Агентство «Анчар»
Здравствуйте! Меня зовут Эльза. Мне 35 лет. Я работаю в агентстве эвтаназии «Анчар». Работаю я тут уже два года. Работа нетяжёлая. Я – регистратор. Моя задача – зарегистрировать клиента, задать ему несколько обязательных вопросов, заполнить анкету и всё. Остальное делают другие сотрудники. Опрятность, вежливость, внимание – вот и всё, что от меня требуется.
Агентство наше – одно из многих подобных. Не самое большое и не самое маленькое, не самое худшее и не самое лучшее. Серединка. Но, не ошибусь, если скажу, что одно из самых красивых. Во-первых, оно размещено в старинном особняке. Интерьеры прекрасно сохранились. Представляете себе, входите вы в фойе, там – полумрак. Фойе освещено только большими диапозитивами. На диапозитивах – ангелы, красивые птицы, бабочки, цветы. Мраморная лестница, балясины, кариатиды, лепнина. Играет спокойная, умиротворяющая музыка. Во всех комнатах шторы задёрнуты. В комнатах нет верхнего освещения. Только диапозитивы и настольные лампы.
Появилось в 20.. году, как и большинство подобных агентств. В тот год были значительно упрощены все юридические процедуры, связанные с эвтаназией, вот агентства и попёрли, как грибы после дождя.
Разговоры о том, что это жестоко длить страдания неизлечимых больных, что надо дать им право легко уйти из жизни велись давно. И аргументы сторонников эвтаназии были более чем убедительны. Но были и голоса «против». И не только со стороны церкви. Многие выражали опасения: а вдруг человека можно было вылечить? Опасались и всякого рода злоупотреблений. Но сторонники эвтаназии рассказывали жалобные истории о несчастных, вынужденных терпеть невыносимые муки. Эвтаназию разрешили. Сначала только для неизлечимых больных, да чтобы консилиум врачей подтвердил, что шансов нет. Разумеется, подпись самого больного. В общем, бюрократия и тягомотина. Разумеется, многим неизлечимо больным и их родственникам приходилось долго ждать, когда же придёт разрешение. И всё это время они мучились. И вот сторонники эвтаназии стали бороться за упрощение процедур. В интересах больных, конечно. Постепенно отменили и консилиум (достаточно одного врача) и подпись больного, если он, не может подписать, например, находится в коме. «Вот если Ваша собака будет в таком состоянии, Вы же усыпите её? Потому что Вам её жалко! А родного человека не жалко?» Потом разрешили проводить эвтаназию не только смертельно больным: «Ну, мучается человек! Мало ли, что нет смертельной болезни? Так пусть долгие годы мучается?» и, вообще, здоровым: «А если жизнь стала невыносима?» И так, постепенно, мы пришли к тому положению, которое у нас сейчас. Ещё тогда, когда бюрократические процедуры были облегчены, но всё ещё достаточно тяжелы, появились агентства, которые за плату помогали желающим уйти на тот свет или их родственникам юридически и не только юридически. Ну а когда процедуры стали совсем просты, агентства расцвели.
Неизлечимые больные, кстати, к нам не приходят. Им агентство не нужно. В больнице с ними сделают всё без всяких агентств. К нам же приходят люди, в основном, здоровые, у которых просто возникают проблемы в жизни. А решения этих проблем люди не видят. Или видят, но ленятся их решать. Чем бороться, чего-то добиваться, куда проще тихо умереть. Примерно в трети случаев причины экономические. «Потерял работу. Три месяца найти не могу!» Кризис… Неудачи в карьере, несчастная любовь, неудачи в семейной жизни, «меня никто не любит», «я такая некрасивая!», «Я толстая» Так худей! Нет, сдохнуть проще. Часто приходят девицы, влюбившиеся во всяких там знаменитостей: артистов, рок-звёзд. Просят, чтобы перед смертью им ставили запись кумира, а после смерти клали в гроб, скажем, его диск. Раз пришёл болельщик, который не смог вынести проигрыша любимой команды. А ещё бывает, что клиент не хочет указывать причину, по которой желает расстаться с жизнью. Его право. Ставим в графе «Причины»: «Не указал(а)»
– Здравствуйте! Проходите, садитесь. Хотите кофе?
