?
9
Воззри в леса на Бегемота,
Что мною сотворен с тобой;
Колючий терн его охота
Безвредно попирать ногой.
Как верьви, сплетены в нем жилы.
Отведай ты своей с ним силы!
В нем ребра как литая медь;
Кто может рог его сотреть?
10
Ты можешь ли Левиафана
На уде вытянуть на брег?
В самой средине Океана»
Он быстрый простирает бег;
Светящимися чешуями
Покрыт, как медными щитами,
Копье, и меч, и молот твой
Считает за тростник гнилой.
11
Как жернов, сердце он имеет,
И зубы — страшный ряд серпов:
Кто руку в них вложить посмеет?
Всегда к сраженью он готов;
На острых камнях возлегает
И твердость оных презирает:
Для крепости великих сил
Считает их за мягкий ил.
12
Когда ко брани устремится,
То море, как котел, кипит;
Как печь, гортань его дымится,
В пучине след его горит;
Сверкают очи раздраженны,
Как угль, в горниле раскаленный.
Всех сильных он страшит, гоня.
Кто может стать против меня?
13
Обширного громаду света
Когда устроить я хотел,
Просил ли твоего совета
Для множества толиких дел?
Как персть я взял в начале века,
Дабы создати человека,
Зачем тогда ты не сказал,
Чтоб вид иной тебе я дал?»
14
Сие, о смертный, рассуждая,
Представь Зиждителеву власть,
Святую волю почитая,
Имей свою в терпеньи часть.
Он всё на пользу нашу строит,
Казнит кого или покоит.
В надежде тяготу сноси
И без роптания проси.[1]
[1]Ода, выбранная из Иова, глава 38, 39, 40, 41. Впервые — Изд. 1751, с. 35-40. Стихотворение представляет собою вольный перевод последних четырех глав библейской книги Иова, величайшего памятника древнееврейской словесности. То, что Ломоносов остановил свой выбор на заключительной части книги Иова, где творец во всеоружии своего могущества обрушивается на несчастного героя за то, что тот посмел предъявить ему моральный счет, а не на предшествующих страницах, где повествуется о душераздирающих злоключениях Иова, подало повод одному дореволюционному исследователю обвинить Ломоносова в жестокости, в глухоте к страданиям обездоленного существа (см.: Дороватовская В. О заимствованиях Ломоносова из Библии. — В кн.: М. В. Ломоносов. 1711-1911. Сб. статей под ред. В. В. Сиповского. Спб., 1911, с. 33-65).
Однако же в контексте «Од духовных» именно последние главы книги Иова потребны в этом месте: ведь о несчастиях и страданиях лирического героя уже достаточно говорилось в «преложениях псалмов». Теперь необходимо показать, в чем же состоит «божие величество», необходимо расшифровать, что же кроется за словами «правда святая», «истина», «множество чудес», подвластных творцу. Конечно же, не случайно то, что ода начинается и завершается строфами, которые отсутствуют в Библии и сочинены самим Ломоносовым: его лирический герой предваряет слова бога, обращенные к Иову, указанием людям, дерзающим противопоставлять свою односторонность всеобъемлющей истине творца, на необходимость учитывать разницу в масштабах «зиждителевых» забот и забот юдольных, а также подводит итоги в последней строфе, которая содержит практический вывод из слов творца, реальную нравственную рекомендацию «смертному». То, что Ломоносов не ориентирует читателя на пассивное, слепое подчинение воле творца, подтверждается двумя последующими стихотворениями, написанными самим Ломоносовым и завершающими весь цикл.
Год написания: 1751

