Посмотрите, какая замечательная статья!

Совок в футляре.


Categories: Russian Content, Права человека | Tags:
При одном лишь упоминании социального протеста в нашей среде принято скорчить презрительную мину, или вспомнить “комиссаров в пыльных шлемах” или, на худой конец, глубоко вздохнуть и пробормотать себе под нос “эх, как бы чего не вышло”!”
Александр Лихтикман, “Вести”, 17.11.2011
“- Какой-то он советский.
- То есть, как это советский? Вы ошибаетесь!
- Ну, антисоветский. Какая разница? ”
Довлатов
Резко отрицательное отношение многих русскоязычных репатриантов к социальному протесту в Израиле не имеет, казалось бы, логического объяснения. “Русские” ни в коей мере не относятся к секторам, на которые борцы за справедливость указывают обвиняющим перстом. Никто не подозревает нас в спекуляции жилплощадью или завышении цен на продукты первой необходимости. Лишь считанные единицы из репатриантов последней волны получают непомерные оклады на государственной службе и заседают в советах директоров общественных компаний. Однако при одном лишь упоминании “палаточного” или “творожного” протеста в нашей среде принято скорчить презрительную мину, или вспомнить “комиссаров в пыльных шлемах”, или, на худой конец, глубоко вздохнуть и пробормотать себе под нос “эх, как бы чего не вышло”!
В чем же дело? Чем так не угодили русскоязычным журналистам, блоггерам, и простым обывателям отнюдь не худшие представителя израильской молодежи? Тех из них, кто родился в бедных семьях, называют у нас “голодранцами”, а родившихся у богатых родителей – “маменькиными сынками”. Тех, кто пытается решить собственные проблемы, обвиняют в “рвачестве”, а тех, кто заботится о других – в “исправлении мира”. Сторонники ненасильственного протеста – “болтуны”, а те, кто предлагают активные действия – “хулиганы”. Если бы активисты собирали деньги на демонстрации и пикеты – были бы “попрошайками”, но из-за продажи маек с эмблемами стали “торгашами”. Их действия высмеивали за “непрофессионализм” до тех пор, пока появление пресс-службы не породило обвинения в “политизации”. Их неудачи всегда “заранее предсказуемы”, а успех неизменно “напрасный”. На одном из Интернет-форумов умудрились осудить даже бесспорную победу движения бойкота над молочными монополиями: “вот, если бы колбаса и сигареты подешевели – тогда и нам была бы польза!”..
Социальный протест в Израиле действует на “русскую улицу”, как красная тряпка на быка. Но причина не только в показушном антикоммунизме. Проще всего было бы списать на советское прошлое уверенность в том, что борьба за снижение цен на продукты первой необходимости неизбежно закончится расстрельными подвалами и ГУЛАГом. Однако ни того, ни другого репатрианты последней волны, выросшие при беззубом послесталинском социализме, никогда не видели. И если в разговоре о демонстрации палаточников произносят заветную фразу “это мы уже проходили”, вовсе не обязательно имеется в виду штурм Зимнего дворца и раскулачивание крестьян.
Наша алия уже пыталась изменить систему приоритетов в Израиле. В начале 90-х, передавая скудную корзинку абсорбции из рук банковских служащих прямиком в руки владельцев квартир, некоторые из нас еще позволяли себе критические высказывания об окружающей действительности. Массовых демонстраций мы, разумеется, не устраивали (наверное, мешали воспоминания об “ужасах” Первомая) и поступили так, как положено в демократическом обществе – дружно бросились голосовать на выборах в кнессет за тех, кто обещал “дом и работу”. Приведя к власти Ицхака Рабина (благословенной памяти), мы, конечно, огорчились загадочному исчезновению американских гарантий на абсорбцию алии, а некоторые даже поклялись, что не позволят обмануть себя дважды. Но мы дали обмануть себя раз, еще раз и еще много-много раз. И выплясывая эту цыганочку по дороге на избирательные участки, мы сами поверили, что так и должно быть. Цены должны расти, а уровень жизни падать, политики должны лгать, а граждане – голосовать за них, работающее население должно считать каждую копейку, а паразиты – роскошествовать и поднимать самим себе зарплату. В системе лучше ничего не менять – потому что у нас самих ничего не получилось.
Алия-90 выстояла, несмотря на крайне неблагоприятные условия, и рецепт выживания прост: молчание и труд. Работали все члены семьи, включая бабушек, дедушек и детей. Работали на двух, а порой и трех работах и еще сторожили по ночам. Работали по субботам и праздникам, работали там, где другие не соглашались, работали за любые деньги или вообще бесплатно, или за колбасные обрезки, как пенсионер, попавший на страницы газет в начале 90-х, который за 10 часов работы в мясной лавке получал от хозяина мешок обрезков и бесплатный чай. Работали и боялись пикнуть – чтобы не отняли то, что есть. Потому что ничего хорошего от тех, кто выше и сильнее уже не ждали, а ударный труд и экономная экономика создали уровень жизни, который стало жалко потерять. Нет, не доверием к власти и не здоровым консерватизмом объясняется неприятие “русской улицей” социального протеста, а комплексом чеховского Беликова, наложенным на мироощущение советского человека, который “выбился в люди”.