– Спасибо, не хочу.
– Для начала нам нужно заполнить анкету. Ответьте, пожалуйста, на несколько вопросов. Фамилия, имя?
Называет.
– Возраст?
– 18 лет.
– Что привело к нам?
– Разочарование в жизни.
Выясняется, всё-таки, не в жизни, а в своём парне. «Я думала, он другой, а он как все…»
Ну, ясно! Соблазнил и бросил. А, может и не бросил. Может просто оказалось, что у него другая девушка есть. Может, посмотрел на кого-то «похотливым» взглядом. Или не проявил внимание. Она сделала новую причёску, а он даже не заметил, чурбан. А, может, и не соблазнял, просто сказал несколько приветливых слов, а девица уже навоображала, уже решила, как детей назовёт и где дети учиться будут. Что именно произошло, она не рассказывает, переходит к другим вопросам, практическим. Я могу попросить её вернуться к рассказу, о её бедах, но зачем? Всё равно она сделает то, зачем пришла. Длительность разговора с клиентами не лимитируется, мы обязаны внимательно и терпеливо выслушать клиента, ответить на все, интересующие его, вопросы. Но начальство неодобрительно смотрит на сотрудников, которые затягивают разговор по своей инициативе.
Вот сидит она тут, молодая, здоровая, кровь с молоком, глаза зарёванные. Дурочка, беги от сюда! Всё у тебя будет в жизни! Поплачешь пару дней и забудешь. А потом встретишь того, Единственного. Но двух дней не будет. Будут, от силы, два часа. А через два часа тело отвезут в морг. Жалко.
Я не могу её остановить. Раньше агентствам вменялось в обязанность, пытаться отговорить людей от этого шага. В большинстве случаев это делалось формально. «А, может быть, не стоит? В жизни столько всяких радостей!» Потом этот пункт отменили: мол, такие расспросы добавляют несчастным страданий. Разумеется, этот пункт был продавлен агентствами. Ведь бывало, что отговаривали! А это – потеря прибыли. А агентству полагается за каждого клиента немало, во-первых, пятая часть денег, которые взымаются с клиента в качестве платы за эвтаназию (если клиент беден, за него платят социальные службы), во-вторых – 5% от его наследства. А иногда агентам и на чай дают. Я знаю случаи, когда жалостливые агенты пытались отговорить клиентов от необдуманного шага. Знаю и случаи, когда им это удавалось. Но, конечно же, сотрудников таких сразу увольняли.
И в нашем агентстве такое было. Работала у нас такая… не помню, как её звали. Пришла к нам по идейным причинам. Проработала полдня. Всё пыталась отговорить клиентов. Никого не отговорила. Трое всё равно остались при своём мнении, и прах их уже покоятся в могилах или колумбариях. А четвёртый пошёл и пожаловался начальнику. Сотрудница эта ушла с гордо поднятой головой, громко хлопнув дверью. Я так не могу. Ну, трусиха я. Боюсь работу потерять. Эту-то с трудом нашла. А мне сына кормить надо.
Получив ответы на все вопросы, девица уходит. В обоих смыслах этого слова. Кстати, всегда не любила эвфемизмов «ушёл», «усоп». Можно подумать, в правду, собрал вещи в сумку, попрощался и пошёл куда-то по дороге (не мой пример). Умер! Давайте называть вещи своими именами. Между прочим, большинство клиентов этого слова избегают. Этакий самообман, дескать: все мы понимаем, о чём речь, но, давайте, не будем произносить неприятное слово вслух!