Преложение псалма 70

1
В тебе надежду полагаю,
Всесильный Господи, всегда,
К тебе и ныне прибегаю,
Да ввек спасуся от студа.
2
Святою правдою твоею
Избавь меня от злобных рук,
Склонись молитвою моею
И сокруши коварных лук.
3
Поборник мне и Бог мой буди
Против стремящихся врагов
И бренной сей и тленной груди
Стена, защита и покров.
4
Спаси меня от грешных власти
И преступивших твой закон,
Не дай мне в челюсти их впасти,
Зияющи со всех сторон.
5
В терпении моем, Зиждитель,
Ты был от самых юных дней
Помощник мой и Покровитель,
Пристанище души моей.
6
От чрева матерня тобою
И от утробы укреплен,
Тебя превозношу хвалою,
Усердием к тебе возжжен.
7
Враги мои чудясь смеются,
Что я кругом объят бедой,
Однако мысли не мятутся,
Когда Господь — Заступник мой.
8
Превозносить твою державу
И воспевать на всякий час
Великолепие и славу
От уст да устремится глас.
9
Во время старости глубокой,
О боже мой, не отступи,
Но крепкой мышцей и высокой
Увядши члены укрепи.
10
Враги, которые всечасно
Погибели моей хотят,
Уже о мне единогласно
Между собою говорят:
11
«Погоним, Бог его оставил,
Кого он может преклонить?
От нас бы кто его избавил?
Теперь пора его губить».
12
О боже мой, не удалися,
Покрой меня рукой своей
И помощь ниспослать потщися
Объятой злом душе моей.
13
Да в вечном сраме погрузятся
Которые мне ищут зла,
Да на главу их обратятся
Коварства, плевы и хула.
14
Надежду крепку несомненно
В тебе едином положу
И, прославляя беспременно,
В псалмах и песнях возглашу.
15
От уст моих распространится
О истине твоей хвала,
Благодеяний слух промчится
Тобой мне бывших без числа.
16
Твою я крепость, Вседержитель,
Повсюду стану прославлять
И, что ты мой был покровитель,
Вовеки буду поминать.
17
Тобою, Боже, я наставлен
Хвалить тебя от юных лет,
И ныне буди препрославлен
Чрез весь тобой созданный свет.
18
Доколе дряхлость обращаться
Не возбранит моим устам,
Твоя в них крепость прославляться
Грядущим будет всем родам.
19
Твоя держава возвестится
И правда мною до небес.
О боже, кто тебе сравнится
Великим множеством чудес?
20
Ты к пропасти меня поставил,
Чтоб я свою погибель зрел,
Но скоро, обратись, избавил
И от глубоких бездн возвел.
21
Щедроту ты свою прославил,
Меня утешить восхотел
И скоро, обратись, избавил
И от глубоких бездн возвел.
22
Среди народа велегласно
Поведаю хвалу твою
И на струнах моих всечасно
Твои щедроты воспою.
23
Уста мои возвеселятся,
Когда возвышу голос мой,
И купно чувства насладятся
Души, спасенныя тобой.
24
Еще язык мой поучится
Твои хвалити правоты,
Коварных сила постыдится,
Которы ищут мне беды.[1]
[1]Преложение псалма 70. Впервые — Изд. 1751, с. 21-27. Несмотря на то что и в этом переложении содержатся просьбы о «защите» и «покрове», а творец по-прежнему выступает как «Помощник», «Покровитель», «Заступник», главной ценностью в мире является для лирического героя «святая правда», «истина», «правда», а вседержитель прославляется уже не только как защитник, но и как «Поборник» лирического героя, В этом, собственно говоря, и заключается истинный смысл обращений героя к богу: «…И ныне буди препрославлен Чрез весь тобой созданный свет…», «О, Боже, кто тебе сравнится Великим множеством чудес?..»
Ты к пропасти меня поставил… — Воспоминание об эмоциональной буре, бушевавшей в переложении 34-го псалма.
Год написания: 1749-1751

