Охотники за нацистами

[Пyмяyx**]

Последние охотники за нацистами и почему самые одиозные нацистские преступники смогли избежать наказания

 Опубликовано: Василич 08|12|2017 || Просмотров: 395
Журнал "The Guardian" рассказывает о небольшом департаменте при правительстве Германии, сотрудники которого с 1958 года выслеживают нацистских преступников, чтобы отдать их в руки правосудия. Горстка следователей и сегодня разыскивает бывших нацистов по всему миру, хватаясь за последнюю возможность восстановить справедливость.

Центральное управление по расследованию преступлений национал-социалистов занимает строгий бледно-желтый тюремный корпус в Людвигсбурге, городке на юго-западе Германии. В свое время нацисты содержали в этом здании политзаключенных, и хотя тюрьмы здесь давно нет, ощущение осталось. Чтобы попасть внутрь, нужно пройти через белые металлические ворота, а потом еще через один пост охраны.
Центральное управление было создано правительством Западной Германии в 1958 году специально для розыска избежавших суда нацистских преступников. Ежегодно 6 его следственных «отделов», каждый из которых состоит из единственного следователя, прочесывают города, страны и континенты в поисках членов Третьего рейха. Руководит всей операцией главный обвинитель Йенс Роммель, крепкий приветливый мужчина 44 лет в очках без оправы и с изящной бородкой. Немецкая пресса называет его охотником за нацистами, но Роммелю это прозвище не слишком нравится. «Охотники гоняются за добычей с ружьем в руках, — объясняет он, — а я обвинитель в поисках убийц, и в руках у меня только Уголовный кодекс».
Роммель и его подчиненные ездят по бывшим концлагерям Германии и Восточной Европы, где не только изучают архивы в поисках имен и должностей сотрудников лагерей смерти, но и тщательно осматривают территории в попытке разобраться, что именно могли видеть эти сотрудники со своих рабочих мест. За последние десять лет следователи ведомства, годовой бюджет которого составляет 1,2 миллиона евро, также двадцать раз ездили в Южную Америку, куда после войны бежали многие нацисты. Большую часть времени следователи проводят, зарывшись с головой в старые бумаги. Они изучают каждый попавший им в руки документ, даже если это просто приказ о выдаче новых комплектов обмундирования или запрос на вступление в брак, и выписывают фамилии, сверяя их со списками на немецком, русском, английском, французском и польском. Цель — найти последних оставшихся в живых нацистов, которые еще в состоянии предстать перед судом.


«Вся их миссия — огромный „глухарь“».
В мае, когда я приехала в Людвигсбург, Роммель готовился к поездке в Москву: в тамошних архивах он надеялся найти фамилии преступников из концлагеря Заксенхаузен, открытого в 1936-м недалеко от Берлина. Другой следователь Центрального управления, Мануэла Зеллер, изучала документы из Освенцима и Равенсбрюка в поисках имен, которые пропустили ее предшественники. Ее коллега Михаэль Отте просматривал бумаги из Бухенвальда и Штуттгофа. Еще один сотрудник собирался отправиться в австрийский концлагерь Маутхаузен.
«Вся их миссия — огромный „глухарь“, — Девин Пендас, бостонский историк, изучающий судебные преследования нацистов, настроен скептически. — Они взялись за преступления, которые были совершены слишком давно, и располагают очень приблизительной информацией о личностях преступников». Но Роммель, бывший следователь по уголовным делам, не воспринимает свою нынешнюю работу как какие-то исторические изыскания. Она для него так же актуальна, как убийства, которыми он занимался раньше, и пыльные бумаги из архивов он исследует так же скрупулезно, как когда-то реальные места преступления. «Да это и есть места преступления, разве что крови на них нет», — говорит он.
Ежегодно следователям Центрального управления удается отыскать около 30 новых имен еще живых нацистских преступников. Собрав достаточно доказательств, сотрудники управления передают дела региональным прокурорам, а те обычно еще год тратят на то, чтобы провести собственное расследование и решить, стоит ли привлекать обвиняемых к суду. С начала XXI века до суда дошло 6 таких дел (каждое из них СМИ называли «последним процессом над нацистами»).
Ежегодно следователям удается отыскать около 30 новых имен еще живых нацистских преступников.