Сейчас девушка пойдёт к юристу (он тоже работает у нас в конторе), оформит все документы, завещание, например и все остальные. Там же уладят вопрос с её работодателем, с её квартирными хозяевами, самое главное, с членами её семьи. И это самое сложное. Родители девушки, скорее всего, будут в ужасе. Раньше бывало и так, что родители или, скажем, супруги, врывались в агентства, устраивали скандал, а то и дебош. Бывало, им и удавалось отбит клиента, увести с собой. А потом был принят закон, по которому сообщать об эвтаназии можно и post factum. То есть уже после того, как девица будет мертва, наш сотрудник начнёт обзвон. Родственники, конечно, могут примчаться, кричать, плакать, скандалить, но будет уже поздно, а, стало быть, остынут и уйдут. Юрист у нас сильный. Не придраться. Кроме юриста у нас есть психолог, который умеет успокоить, есть охранники, здоровые лбы, ну, в конце концов, есть полиция, которая приедет и поможет. Один раз нас поджигали. Но пожар не занялся. Даже пожарных вызывать не пришлось. Не умеют поджигать люди!
Из юридического отдела – в похоронный. Ну, тут всё понятно: где похоронить, по какому обряду, кремировать или нет. Можно и памятник выбрать и венки. Иногда клиент требует выезда на место, то есть на кладбище. Но, как правило, хватает компьютера.
Потом – церковь, мечеть, синагога или что там ещё? По желанию клиента. Своих священников у нас нет. Но есть машина и специальный сотрудник, который сначала договаривается по телефону с соответствующим культовым заведением, потом отвозит клиента туда и дожидается, пока священник не совершит все положенные ритуалы.
Потом – последнее желание. Разумеется, если его осуществление в наших силах. Например, ужин с вином и икрой .
Ну, а потом – сама эвтаназия. Обычно – пилюля с приятным вкусом. В ней – снотворное и, собственно, яд. Клиент просто засыпает, а потом, во сне, у него останавливается сердце. Инъекции используются редко: это же больно. Газ не используется давно. Потом наш врач констатирует смерть, и тело отвозят в морг.
Нет, бывает и так, что клиент передумывает в последний момент. Что ж, он в своём праве. Ему даже могут вернуть деньги, все или часть, в зависимости от того, на каком этапе он передумал. Всё по-честному, без обмана.
Вот пожилая женщина со следами былой красоты. Нет, просто красивая, пожалуй, даже, сексапильная. Я не мужчина, конечно, и мне судить сложно, но, кажется, мужчинам такие нравятся. Что привело к нам? Жизнь прожита. Больше ничего не хочется, не о чем мечтать. Грустно. Вот, только, действительно ли дело в этом? Часто дети или внуки, которые не могут дождаться наследства, делают всё от них зависящее, чтобы получить его поскорее и безо всякого криминала. Поныть, что сын скоро женится, дети пойдут, но всем придётся ютиться в маленькой комнате. Конечно, когда-нибудь комната бабушки освободиться, но когда это ещё будет? А пока придётся потесниться. А дочка хотела в колледж, но денег нет. Ведь приходится тратиться на лекарства для бабушки, на всякие обследования и процедуры. Жизнь бабушки, конечно, дороже, чем судьба внучки. Ничего, пойдёт на завод. С её талантами! Путь надрывается! Бабушка же любит своих внуков! (и со слезами в голосе) «Доченька, подойди ко мне! Я тебя обниму, бедненькая ты моя!» И дело в шляпе! Бабушка почти неминуемо придёт в наше агентство или в другое подобное.
Да вот на днях супружеская пара заходила со старичком – отец мужа. Старичок долго расспрашивал нас о всяких деталях. Переспрашивал, возвращался к уже заданным вопросам. А сын и невестка всё больше раздражались:
– Папа! Но тебе же объяснили пять раз!
И невестка:
– Давайте уже закончим всё поскорее!
А в конце старичок сказал:
– Не буду я ничего подписывать. Я передумал. Поехали домой!
Ох, как они разозлились!
– Вы же обещали! Мы уже в пятое агентство приезжаем!
– Папа! Я ради тебя с работы отпросился! Знаешь, сколько денег потерял? Сорок минут мы сюда ехали! Ведь, мы же договорились! Ну, что тебя не устраивает? И кота твоего мы кормить будем, и рукопись передадим куда просил и похороним где попросишь. Чего тебе ещё?