Преложение псалма 26

1
Господь — Спаситель мне и свет:
Кого я убоюся?
Господь сам жизнь мою блюдет:
Кого я устрашуся?
2
Во злобе плоть мою пожрать
Противны устремились;
Но, злой совет хотя начать,
Упадши сокрушились.
3
Хоть полк против меня восстань,
Но я не ужасаюсь.
Пускай враги воздвигнут брань,
На Бога полагаюсь.
4
Я только от Творца прошу,
Чтоб в храм его вселиться,
И больше в свете не ищу,
Как в оном веселиться.
5
В селении своем покрыл
Меня он в день печали
И неподвижно укрепил,
Как злые окружали.
6
Возвысил он мою главу
Над всех врагов ужасных.
Я, жертву принося, зову
Ему в псалмах согласных.
7
Услыши, Господи, мой глас,
Когда к тебе взываю,
И сохрани на всякий час:
К тебе я прибегаю.
8
Ко свету Твоего лица
Вперяю взор душевный
И от всещедрого Творца
Приемлю луч вседневный.
9
От грешного меня раба,
Творец, не отвратися;
Да взыдет пред тебя мольба,
И в гневе укротися.
10
Меня оставил мой отец
И мать еще в младенстве,
Но восприял меня Творец
И дал жить в благоденстве.
11
Настави, Господи, на путь
Святым твоим законом,
Чтоб враг не мог поколебнуть
Крепящегося в оном.
12
Меня в сей жизни не отдай
Душам людей безбожных,
Твоей десницей покрывай
От клеветаний ложных.
13
Я чаю видеть на земли
Всевышнего щедроты
И не лишиться николи
Владычния доброты.
14
Ты, сердце, духом укрепись,
О Господе мужайся
И бедствием не колеблись;
На Бога полагайся.[1]
[1]Преложение псалма 26. Впервые — Изд. 1751, с. 9-12. Все стихотворение построено как благодарность творцу за заступничество в первой схватке с врагами («противными», которые «во злобе» «устремились» на лирического героя). Здесь так же, как и во всем цикле «Оды духовные», разработка темы врагов, отражает трудную борьбу, которую вел Ломоносов со своими противниками в Академии наук. В августе 1751 г. он писал И. И. Шувалову: «Нет ни единого моего в Академию приезда, в который бы я не удивлялся, что она, имея в себе сына отечества, которого вы любите и жалуете, не может того дожить, чтобы он отвратил от ней все через 25 лет бывшие всем успехам и должным быть пользам препятствия».
Ко свету Твоего лица… — В этой строфе Ломоносов позволяет себе принципиальное отступление от подлинника. В старославянском тексте читаем: «Тебе рече сердце мое: «Господи, взыщу», взыска тебе лице мое; лица твоего, Господи, взыщу». Вольность ломоносовского переложения заключается в том, что он усиливает мотив прямой связи лирического героя с творцом: здесь утверждается, что связь эта носит двусторонний характер (ср.: «И от всещедрого Творца Приемлю луч вседневный»), и лирический герой пользуется преимущественным вниманием высшей зиждущей силы.
Меня оставил мой отец И мать еще в младенстве… — «Отсутствующие в подлиннике и не оправданные библейской традицией слова «еще в младенстве» вносят в этот стих откровенно автобиографическую деталь: известно, что Ломоносов потерял мать действительно еще в раннем детстве и болезненно переживал эту утрату (ср. его письмо к И. И. Шувалову от 31 мая 1753 г.)…» (Ломоносов М. В. Поли, собр. соч., т. 8, с. 979). К этому можно добавить, что в указанном письме к И. И. Шувалову Ломоносов подробно рассказывает и о тех невзгодах, которые выпали на его долю после того, как его отец женился вновь и в дом вошла молодая и энергичная мачеха, враждебно настроенная к 14-летнему пасынку: отец, «по натуре добрый человек», как говорит о нем Ломоносов, в этих размолвках склонен был держать сторону новой жены. Таким образом, и слова: «Меня оставил мой отец…» — тоже во многом автобиографичны.
Я чаю видеть на земли. Всевышнего щедроты… — В контексте «Од духовных» эти строки перекликаются с тем местом из переложения 1-го псалма, где говорится о «следствиях поспешных» «незлобивых дел» лирического героя. Кроме того, Ломоносов впервые в новой русской поэзии воплощает здесь идею утверждения «царства божня» на Земле, одну из задушевнейших во всей русской литературе.
Год написания: 1749-1751