Реконструкция типичного рабочего места сотрудника управления в начале существования ведомства. Постоянная экспозиция в Людвигсбурге. Фото: Thomas Kienzle / AFP / East News
Сегодня самым молодым подозреваемым по 90, и большинство из них во времена Третьего рейха были функционерами низшего уровня: охранниками, поварами, санитарами, телефонистами. Да и эти подсудимые имеют все шансы умереть, не дожив до окончания судебного разбирательства, так что вероятность реальных обвинительных приговоров ничтожно мала. Преимущественно именно поэтому очень немногие немцы вообще знают о существовании Центрального управления, а те, кто в курсе, относятся к нему неоднозначно. Одни не понимают, какой смысл сажать в тюрьму 90-летних стариков. Другие испытывают к следователям глубокое уважение, зная, с каким мощным противодействием им приходится сталкиваться.
По истории Центрального управления можно проследить, как менялось отношение немцев к нацистскому прошлому своей страны. Основанное в 1958 году, в первые десять лет оно развернуло активную деятельность. Но чем дальше, тем меньше людям хотелось ворошить военные преступления Германии, и на фоне этих настроений Центральное управление с его неприятными расследованиями почти совсем исчезло из виду. Каждый новый день, еще больше отдаляя кровавое прошлое, становится угрозой для миссии сотрудников управления.
В кабинете Роммеля на деревянном бюро стоят 16 флажков — по одному на каждую из земель Германии. «Мое начальство», — говорит он. Шестнадцати региональным министрам юстиции вскоре предстоит определить, когда расследование Роммеля (а вместе с ним и все попытки привлечь нацистских преступников к суду) должно прекратиться. Один из региональных министров в разговоре с прессой назвал 2025 год, другие убеждены, что конец Центрального управления гораздо ближе.
Один из региональных министров в разговоре с прессой назвал 2025 год, другие убеждены, что конец Центрального управления гораздо ближе.
Должно ли продолжаться судебное преследование нацистов? Имеет ли смысл работа Центрального управления или пора оставить прошлое в прошлом? Как долго Германия должна искупать свою вину? Подобные вопросы раздирали страну с самого окончания войны, но популистские правые движения вроде «Альтернативы для Германии» сегодня вернули им былой накал. Недавно один из представителей этой партии прямо призвал страну перестать искупать вину за нацистские преступления.
Но сам факт существования Центрального управления — свидетельство тяжести и огромных масштабов этих злодеяний, напоминание о том, как опасны всплески реакционного национализма и в Германии, и в других странах. В США похожие организации тоже находятся под угрозой уничтожения: администрация Трампа планирует закрыть Управление глобального уголовного правосудия, которое поддерживало международное преследование лиц, виновных в военных преступлениях, геноциде и преступлениях против человечества.
…За сейфовой дверью в подвал хранится «сокровище» Центрального управления, как его называет Роммель: ряды и ряды картотечных шкафов. Внутри — архив с 1,7 миллиона желтых и зеленых карточек. На карточках — имена жертв, свидетелей и преступников. Это самое полное в мире хранилище свидетельств нацистских преступлений и послевоенных попыток осуществить правосудие. Каждый, кто когда-либо выступал свидетелем или просто упоминался во время любого суда над нацистами, уже внесен в картотеку. Но работа еще не закончена. «Каждый день мы добавляем новые карточки», — говорит Роммель.
Данные собраны в микрофильм, место хранения которого засекречено.
В мире существует только одна копия Людвигсбургского архива: данные собраны в микрофильм, место хранения которого засекречено. Это гарантия того, что военные преступления не будут забыты; и для военной истории, надо сказать, это довольно новый подход. Веками бывшие противники, заключив мир, старались стереть память о войне: эта традиция восходит еще к Вестфальскому договору 1648 года, который призывал к perpetua oblivio et amnestia («вечному забвению и прощению») с обеих сторон. От этого принципа отказались только в 1919-м, когда в Версальском мирном договоре прописали вину Германии за развязывание войны и потребовали суда над правительством.