– А ничего. Поживу ещё.
Ай-да старик! Вот, ей богу я рада. Хотя должна бы печалиться. Ведь денежки уплывают. Какое-то время наследники пытаются поуговаривать старика. Но тот твёрдо стоит на своём.
– Ладно, – зловеще говорит сын, – раз ты по-хорошему не понимаешь, поговорим по-другому. Дома…
Все трое выходят.
Эх, всё-таки, добьют деда рано или поздно!
Да ладно вам! Я только регистрирую. Клянусь, что ни одного человека сама к смерти не подтолкнула. А вот у нас есть дистрибьютеры – те – другое дело. Их задача – искать клиентов. Вот они людей как раз ловят в свои сети. Или, правильнее сказать, в НАШИ сети.
Как они это делают? По-разному. Одни ошиваются возле поликлиник. Другие – в кафешках: алкашей уговорить нетрудно. Сначала угостил. Потом завёл разговор за жизнь. Тот, конечно, плакаться начинает: работа плохая, начальник плохой, жена не понимает. Ну, дальше – дело техники. Третьи ходят по улицам и выискивают в толпе стариков, инвалидов и, просто, грустные лица. А некоторые звонят по телефону. Берут телефонный справочник и чешут по всем номерам подряд:
– Здравствуйте! Меня зовут так то. Я звоню вам из агентства эвтаназии «Анчар»…
Реакция разная, от вежливого «Спасибо. Не надо» до проклятий и угроз. Но если с 1 из 10 завяжется разговор, 1 из 100 заинтересуется, 1 из 1000 придёт в агентство. 2-3 клиента в неделю – на безбедную жизнь хватит. Тут всё зависит от искусства убеждения. А ещё от азарта. Для многих дистрибьютеров работа – игра. Как они сами говорят: схватка. Одно дело уболтать пожилого, нищего доходягу, который и так скоро помрёт, совсем другое – молодого, здорового, успешного, сексуального и жизнерадостного. Такие свои победы дистрибьютеры особенно ценят и хвастаются ими друг перед другом.
Иногда клиентов ищут на сайтах знакомств или на дискотеках. Бывает, с потенциальными клиентами и в постель ложатся. Ну, хочется же заработать! И там тихо и ласково шепчут, что ничего в жизни хорошего нет. Что? В такой момент, когда человеку хорошо, кто станет о смерти думать? Ещё как станет, если его правильно к этому подвести! И не обязательно в этот момент. Можно мозг клевать и между актами. Не знаю, как именно они это делают, но делают. Вот они – коршуны. А я так, ворониха. Мертвечину клюю. Но сама не убиваю.
А ещё есть группы в социальных сетях, в которых смерть романтизируется. Вечеринки. И специальные кафе для таких вечеринок с соответствующим антуражем. Полумрак, свечи, все в чёрном…
– Что привело Вас в наше агентство?
– Зуб болит. Адская боль.
– А к зубному? – это уже я не выдерживаю.
– Да ну! Мука адская! Открывать рот, чтобы врач лез туда со своим железом…
Тьфу, дурак! Ладно, оформляем.
Ещё у нас есть выездная бригада. Бывает, кто-то хочет умереть дома, чтобы последним, что он увидит, были не казённое, помещение, а всё родные стены, знакомые предметы. А бывает, человек умирать не собирается вовсе и, соответственно, не намерен приходить к нам в агентство. Да-да, бывает и так. Если человека признАют недееспособным, за него всё решают опекуны. И когда ему умереть тоже. «В его же интересах». Да когда эвтаназию только начали разрешать в разных странах, письменное согласие самого клиента… Хотя, тогда это слово ещё не применялось… письменное согласие самого больного было совершенно обязательным. Но потом начались разговоры: «А если больной не может выразить свою волю, тем более письменно? Если он не может ни говорить ни писать?» И жалобные статьи. Вот какой-нибудь Джон лежит, опутанный проводами и трубками. «И только взглядом молит прекратить его мучения. Но нельзя! По действующим бюрократическим правилам» И дальше – выжимание из читателя слезы.