Преложение псалма 143

1
Благословен Господь мой Бог,
Мою десницу укрепивый
И персты в брани научивый
Согреть врагов взнесенный рог.
2
Заступник и спаситель мой,
Покров, и милость, и отрада,
Надежда в брани и ограда,
Под власть мне дал народ святой.
3
О Боже, что есть человек?
Что ты ему себя являешь,
И так его ты почитаешь,
Которого толь краток век.
4
Он утро, вечер, ночь и день
Во тщетных помыслах проводит;
И так вся жизнь его проходит,
Подобно как пустая тень.
5
Склони, Зиждитель, небеса,
Коснись горам, и воздымятся,
Да паки на земли явятся
Твои ужасны чудеса.
6
И молнией твоей блесни,
Рази от стран гремящих стрелы,
Рассыпь врагов твоих пределы,
Как бурей, плевы разжени.
7
Меня объял чужой народ,
В пучине я погряз глубокой;
Ты с тверди длань простри высокой,
Спаси меня от многих вод.
8
Вещает ложь язык врагов,
Десница их сильна враждою,
Уста обильны суетою,
Скрывают в сердце злобный ков.
9
Но я, о Боже, возглашу
Тебе песнь нову повсечасно;
Я в десять струн тебе согласно
Псалмы и песни приношу,
10
Тебе, Спасителю Царей,
Что крепостью меня прославил,
От лютого меча избавил,
Что враг вознес рукой своей.
11
Избавь меня от хищных рук
И от чужих народов власти:
Их речь полна тщеты, напасти;
Рука их в нас наводит лук.
12
Подобно масличным древам
Сынов их лета процветают,
Одеждой дщери их блистают,
Как златом испещренный храм.
13
Пшеницы полны гумна их,
Несчетно овцы их плодятся,
На тучных пажитях хранятся
Стад_а_ в траве волов толст_ы_х.
14
Цела обширность крепких стен,
Везде столпами укрепленных;
Там вопля в стогнах нет стесненных,
Не знают скорбных там времен.
15
Счастлива жизнь моих врагов!
Но те светлее веселятся,
Ни бурь, ни громов не боятся,
Которым Вышний сам покров.[1]
[1]Преложение псалма 143. Впервые — Три оды парафрастические псалма 143, сочиненные чрез трех стихотворцев, из которых каждый одну сложил особливо. Спб., 1744; под заглавием «Ода третия иамбическая». О содержании переложения — см. вступ. статью. В 1743 г. между В. К. Тредиаковским, Ломоносовым и молодым А. П. Сумароковым шел спор о художественно-выразительных возможностях различных стихотворных размеров. Ломоносов и принявший в ту пору его сторону А. П. Сумароков считали ямб наиболее подходящим для важных материй размером. В. К. Тредиаковский же совершенно справедливо полагал, что «ни которая из сих стоп сама собою не имеет как благородства, так и нежности, но что все сие зависит токмо от изображений, которые стихотворец употребляет в свое сочинение».
Этот теоретический спор попытались решить посредством своеобразного поэтического состязания. Все трое переложили 143-й псалом русскими стихами (Ломоносов и Сумароков — ямбом, Тредиаковский — хореем). Так появилась книжка «Три оды парафрастические», в предисловии к которой Тредиаковский, назвав имена «трех стихотворцев», умолчал о том, «который из них которую оду сочинил». Ответить на этот вопрос предлагалось читателям: «Знающие их свойства и дух, тотчас узнают сами, которая ода через которого сложена». Несмотря на то что в теории Тредиаковский оказался гораздо ближе к истине, чем Ломоносов (последний несколько лет спустя тоже попробовал переложить один псалом хореем: см. «Преложение псалма 14»), на практике в 1743 г. безусловную художническую победу одержал Ломоносов. Его переложение 143-го псалма лаконичнее, торжественнее. Именно от ломоносовского переложения 143-го псалма берет свое начало мощная традиция русской философской и гражданской лирики — традиция переложения псалмов, представленная в дальнейшем именами Г. Р. Державина, поэтов-декабристов, Н. М. Языкова и др. Что же касается позиции Тредиаковского в споре о выразительных возможностях стихотворных размеров, то она получила свое высшее художественное оправдание в философских стихотворениях А. С. Пушкина («Жил на свете рыцарь бедный…»), Ф. И. Тютчева, переводах В. А. Жуковского, которые по-настоящему реабилитировали хорей с точки зрения его способности вмещать в себя не только легкое, шутливое, но и серьезное содержание.
Сотреть врагов взнесенный рог. — «Здесь, как и в других поэтических произведениях Ломоносова… слово «рог» употреблено в том переносном, символическом значении, какое придала ему Библия. Это значение восходит к древнейшим мифологическим представлениям евреев, относящимся к той, еще добиблейской эпохе, когда олицетворением верховного божества был у них бык. С той поры на долгие времена вплоть до первых веков христианства рог как атрибут божества стал обычным литературным символом царственного величия и грозной силы. Для поэтической стилистики Ломоносова характерно, что, пользуясь в известных случаях библейской лексикой, он сохраняет и соответствующую фразеологию; так, слово «рог» встречается у него, как и в Библии, всегда в устойчивом сочетании с глаголами двух вполне определенных семантических рядов: либо вознести, воздвигнуть, возвысить, поднять, возрастить, либо сотреть, т. е. стереть, сокрушить, сломать, уничтожить» (Ломоносов М. В. Полн. собр. соч., т. 8, с. 909). К этому следует только добавить, что у Ломоносова эта символика переносится с бога на врагов его.
Для сравнения приводим переводы Сумарокова и Тредиаковского из книги «Три оды парафрастические».
А. П. Сумароков
Ода первая иамбическая

