Все наверняка знают, но мы все же напомним, что в сентябре 1812 года в Москве побывал Анри Мари Бейль, более известный под псевдонимом Фредерик Стендаль. Будущий автор «Красного и черного» и "Пармской обители" прибыл в Первопрестольную не как турист, а участник похода Наполеона, в обозе французской армии. Москва очаровала 29-летнего армейского интенданта Бейля. В письме другу он так восторгался допожарной Москвой (это описание позволяет понять, какую архитектурную жемчужину уничтожил пожар 1812 года): «Этот город до сего времени не был знаком Европе. Между тем в нем было от 600 до 800 дворцов, красота которых превосходит все, что знает Париж. Все было рассчитано на жизнь в величайшей неге. Блистательная и элегантная отделка домов, свежие краски, самая лучшая английская мебель, украшающая комнаты, изящные зеркала, прелестные кровати, диваны разнообразнейших форм. Нет комнат, в которых нельзя было бы расположиться четырьмя или пятью разнообразными способами, из которых каждый давал обитателю полное удобство и очаровательнейший уют, соединенные здесь с совершенным изяществом. Только моя счастливая и благословенная Италия давала мне такие впечатления своими старинными дворцами».
Сам Бейль поселился во дворце московского градоначальника Федора Ростопчина. Он был очарован обстановкой особняка, но еще больше поразила его роскошная библиотека хозяина с весьма озорными пометками, сделанными по-французски на полях книг. Приходилось признать, что эти "северные варвары" гораздо образованнее многих представителей просвещенной Франции.
Из писем Бейля также известно, что будущий писатель с товарищами по оружию наведывались в погреба Английского клуба: «Свирепствующая диссентерия заставляла всех опасаться, что у нас не хватит вина. Нам сообщили весьма приятную новость: вина можно было взять в погребе красивого клуба. Мы прошли через великолепную конюшню и через сад, который был бы прекрасен, если бы на деревьях этой страны не лежал, на мой взгляд, неизгладимый отпечаток бедности. Мы направили своих слуг в этот погреб; они вынесли нам много плохого белого вина, узорчатыя белыя скатерти и такия же салфетки, но очень подержаныя. Мы заграбили их на простыни. Маленький г-н Ж., служащий у главного интенданта, который пришел, чтобы маленько пограбить вместе с нами, начал предлагать нам в подарок все, что мы брали и без него... Мой слуга был совершенно пьян; он свалил в коляску скатерти, вино, скрипку, которую взял для себя, и еще всякую всячину. Я устал донельзя; приходилось идти пешком, так как моя коляска была загружена добром, награбленным моими слугами, да еще туда взгромоздился больной поносом».
Впрочем, недолго суждено было Бейлю наслаждаться московскими красотами, потому как буквально через несколько часов после въезда наполеоновских солдат в Москву 2 сентября 1812 года город загорелся. О своем бегстве из Первопрестольной Стендаль оставил такую запись: "Пожар был далеко от нас и окутывал весь воздух на далекое разстояние и большую высоту дымом какого-то меднаго цвета. Дарю, воротясь, объявил нам, что надо двигаться в путь. Я храбро принял эту новость; но все же у меня подсеклись ноги и руки, когда я услышал о том. Оставляя дом, я похитил томик Вольтера, тот что носит название "Faceties"... Мы шли по превосходной дороге ко дворцу, называемому Петровский, где остановился на жительство Император. Бац! Коляска г. Дарю наклоняется на бок и, наконец, опрокидывается в ров. Наконец, прибываем мы на бивак, расположенный как раз против города. Мы ясно видим громадную пирамиду, которую образовали вывезенные из Москвы мебели и фортепьяны (они могли доставить нам столько удовольствия, не будь этой мании поджогов). Этот Растопчин или негодяй или Римлянин. Любопытно было бы знать, как будут смотреть на его поступки. Сегодня на одном из дворцов Растопчина нашли афишу; он говорит в ней, что в этом домe движимости на миллион и пр., но что он сожжет его, чтоб он не достался в руки разбойникам".
Стендаль перешел по треснувшему льду реку Березину, с обмороженными висками и со всеми признаками сужения пищевода от длительного голодания. Но десять страшных недель отступления не озлобили его. На всю жизнь в нем осталось восхищение Первопрестольной. «Одна лишь вещь огорчила меня: в день нашего возвращения в Москву я увидел, что этот очаровательный город, один из прекраснейших храмов наслаждения, превратился в черные зловонные развалины, среди которых бродили несколько несчастных собак и несколько женщин в поисках пищи».
После возвращения из России и отречения Наполеона Анри Мари подает в отставку, а после вступления русских войск в Париж покидает Францию.