В 2009-м в Лондоне из гуманных соображений убили неизлечимо больного младенца. Притом, что родители были против, а самого младенца, естественно, никто не спросил.
А если человек не в себе, если у него маразм или психическое заболевание? Если он не может чётко высказать свою мысль? Что ж ему, мучиться? Ну, вот и решили, в конце концов, для того и опекуны, чтобы решать, что лучше для опекаемого. А если он говорит, что жить хочет, ну, значит, бредит.
Был случай, сама не видела, но мне рассказывали, как племянница вызвала бригаду к «психически больному» дяде. А дядя этот амбал, лет сорока. Так он орал:
– Я здоров! Эта гадина мой дом заполучить хочет! Не походите ко мне! Я жить хочу!
Бригада на него набросилась, он отбивается. Одному из наших два зуба выбил. А племянница стоит и лицемерно так:
– Помогите ему! Видите, как он мучается! Бедный, бедный мой дядя!
И льёт крокодиловы слёзы.
Ну, мужика скрутили, вкололи ему успокоительное, а потом и яд. Тот редкий случай, когда используем инъекцию.
Самое тяжёлое, это когда приводят или приносят детей. Здоровых детей. Ну, мало ли какие причины могут быть у родителей? Новая любовь, например. А женщина с прицепом не всем нужна: «Да мы с тобой новых нарожаем! Зачем нам этот, от нелюбимого?» Или всё те же экономические причины. Или просто родители пьяницы, а ребёнок мешает. И всё по закону! Ребёнок, он же несовершеннолетний. Кому, как не родителям решать его судьбу?
У нас даже есть детский психолог. Ну, чтобы ребёнок успокоился, не брыкался, не кусался и съел, наконец, пилюлю. Это женщина сорока лет. Блондинка. Зовут её Линда. Подход индивидуальный. Маленьким:
– Ну, что, мой хороший? Проходи. Как тебя зовут? Держи игрушку. На, конфетку вкусную.
Да, у нас есть детская комната. Кроме конференц-зала единственное помещение, где окна не занавешены. Стены покрашены в разные яркие цвета. Стеллажи. Телевизор, по которому крутят мультфильмы. И стеллажи с игрушками. Игрушек много. Все не вспомню. Помню есть там огромный клоун, мишка, заяц, большая пожарная машина, ядовито-зелёный осёл, надувная рыба, зубастый тираннозавр и, конечно, Барби. Ненавижу эту комнату! Ненавижу эти игрушки! В прочем, в комнате этой я бываю редко. Мне там делать нечего. Да и детей я этих почти не вижу. В комнате регистрации присутствие ребёнка не обязательно. Пока я оформляю все документы, дети находятся в той самой комнате.
С детьми постарше Линда разговаривает по-другому:
– Вот так случилось. Папа потерял работу. У твоих родителей нет больше денег. Ты хочешь быть нищим? Хочешь стоять в подземном переходе и просить милостыню? Хочешь рыться в помойках и искать там не сгнившие до конца продукты? Хочешь ночевать под мостом? Хочешь, чтобы любой мог плюнуть тебе в глаза, ударить тебя? И уж, точно, уважать тебя не будут. Твои бывшие друзья от тебя отвернутся. Зачем им друг, у которого нет ни компьютера, ни нового айфона ни, даже, приличных штанов! Нужна тебе такая жизнь? На твоём месте я бы предпочла гордо уйти.
Или
– Пойми, мама встретила свою любовь. Она имеет право на счастье, как ты считаешь? Ты прожил двенадцать лет, и она заботилась о тебе. Скажи ей спасибо! Не будь неблагодарным.
Или, если ребёнок религиозный, вещает ему про райский кущи и про то, как хорошо ему там будет.
Я не психолог. Я передаю очень приблизительно. Она виртуоз и точно передать её речь я не в состоянии. Да и за работой я видела её всего несколько раз. Не люблю её.