http://stih.su/prelozhenie-psalma-143/

О страх! о ужас! гром! ты дернул за штаны…

​О страх! о ужас! гром! ты дернул за штаны,
Которы подо ртом висят у сатаны.
Ты видишь, он зато свирепствует и злится,
Дырявой красной нос, халдейска печь, дымится,
Огнем и жупелом исполнены усы,
О как бы хорошо коптить в них колбасы!
Козлята малые родятся с бородами:
Коль много почтены они перед попами!
О польза, я одной из сих пустых бород
Недавно удобрял бесплодный огород.
Уже и прочие того ж себе желают
И принести плоды обильны обещают.
Чего не можно ждать от толь мохнатых лиц,
Где в тучной бороде премножество площиц?
Сидят и меж собой, как люди, рассуждают,
Других с площицами бород не признавают
И проклинают всех, кто молвит про козлов:
Возможно ль быть у них толь много волосов?[1]
Весна 1757
[1]»О страх! о ужас! гром! ты дернул за штаны…». Пекарский. Т. 2. — ПСС. Т. 8. Эпиграмма явилась откликом на переполох в Синоде, вызванный появлением «Гимна бороде».
Год написания: 1757

Преложение псалма 145

Хвалу всевышнему владыке
Потщися, дух мой, воссылать;
Я буду петь в гремящем лике
О нем, пока могу дыхать.

Никто не уповай вовеки
На тщетну власть Князей земных:
Их те ж родили человеки,
И нет спасения от них.

Когда с душею разлучатся
И тленна плоть их в прах падет,
Высоки мысли разрушатся,
И гордость их и власть минет.

Блажен тот, кто себя вручает
Всесильному во всех делах
И токмо в помощь призывает
Живущего на небесах,

Несчетно многими звездами
Наполнившего высоту
И непостижными делами
Земли и моря широту,

Творящего на сильных нищу
По истине в обидах суд,
Дающего голодным пищу,
Когда к нему возопиют.

Господь оковы разрешает
И умудряет он слепцов,
Господь упадших возвышает
И любит праведных рабов.

Господь пришельцев сохраняет
И вдов приемлет и сирот.
Он грешных дерзкий путь скончает.
В Сионе будет в род и род.[1]

[1]Преложение псалма 145. Впервые — Риторика, 1748, 273. В этом переложении лирический герой обращает свою речь уже не к творцу, а к людям. Процесс духовного становления его, трудного внутреннего противоборства завершился: он получает моральное право обратиться со словом поучения к земным детям.
Никто не уповай вовеки… — Здесь Ломоносов предвосхищает дер-жавинскую разработку сходной темы в его стихотворении «Властителям и судиям» (вольное переложение 81-го псалма), где упрек царям прозвучит более пронзительно и гневно:

Цари, я мнил, вы боги власны.
Никто над вами не судья.
А вы, как я подобно, страстны
И так же смертны, как и я.

И вы подобно так падете,
Как с древ увядший лист падет,
И вы подобно так умрете,
Как ваш последний раб умрет.
Год написания: 1747

Преложение псалма 14

​1
Господи, кто обитает
В светлом доме выше звезд?
Кто с тобою населяет
Верьх священный горних мест?
2
Тот, кто ходит непорочно,
Правду завсегда хранит
И нелестным сердцем точно,
Как устами, говорит;
3
Кто языком льстить не знает,
Ближним не наносит бед,
Хитрых сетей не сплетает,
Чтобы в них увяз сосед;
4
Презирает всех лукавых,
Хвалит вышнего рабов
И пред ним душею правых
Держится присяжных слов;
5
В лихву дать сребро стыдится,
Мзды с невинных не берет.
Кто так жить на свете тщится,
Тот вовеки не падет.[1]

[1]Преложение псалма 14. Впервые — Краткое руководство к красноречию. Книга первая, в которой содержится риторика, показующая общие правила обоего красноречия, то есть оратории и поэзии, сочиненная в пользу любящих словесные науки трудами Михаила Ломоносова, имп. Академии наук и Исторического собрания члена, химии профессора. В Санктпетербурге при имп. Академии наук, 1748, 59. (Далее — Риторика, 1748, с указанием параграфа). И пред ним душею правых Держится присяжных слов… — Здесь Ломоносов впервые подчеркивает исключительность положения своего лирического героя в мире, причем делается это за счет существенного отступления от древнего подлинника. Так, в старославянском тексте читаем: «Уничижен есть пред ним лукавнуяй, боящыя же ся Господа славит; кленыйся искреннему своему и не отметаяся». Симеон Полоцкий, к примеру, дает близкий перевод:

Пред нимже всяк лукавый муж уничижится,
Бояйся же Господа человек славится
Иже о немже клятся ближнему не лщает…

У Ломоносова, в отличие от старославянского текста и перевода Симеона Полоцкого, лирический герой говорит о соблюдении клятвы богу, а не ближнему своему. Таким образом, его лирический герой не может примкнуть не только к грешникам (что очевидно), но и к праведникам (что уже рискованно со стороны автора переложения): между ним и высшей силой существует прямая связь, которая держится на его верной клятве. В дальнейшем эта связь станет основным предметом раздумий и переживаний лирического героя, в ходе которых он осознает себя как бы посредником между небесами и землей.