По достигнутому в Израиле уровню жизни алию-90 можно приравнять к советской номенклатуре среднего звена, например, ко второму секретарю провинциального райкома партии. Четырехкомнатная квартира, японская аппаратура, шкаф, забитый немодным импортом, еженедельный поход в неприметный спецраспределитель за икрой и красной рыбой, пиво в банках, больница с одноразовыми шприцами, поездка раз в году на “Золотые пески” или в Карловы Вары. Правда, второй секретарь райкома, пользовавшийся всем этим “изобилием”, почти не работал (в нашем понимании), а жена его с утра до вечера смотрела западные фильмы и листала каталог “Отто”. Но он точно также боялся любых перемен, ненавидел “фрондерствующую” молодежь и хорошо знал историю Советского Союза. И не представлял себе никаких других исторических сюжетов, кроме тех, что бесконечно повторяются на одной шестой части суши.
Только в сознании советского человека любой политической ориентации уличное шествие с транспарантами или участие в пикете протеста – это либо пустая трата времени (шли бы лучше поработали!), либо вызов власти, за который “вредных шалунов” непременно следует наказать. Только для того, кто не знает другой истории, кроме русско-советской, согласие трудиться на любых условиях – единственно правильный выбор законопослушного гражданина. Только у советского человека идея перераспределения доходов в государстве не вызывает иных ассоциаций, кроме как с шариковским “отнять и поделить”. И кто, как не русско-советская интеллигенция одновременно жаждет ответа на вопрос “что делать” и боится “того, кто скажет, как надо”? Все это в равной степени относится и к антисоветчикам – потому что шкала оценки и исторические примеры у тех и других одинаковые.
Но в мире существует множество других экономических моделей. Октябрьский переворот – не единственная революция в истории человечества, приведшая к кардинальным переменам и конфискации имущества у законных владельцев. Американские негры тоже являлись чьим-то законным имуществом, а восьмичасовой рабочий день, оплачиваемый отпуск и социальные права никому в мире не достались даром. Конечно, на европейских правителей первой трети ХХ века произвели сильное впечатление события в послереволюционной России, а особенно бывшие банкиры и фабриканты, просившие милостыню на парижских мостовых. Но за свое нынешнее положение трудящиеся западных стран в свое время изрядно повоевали. И продолжают воевать и побеждать, устраивая забастовки, парализуя, если нужно, работу аэропортов и железных дорог. Наверное, потому что не ищут прецедентов в истории одной отдельно взятой страны и не слушают песен Галича. И кондукторы в поездах у них зарабатывают, как в Израиле учителя средних школ.
Примеры успешной социальной борьбы есть и в нашей стране. Как раз в тот период, когда мы работали на стройках и мыли подъезды, зубря по ночам ивритские глаголы, репатрианты из Эфиопии, отложив метлы и ведра, устраивали многотысячные демонстрации под стенами кнессета. Им тоже сохнутовские агитаторы обещали золотые горы, а не караванные поселки на окраинах провинциальных городов. Но у них нашлись деньги на дорогу в Иерусалим, и хватило храбрости на противостояние с полицией. В ходе одной из демонстраций был тяжело ранен полицейский. Но с тех пор “эфиопская” ипотечная ссуда почти полностью покрывает стоимость квартиры, а случаев полицейского произвола против эфиопской общины куда меньше, чем против русскоязычной. Своих целей добивались студенты, пляжные спасатели, университетские профессора, работники муниципалитетов… Обязательно добьются и врачи-ординаторы. Потому что уважают свой труд и не считают, что достойное вознаграждение должно напоминать экспроприацию ценностей чекистами в 1917-м году.
В кои-то веки в Израиле появилось не секторальное, а действительно общенациональное движение протеста. Пусть нестройное и нескладное, в чем-то смешное, чем-то трогательное, порой раздражающее и очень “непрофессиональное”. Если оно окажется успешным – лучше будет большинству из нас. Если же захлебнется и сойдет на нет – дело не ограничится одним только подорожанием творога, но и сама идея гражданского протеста будет дискредетирована на много лет вперед. Так почему же не пожелать палаточникам успеха там, где мы когда-то потерпели поражение? Страна ведь общая!
Миллионная алия из СССР/СНГ могла бы изменить Израиль не только количественно, но и качественно. Увы, познакомившись с гримасами единственной демократии на Ближнем Востоке, она превратилась в наиболее покорную часть общества. Среди русскоязычных граждан самый высокий процент сторонников ничем не сдерживаемого президентского правления и неограниченной эксплуатации. Лишь бы “тем, кто наверху” никто не мешал – демонстрациями, вотумами недоверия, критикой и назойливыми попытками контроля “снизу”. А мы, как Конь в оруэлловском “Скотном дворе”, будем тянуть лямку, и приговаривать “I will work harder, как бы чего не вышло”…
Фотоиллюстрация: София Слоним