К счастью, детей бывает сравнительно немного. Большинство родителей, всё-таки, детей любит. И всё-таки, сейчас не так, как было раньше. Детоубийство всегда считалось одним из самых гнусных преступлений. Родителей, решившихся на такое, ждало самое суровое наказание и, уж точно, всеобщая ненависть и презрение. Теперь иначе. Теперь человек запросто на вопрос о детях может ответить: «У меня сын. Была ещё и дочь, но у нас было тяжёлое материальное положение и мы вынуждены были отвести её на эвтаназию» И поймут! И не ужаснутся.
Кстати, детоубийство по прежнему наказуемо. Вот тут папаша в пылу ссоры ударил сына, а тот – головой об угол стола и *– насмерть. Так посадили и надолго. А если бы доказали, что всё это было сделано умышленно, мог бы и пожизненное получить. Но то – детоубийство, а это – эвтаназия. Разницу чувствуете?
Бывает и так, что ребёнок или подросток приходит сам, без родителей. И в этом случае разговор короткий:
– Ступай домой! Вырастешь – придёшь.
Раз уж за несовершеннолетнего решают родители… И никакое агентство не может принять его без согласия родителей… ПОКА не может. Но над этим вопросом уже работают. Всё чаще в прессе появляются душещипательные истории про несчастного ребёнка, которому невыносимо находиться в этом мире, который всеми фибрами души мечтает его покинуть, но чёрствые и жестокие родители встали у него на пути. Не так давно показывали очередное ток-шоу. Клара, дура четырнадцатилетняя, насмотрелась ужастиков и мечтает помереть. А родители, стало быть, «против». Публика поделилась пополам. Одни сочувствовали бедной девочке и совестили папу с мамой. Другие, наоборот, были на стороне родителей, пытались Клару вразумить. Разумеется, среди первых было немало агентов агентств, простите за тавтологию. И вот когда один агент… не из нашего агентства, но я его знаю, так вот, когда он возмущался тем, что детям не дают самим распоряжаться своей жизнью и умереть, если им этого хочется, микрофон взял мужчина из студии:
– Как интересно получается! А Вас не возмущает, что дети, которые хотят жить, не имеют права распоряжаться своей судьбой? Скольких детей ваши агентства убивают по требованию родителей! И у детей никто не спрашивает их желания! Двойные стандарты, однако!
Агент начал что-то блеять, про то, что всё делается в интересах детей, что дети должны быть желанными и любимыми, а ему:
– То есть вы считаете право на смерть выше, чем право на жизнь?
Тут же выступил психолог (но не от агентств) и сказал, что любому живому существу свойственен инстинкт самосохранения, а самоубийцы, как правило, люди психически нездоровые.
В общем, в тот раз ток-шоу закончилось победой противников того, чтобы детям без согласия родителей разрешать эвтаназию. Правда, с небольшим перевесом. 5 с чем-то тысяч против 4 с чем-то. Это телезрители голосовали.
С сослуживцами у меня ровные отношения. Мы вместе курим, пьём чай, обедаем. Но ни с кем из них я не дружу. Никто из них не был у меня дома, а я не была дома у них. Я не люблю свою работу. Я ненавижу работу и сослуживцев. Я очень хочу уйти, но некуда. А без работы я не смогу. Я говорила, что у меня сын. Так вот, у меня не просто сын. Таких детей, как мой сын называют особенными. Вы поняли меня? Не люблю эвфемизмы. У моего сына синдром Дауна. И я люблю сына. Больше, чем весь остальной мир. И если на одной чаше весов будет он, а на другой всё Человечество, я выберу своего сына. Уж извините! И он меня очень любит. Солнышко моё. Моя радость! Цветочек мой, ненаглядный! Он такой нежный, ласковый. Действительно, особенный. И я разорву всякого, кто попытается сделать ему что-то плохое.
Отец ребёнка бросил нас сразу. Хотя, нет. Это я сама прогнала его, когда он предложил отправить Томи на эвтаназию. И так недоумевал, почему я отказываюсь от такого простого и хорошего варианта? Ведь я ещё молодая женщина и могу родить другого, здорового.