Год написания: 1747

Преложение псалма 1

​1
Блажен, кто к злым в совет не ходит,
Не хочет грешным вслед ступать
И с тем, кто в пагубу приводит,
В согласных мыслях заседать,
2
Но волю токмо подвергает
Закону Божию во всем
И сердцем оный наблюдает
Во всем течении своем.
3
Как древо, он распространится,
Что близ текущих вод растет,
Плодом своим обогатится,
И лист его не отпадет.
4
Он узрит следствия поспешны
В незлобивых своих делах;
Но пагубой смятутся грешны,
Как вихрем восхищенный прах.
5
И так злодеи не восстанут
Пред вышнего Творца на суд,
И праведны не воспомянут
В своем соборе их отнюд.
6
Господь на праведных взирает
И их в пути своем хранит;
От грешных взор свой отвращает
И злобный путь их погубит.[1]

[1]Преложение псалма 1. Впервые — Изд. 1751, с. 5-6.
Именно в процессе подготовки своего первого собрания сочинений (следовательно, в процессе создания цикла «Оды духовные») Ломоносов счел необходимым напечатать это переложение как стихотворение, открывающее все собрание (следовательно, и весь цикл). Мир, в который вступает лирический герой, прежде всего мир нравственный. Люди, населяющие его, разделяются на праведников и грешников. Лирическому герою, таким образом, предстоят два пути. Он, естественно, устремляется по пути добра и в этом устремлении своем склонен торопить события: «Он узрит следствия поспешны В незлобивых своих делах…» Здесь Ломоносов допускает очень важное отступление от подлинника (ср.: «И вся, елика аще творит, успеет», — то есть «во всяком деле ему будет сопутствовать успех»). Однако ж все не так просто и не так скоро в противоборстве добра и зла, как это поначалу представляется лирическому герою.

Год написания: 1749-1751

Преложение псалма 34


1
Суди обидящих, Зиждитель,
И от борющихся со мной
Всегдашний буди Покровитель,
Заступник и Спаситель мой.
2
На глас мой ныне преклонися,
Прими оружие и щит
И мне на помощь ополчися,
Когда противник мне грозит.
3
Сдержи стремление гонящих,
Ударив пламенным мечем.
Уверь в напастях обстоящих,
Что я в покрытии твоем.
4
Гонители да постыдятся,
Что ищут зла души моей,
И с срамом вспять да возвратятся,
Смутившись в памяти своей.
5
Да сильный гнев твой злых восхитит,
Как бурным вихрем легкий прах.
И Ангел твой да не защитит
Бегущих, умножая страх.
6
Да помрачится путь их мглою,
Да будет ползок и разрыт,
И Ангел мстящею рукою
Их, вслед гоня, да устрашит.
7
Сие гонение ужасно
Да оскорбит за злобу их,
Что, зляся на меня напрасно,
Скрывали мрежу злоб своих.
8
Глубокий, мрачный ров злодею
В пути да будет сокровен;
Да будет сетию своею,
Что мне поставил, уловлен.
9
Душа моя возвеселится
О покровителе своем
И радостию ободрится
О заступлении твоем.
10
С тобою кто себя сравняет?
Все кости, Боже мой, гласят:
Твоя власть сильных сокрушает,
Что бедных растерзать хотят.
11
Уже свидетели восстали
Неправедные на меня
И, стыд оставив, вопрошали
О том, чего не знаю я.
12
Наносят мне вражду и злобу,
Чтоб тем мне за добро воздать,
И бедный дух мой и утробу
Досадой и тоской терзать.
13
Но как они ослабевали,
Тогда постом я и мольбой
Смирял себя, дабы восстали
Противники мои в покой.
14
Как брату своему, я тщился,
Как ближним, так им угождать
И, сетуя об них, крушился,
И слез своих не мог держать.
15
Они, однако, веселятся,
Как видят близ мою напасть,
И на меня согласно злятся,
Готовя ров, где мне упасть.
16
Смятенный дух во мне терзают,
Моим паденьем льстя себя;
Смеются, нагло укоряют,
Зобами на меня скрыпя.
17
Доколе, Господи, без гневу
На злость их будешь ты взирать?
Не дай, не дай ты Львову чреву
Живот мой до конца пожрать!
18
Во храме возвещу великом
Преславную хвалу твою,
Веселым гласом и языком
При тьмах народа воспою.
19
Не дай врагам возвеселиться
Неправедной враждой своей,
Не дай ирезорством возгордиться
И помизанием очей.
20
Хоть мирные слова вещали
И ласков вид казали вне,
Но в сердце злобу умышляли
И сети соплетали мне.
21
Мне пагубы, конечно, чая,
Все купно стали восклицать,
Смеяться, челюсть расширяя:
«Нам радостно на то взирать!»
22
Ты видел, Господи, их мерзость:
Отмсти и злобным не стерпи,
Отмсти бессовестную дерзость
И от меня не отступи.
23
Восстани, Господи Зиждитель,
Взойди на твой святый престол
И буди нашей при решитель,
Спаси от нестерпимых зол.
24
Подвигнись правдою святою,
Суди нас, Господи, суди,
Не дай им поругаться мною,
Суди и мне не снисходи.
25
Не дай им в злобе похвалиться
И мне в ругательство сказать:
«О как в нас сердце веселится,
Что мы могли его пожрать».
26
Посрамлены да возмятутся,
Что ради злым моим бедам;
И сверьх главы да облекутся
Мои противны в студ и в срам.
27
Но тем дай вечную награду,
Что оправдать меня хотят,
Взирая на мою отраду,
«Велик Господь наш», — говорят.
28
Язык мой правде поучится
И истине святой твоей.
Тобой мой дух возвеселится
Чрез всё число мне данных дней.[1]

