О ДЕПОРТАЦИЯХ ГРАЖДАНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ, ПРОВОДИМЫХ ЦАРСКОЙ РОССИЕЙ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
Совершенно новый масштаб принудительным миграциям в России придала Первая мировая война. Главным (хотя и далеко не единственным) инициатором и проводником «превентивных этнических чисток» и депортаций выступила именно царская Россия.
И это не удивительно, поскольку именно Российской Империи принадлежит «честь» многолетней научной и идеологической проработки этих вопросов. Ответственной за это дисциплиной являлась «военная статистика» — традиционный и традиционно один из ведущих предметов в Академии Генерального Штаба. Уже в силу своей зависимости от исполнения воинской повинности армия была крайне заинтересована в достоверных данных и исследованиях по географии населения России.
Ведущие российские военные статистики конца XIX века — А.Макшеев, Н. Н. Обручев и в особенности В. А.Золотарев— разработали специфическую доктрину, которую правильно было бы обозначить как «география неблагонадежности». Она исходила из реальной географии «благонадежного» и «неблагонадежного» населения, а также из их соотношения в конкретной местности: к первой группе относилось преимущественно славянское население, ко второй — евреи , немцы, поляки, народы Кавказа, Средней Азии и т. д.
Только те районы считались благоприятными по благонадежности, где русское население составляло не менее 50%. Градиент благонадежности, согласно Золотареву, сокращался по мере продвижения от центра к окраинам Империи. Все это слушали, конспектировали и штудировали слушатели Военной академии— будущие офицеры и командиры царской, Белой и Красной Армий.
Не ограничиваясь описаниями и рассуждениями, военная статистика зарекомендовала себя и как прикладная дисциплина, исследующая территориальную дифференциацию неблагонадежности: места скопления ненадежного населения фиксировались и контролировались. На случай войны давались рекомендации по экстренному «исправлению» этого «положения», особенно в приграничных районах.
В качестве наиболее эффективных средств назывались взятие гражданских заложников, конфискация или уничтожение имущества или скота, а также депортации по признакам гражданской и этнической принадлежности. Под эту доктрину формировались специальные карательные войсковые соединения, со систематической свирепостью подавлявшие в зародыше или в самом начале любые ростки недовольства или мятежа против русской колонизации окраин Империи, в частности в Средней Азии, причем там крайней мерой были все же не депортации, а убийства гражданских лиц.
По некоторым оценкам, депортации на западе затронули около 1 млн. чел., половина из которых — евреи , а треть — немцы.
Уже в ночь на 18 июля 1914 года (по ст. ст.), то есть еще до официального объявления войны , Россия приступила к арестам и высылкам подданных Германии и Австро-Венгрии. А их было немало (в общей сложности не менее 330 тыс. чел.), уже десятками лет они проживали в Петербурге, Москве, Одессе и Новороссии, на Волыни, в Польше и Прибалтике.
Выселяли их в дальние внутренние районы (в частности, в Вятскую, Вологодскую и Оренбургскую губ., а жителей Сибири и Приморья — в Якутскую обл.). Во второй половине 1915 года эта география серьезно «посуровела»: местами высылки стали зауральская часть Пермской губ., Тургайская обл. и Енисейская губ.
Депортировали при этом не только «подозреваемых в шпионаже», но и вообще всех лиц призывного возраста (чтобы предотвратить их вступление в ряды армий противника), причем не только немцев, австрийцев или венгров, но и поляков, евреев и др. (исключение делалось чехам, сербам и русинам, давшим подписку «не предпринимать ничего вредного» против России).
Особенно сурово обошлись с немецким населением Волыни, летом 1915 года чуть ли не поголовно высланным в Сибирь. Кстати, высылали — за счет самих высылаемых, а при отсутствии у них средств— по этапу, как осужденных.
На практике интернировали и вовсе без особого разбора, весь контингент именовался «гражданскими пленными». Высшей точкой стал приказ начальника штаба Верховного Главнокомандующего генерала Н. Н. Янушкевича от 5 января 1915 года: очистить 100-верстную полосу вдоль русских берегов Балтийского моря от всех германских и австро-венгерских подданных в возрасте от 17 до 60 лет, причем отказывавшиеся уезжать объявлялись немецкими шпионами.
И лишь спустя некоторое время, под давлением общественности и ряда отрицательных последствий, эти репрессии были несколько ослаблены, но только выборочно — главным образом для представителей славянских народов.
Кроме того, выселялись и подданные Турции (по меньшей мере 10 тыс. чел., среди них немало и крымских татар). По данным С. Нелиповича, их высылали в Олонецкую, Воронежскую, Калужскую, Ярославскую и Казанскую губ., а по данным Э. Лора — в Рязанскую, Калужскую, Воронежскую и Тамбовскую, а также— и в особенности — в район Баку, где для них был создан устрашающий по своим условиям лагерь на 5 тыс. чел.
Конечно же, не забывали и про евреев. Так, в 1914–1916 гг. по причине их якобы поголовной нелояльности с территории Польши, Литвы и Белоруссии во внутренние губернии России было выселено 250–350 тыс. евреев , причем на сборы им давалось всего лишь 24 часа.
Позднее им разрешили вернуться, но в январе 1915 года, вместе с еврейскими жителями еще приблизительно 40 поселений губернии, они были выселены вновь (причем, как в случае с жителями Сохачева, из их числа брались и заложники, некоторые из которых были повешены).
Против выселения евреев из Курляндии протестовал Прибалтийский генерал-губернатор П. Г. Курлов , специально по этому вопросу ездивший в ставку Верховного главнокомандующего и убедивший его отменить свое распоряжение. В ходе немецкого наступления полномочия в вопросах высылки перешли к войсковым командирам, не имевшим ни желания, ни времени разбираться в этих вопросах: поэтому фактические депортации могли инспирироваться даже второстепенными чинами полиции или даже контрразведки. Тем не менее в июне 1915 года выселение евреев продолжилось, захватив уже юго-западный край — Подольскую и Волынскую губ.
В целом же приходится констатировать, что подход царского правительства к «враждебно-подданным» интернированным во многом предвосхитил черты депортационнной политики советского государства.
Павел Полян
Ответить с цитированием