Разумеется, ко мне обращались из агентств. И не раз. И на улице и по телефону. Ведь, узнаЮт, сволочи! В наше время сложно ли купить любую базу? В прочем, мне проще обрубать разговор. Достаточно сказать, что я сама работаю в агентстве. Сразу отстают.
Я стараюсь, чтобы Томи было хорошо, чтобы он ни в чём не нуждался. Всё свободное время стараюсь проводить с ним. Покупаю ему красивую удобную одежду, книжки с яркими картинками. И, конечно, игрушки. Но среди игрушек нет и никогда не будет ни клоуна, ни зайца, ни осла, ни динозавра, ни пожарной машины ни даже мишки. Наверное, у каждого ребёнка в детстве был плюшевый мишка. И у меня тоже. А у моего нет и не будет. Даже раз было такое, что в игрушечном магазине Томи очень захотел огромную панду. Я его еле оттащила. Жалко было, ребёнка, но я проявила твёрдость. Понимаю, что это мой комплекс, что это суеверие, но поделать с собой ничего не могу. Вместо медведя у Томи есть огромный тигр. И Томи его очень любит.
Снится ли мне работа? Да, снится. Снятся ли клиенты, которые не без моего участия отправились на тот свет? Иногда. Но не эти сны самые страшные. Гораздо хуже сон, который повторяется с разными вариациями. Мы с Томи убегаем, а за нами гонятся игрушки. Те самые. Вот, например, мы с Томи идём по вечернему городу. Но улицы какие-то неприятные, неуютные. Мало света. Окна не горят, а фонари горят еле-еле. Очень тревожно. Вдруг в конце переулка мы видим огромного, в три человеческих роста клоуна. Клоун, похоже, не видит нас и мы успеваем свернуть на другую улицу. Но за спиной раздаётся вой пожарной сирены. Страшная машина летит прямо на нас. Мы успеваем заскочить ТВ подворотню, но путь нам преграждает огромный заяц. У зайца страшная морда, огромная зубастая пасть и безумные глаза. Вдруг открывается дверь. Женский голос:
– Я вас спасу!
Но это Барби! А голос Линды.
Назад! Но там уже караулит медведь. Бежать некуда.
Или мы плывём на лодке, а за нами гонится огромная рыба. Я гребу изо всех сил. Вот он, спасительный берег. Мы заходим в лес, но вдруг из-за деревьев появляется тираннозавр, хватает Томика. Сыночек тянет ко мне руки, я кричу и просыпаюсь от крика.
– Ты что кричишь? Приснилось что-то? – передо мной стоит Эл. Элу, как и мне, тридцать пять. Он дистрибьютер. Одет с иголочки. Наглый, циничный, самоуверенный. Вот он-то как раз через секс заманивает в агентство. Гордится, что привёл свою школьную любовь. И двоюродную сестру. Терпеть его не могу. А он ещё ухаживать за мной пытается, урод! Убила бы!
– Спишь на рабочем месте?
Да кто он такой, чтобы мне замечания делать! Но промолчу.
– Ладно, бывает, – говорит он покровительственным тоном, – новость слышала?
– Какую?
– Про Клару.
– Нет. А что?
– Так идиотка эта сиганула с третьего этажа. Лежит с переломанными ногами в больнице. Ну, всё! Считай, наша взяла. Теперь общественное мнение на нашей стороне будет: «Бедная девочка! Уроды-родители не разрешили эвтаназию. И вот она теперь так мучается! Так страдает!». Ну, а дальше недалеко до изменения в законодательстве. Включи телевизор. Думаю, скоро репортаж из больницы покажут. Скоро детишки к нам повялят! Агу! Агу! Уа-а-а!!! Ох, добавится нам работы! Хорошо-то как! Ну, бывай здорова. Побегу, остальным нашим расскажу.
Ну, до чего же он похож на зайца!
20.11.2016. Кирьят-Экрон
Последний раз редактировалось Пyмяyx**; 27.11.2016 в 01:48.
На смёпках с 1 Израильской
Хочу переделать мир. Кто со мной?
Ответить с цитированием
Сообщение от Коко**