[1]Преложение псалма 34. Впервые — Изд. 1751, с. 13-20. Здесь столкновение лирического героя с силами зла принимает роковой характер. Речь идет о способности лирического героя постигать мир во всем его тяжелом для человека многообразии, со всеми его pro и contra. Если до сих пор лирический герой уповал на «щедроты» и «доброты» творца, то теперь он возжаждал наконец «правды святой» и «суда» без снисхождения к себе. После этого переложения, смятенного и пронзительного по общему настрою, интонация «Од духовных» становится строгой, мужественной, твердой. В сущности, разговор здесь идет о том, какою трудной ценой дается человеку обретение полноты миропонимания, даже мгновенное ощущение «божия величества» в себе самом. См. также вступ. статью, с. 9-10.

Год написания: 1749-1751

Устами движет бог; я с ним начну вещать…


​Устами движет бог; я с ним начну вещать.
Я тайности свои и небеса отверзу,
Свидения ума священного открою.
Я дело стану петь, несведомое прежним!
Ходить превыше звезд влечет меня охота,
И облаком нестись, презрев земную низкость.[1]

[1]»Устами движет бог; я с ним начну вещать…» — стихотворение является переложением отрывка из 15-й (заключительной) книги «Метаморфоз» Овидия, где великий греческий философ и математик Пифагор излагает свое учение о вечном единстве мира, о бессмертии человеческого Духа.

Год написания: 1747


Я долго размышлял и долго был в сомненье…


Я долго размышлял и долго был в сомненье,
Что есть ли на землю от высоты смотренье;
Или по слепоте без ряду всё течет,
И промыслу с небес во всей вселенной нет.
Однако, посмотрев светил небесных стройность,
Земли, морей и рек доброту и пристойность,
Премену дней, ночей, явления луны,
Признал, что божеской мы силой созданы.[1]

[1]»Я долго размышлял и долго был в сомненье…» Впервые — в отдельном издании работы Ломоносова «Явление Венеры на Солнце, наблюденное в Санктпетербургской Академии наук майя 26 дня 1761 года» (Спб., 1761, с. 16).
Стихотворение представляет собою вольную вариацию на тему сатиры Клавдиана «Против Руфина», где говорится: «Я часто испытывал сомнения, управляют ли миром вышние или в нем господствует случайность: когда я исследовал законы природы, то приходил к мысли, что они утверждены мудростью бога; но когда я наблюдал человеческие дела, торжество злых и угнетение благочестивых, то невольно соглашался с тем мнением, что божество или не существует или не заботится о нас. Падение Руфина положило конец этим сомнениям и оправдало богов» (Ломоносов М. В. Полн. собр. соч., т. 8, с. 1125). Ломоносов в точном соответствии с просветительской задачей своей работы «Явление Венеры на Солнце» сосредоточился на первой части сатиры, где говорится о «законах природы» (причем значительно расширил число естественнонаучных примеров), и опустил вторую половину, где говорится о «человеческих делах».
Год написания: 1761

