Ангелы умоляют?
Ангел сидел за круглым столиком, внутри стеклянной столешницы катались кофейные зерна по грязноватым лоскуткам мешковины. Крылья мешали, цеплялись за плетеные сиденья стульев, опадали золотыми перышками на побитые чужими шпильками плитки из искусственного гранита. Ангел поглядывал на мужчину за соседним столиком.
Мужчина ждал. Нет, даже так: Ждал. Нет, где-то даже так: ЖДАЛ. Стучал ногой, изнемогал над меню, ощипывал чайной ложкой пену взбитых сливок с чашки.
- Помиритесь же… - шептал ангел. – Ну помиритесь же, пожалуйста… Да что ж вы как дети… Ты же ее любишь, и она тебя… Вот я смотрю на твою судьбу – ты скажешь ей резкие слова, проводишь взглядом, женишься на нелюбимой от тоски и потому что тебе все будет ее напоминать, ты за похожим жестом будешь поворачиваться и бежать по улице два квартала, просто чтобы бередить душу и вспоминать.
- И ты, глупая девчонка, хоть на секунду смири свою гордыню и не слушай советы подруг, отложи в сторну *Советы начинающей стерве* ! Да, он не такой блестящий; да, его не учили исправлять ошибки; да, мужчины очень часто ведут себя, как дураки. Но он может с этим справиться, он очень напуган, а если ты разорвешь все сейчас, этот испуг превратится в железный лед и встанет в душе на долгие годы. И ты ведь тоже его не забудешь, глупая! Вот я смотрю в твое будущее. Вот ты сидишь на скамеечке, совсем старая. Читаешь книжку, окликаешь сына, говоришь с мужем, радуешься внукам. А в сердце все равно колом только один вопрос: почему я старюсь и умру не рядом с ним?..
- Я пришла вернуть ключи, - сказала девушка.
- Ну послушай же, послушай, у нее в голосе слезы! Ты дашь ей уйти, она зайдет за угол и зарыдает. А потом она поймает такси, заплачет на заднем сиденье, приедет на работу и выйдет замуж за начальника соседнего отдела, который сходит по ней с ума! А ты будешь шляться по бабам и думать, зачем ты взял эти окаянные ключи и не рухнул прямо тут в кофейне к ее ногам. А потом женишься – по-дурацки, случайно, потому что рядом окажется милая девушка, которая подойдет по цвету, росту, объему груди и длине ног, будешь изменять ей, она будет плакать, а потом начнет изменять тебе – ради сохранения баланса во Вселенной, - зачем, зачем, зачем???
Мужчина протянул руку.
- Давай ключи, - сказал он спокойно.
- Да, я понимаю, тебя учили, что мужчины не плачут и сейчас ты упускаешь последние мгновения. Все делают ошибки, но кто-то их исправляет и живет дальше, а кто-то все ломает с хрустом, но разве от этого лучше?.. Она твоя судьба, неужели ты хочешь жить чужую?.
Ключи брякнули о столик. Был бы это фильм, ружью на стене стоило бы выстрелить, а стеклу над кофейными зернами – разбиться.
- Какая же ты дурочка! Помиритесь! Поцелуйтесь! Никто не изменил, не умер, вы просто не поняли друг друга, наслушались дурацких советов и не нашли ни у кого поддержки! Помиритесь, и даже пестрые шарики мороженого на плакате Баскин Роббинс растают от счастья!
- Наши отношения были ошибкой, - сказала девушка.
Ангел обхватил голову руками и в отчаянье громко застонал.
- Ты мне отвратителен! Проведенное с тобой время я воспринимаю, как потерянное!
Ангел щелкал пальцами, в отчаянье пытаясь привлечь внимание к происходящему, словно расползающуюся реальность старался собрать в щепоть.
Мужчина умехнулся. Ему было трудно говорить, поэтому он просто усмехнулся, - криво, холодно, устало.
- Очень хорошо, - сказал он, особенно четко выговаривая слова. – Всего вам доброго. Было бы хуже, если бы это произошло десять лет спустя, когда строить жизнь заново было бы сложнее. Покончим с этим сразу, нельзя рубить хвосты по кусочкам.
- Через десять лет! Через десять лет у вас было бы двое детей, дурак, и ты по утрам вставал бы на колени с ее стороны кровати и надевал бы ей тапочки на теплые ноги, чтобы она не встала на холодный пол, а она ерошила бы твои волосы и целовала каждый появляющийся редкий седой волосок. Через десять лет вы не могли бы зайти в комнату, не поцеловавшись!
Цок-цок-цок – процокали шпильки до стеклянной двери. Хлоп, дзынь.
Она шагнула в мир улицы, а ты еще живешь в теплой вселенной кофейни, в которой минуту назад разбились две ваших жизни. И с каждым ее шагом вдоль оживленной магистрали, по которой она идет со слезами в глазах, и с каждым ругательством, которое ты шепчешь сквозь зубы, бессильно, умирая по частям, по крошкам, по каплям, превращаясь в сухой холодный пепел – вы все дальше, все дальше, все дальше, все дальше, и ничего не изменить, не сдвинуть, не перебить, не поменять, не переделать…
Ангел уронил лицо в ладони и заплакал
Жить нужно так, чтобы хотелось повторить
Ответить с цитированием