О Петербурге

Надпись на спуск корабля, именуемого Иоанна Златоустаго

Сойди к нам, Златоуст, оставив небеса,
Достойна твоего здесь зрения краса:
Петрова дщерь тебе корабль сей посвящает
И именем твоим всё море наполняет.
Когда ты пойдешь в путь на нем между валов,
Греми против ее завистливых врагов.
Златыми прежде ты гремел в церьквах устами,
Но пламенными впредь звучи в водах словами.[1]
8 сентября 1751

[1]Надпись на спуск корабля, именуемого Иоанна Златоустого, года, дня. Соч. 1757, с пропуском чисел в дате. Более ранняя редакция сообщена Ломоносовым в письме к И. И. Шувалову 10 сентября 1751 г. (напечатано в Соч. 1784. Ч. 1. С. 321), где указывается, что надпись сочинена «после спуску корабля за обедом», т. е. 8 сентября 1751 г., когда в Петербурге в присутствии императрицы был спущен с верфей Адмиралтейства 80-пушечный корабль «Иоанн Златоуст» (Спб. вед. 1751, No 73).


Надпись на иллюминацию в новый 1751 год…

НАДПИСЬ
НА ИЛЛЮМИНАЦИЮ В НОВЫЙ 1751 ГОД,
ПРЕДСТАВЛЕННУЮ ПЕРЕД ЗИМНИМ ДОМОМ,
ГДЕ ИЗОБРАЖЕН БЫЛ ЗЕМНОЙ ГЛОБУС,
НА КОТОРОМ СТОЯЛО ВЕНЗЛОВОЕ ИМЯ
ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА И ЧИСЛО НОВОГО ГОДА;
ПО СТОРОНАМ ОТВЕРСТЫЕ ХРАМЫ И ОЛТАРИ
С ВОЗЖЖЕННЫМ НА НИХ ПЛАМЕНЕМ

Отверсты храмы все, и олтари дымятся,
Желанья всех к тебе, монархиня, стремятся,
И ревность подданных со временем растет,
И оных счастие с числом восходит лет.
Полсвета, что твоя десница управляет,
Согласный шум до звезд усердно возвышает,
Да Вышний новый год с тобой благословит
И слух твой и другу полсвета удивит.[1]
Начало декабря 1750
[1]Надпись на иллюминацию в новый 1751 год, представленную перед зимним домом. Спб. вед. 1751, 4 января., без загл. и подп. — Соч. 1751. — Соч. 1757. Вольный перевод немецких стихов Штелина, представившего проект иллюминации 1 декабря 1750 г.


Надпись 3 к статуе Петра Великого

Металл, что пламенем на брани устрашает,
В Петрове граде се россиян утешает,
Изобразив в себе лица его черты;
Но если бы его душевны красоты
Изобразить могло притом раченье наше,
То был бы образ сей всего на свете краше.
Год написания: 1743-1747

Молчите, струйки чисты…




​Молчите, струйки чисты,
И дайте мне вещать;
Вы, птички голосисты,
Престаньте воспевать.

Пусть в рощах раздаются
Плачевные слова!
Ручьями слезы льются,
И стонут дерева.

Ты здесь, моя отрада,
Любезный пастушок,
Со мной ходил от стада
На крутой бережок.

Я здесь с тобой свыкалась
От самых лет младых
И часто наслаждалась
Любовных слов твоих.

Уж солнышко спустилось
И село за горой,
И поле окропилось
Вечернею росой.

Я в горькой скуке трачу
Прохладные часы
И наедине плачу,
Лишась твоей красы.

Целую те пруточки,
С которых ты срывал
Прекрасные цветочки
И мне пучки вязал;

Слезами обливаю
Зеленые листы,
В печали презираю
Приятные плоды.

Я часто вижу властно
Тебя во древесах;
Бегу туда напрасно,
Хочу обнять в слезах.

Но только тень пустая
Меня, несчастну, льстит,
Смущаюся, теряя
Приятный мне твой вид.

Лишь только ветр листами
Тихонько потрясет,
Я тотчас меж кустами
Тебя ищу, мой свет.

От всякой перемены
Всечасно я крушусь
И, муча слабы члены,
На каждой слух стремлюсь.
Год написания: 1748