Оригиналы документов по одному из дел. Постоянная экспозиция в Людвигсбурге. Фото: Thomas Kienzle / AFP / East News
Именно Версальский мир создал предпосылки для преследования военных преступников после Второй мировой войны. Интересно, что союзники даже не стали дожидаться капитуляции нацистской Германии. Так, Адольф Гитлер к моменту своей смерти за неделю до капитуляции был уже официально осужден Комиссией ООН по военным преступлениям. Эта же комиссия подготовила обвинительные заключения для 36 тысяч немецких и японских военнослужащих, из которых как минимум 10 тысяч были осуждены в течение следующих пяти лет.
Одобряли такие меры далеко не все. Даже от некоторых союзников, участвовавших в Нюрнбергском процессе, можно было услышать, что это «чудовищная потеря времени». Что уж говорить о Германии, где газеты прямо называли слушания «очередными попытками унизить страну». С 1945 по 1949 год суды Западной Германии вынесли 4,6 тысячи обвинительных приговоров нацистским преступникам, однако после создания в 1949-м ФРГ по обе стороны Атлантики вспыхнуло страстное желание «забвения и прощения». Главными врагами стали коммунисты, и общественность потеряла интерес к Холокосту. Комиссия ООН по военным преступлениям была закрыта, ее архивы — опечатаны. Многие нацисты, получившие обвинительные приговоры за «преступления против жизни», уже в 1950-х освободились по амнистии, а новоиспеченный германский парламент даже вернул нацистским солдатам пенсии. Уже к концу 1950-х тысячи нацистов не только вышли из тюрем, но и заняли посты в судах, полиции и госучреждениях.
Уже к концу 1950-х тысячи нацистов не только вышли из тюрем, но и заняли посты в судах, полиции и госучреждениях.
Параллельно с этим, однако, возникали новые судебные процессы, постепенно открывавшие обществу глаза на масштабы нацистских преступлений. Особенно громким оказался Ульмский процесс 1958 года, где десятерых бывших членов одной расстрельной команды судили как соучастников убийства 5 тысяч литовских евреев. Это разбирательство произвело в немецком обществе эффект разорвавшейся бомбы. «Убийцы все еще среди нас!» — кричали газетные заголовки. Стремясь опровергнуть восточногерманскую пропаганду, утверждавшую, что в правительстве ФРГ полно бывших нацистов, канцлер Конрад Аденауэр создал Центральное управление.
Если быть честными, никто всерьез не собирался пересматривать западногерманскую политику амнистии и реинтеграции. Предполагалось, что деятельность Центрального управления будет чисто символической. Она должна была стать своего рода алиби для Западной Германии, создавая иллюзию стремления к справедливости, но на практике не трогая бывших нацистов, уже успевших проникнуть во властные структуры. У Центрального управления не было даже полномочий самостоятельно инициировать уголовное преследование преступников: следователи могли только собирать информацию и передавать региональным прокурорам. Работу осложняло и то, что в германском законодательстве отсутствовали положения о военных преступлениях, зато был оговорен срок давности, из-за которого с 1960 года многие дела стало почти невозможно довести до суда.
Поэтому руководство страны искренне растерялось, когда это «декоративное» ведомство принялось за дело всерьез и стало передавать региональным прокурорам бесконечные списки нацистских преступников. Так, следователи добыли множество свидетельств для Франкфуртского процесса по Освенциму. Суд продолжался с 1963 по 1965 год и привлек огромное внимание мировой и внутренней прессы. Но к тому времени уже не только правительство, но и общество в целом мечтало поскорее забыть о войне. Согласно проведенному в те годы соцопросу, 57% немцев ответили «Нет», когда у них поинтересовались, стоит ли и дальше проводить суды над нацистами.

Реконструкция типичного рабочего места сотрудника управления в начале существования ведомства. Постоянная экспозиция в Людвигсбурге. Фото: Thomas Kienzle / AFP / East News
В 1969 году серьезнейший удар по деятельности Центрального управления нанес Верховный суд Германии, отменивший приговор в отношении стоматолога Освенцима и бывшего эсэсовца на том основании, что сама по себе работа в концлагере не считается преступлением. В результате сотрудники были вынуждены прекратить расследование деятельности Главного управления имперской безопасности — организации, ответственной за осуществление гитлеровской политики массовых убийств. А Холокост теперь и юридически, и в глазах общества превращался из целенаправленного геноцида, инициированного государством, в череду отдельных «бытовых» убийств.
После этого бурная деятельность Центрального управления была почти парализована. Работа следователей теперь сводилась к розыску нескольких нацистских лидеров, чьи преступления были задокументированы. Поэтому даже после того как срок давности применительно к убийствам отменили, тысячи людей, которые являлись винтиками в машине геноцида — охранники, доктора, полицейские, администраторы, радиооператоры концлагерей, — были избавлены от необходимости публично признать свою ответственность за случившееся. А Центральное управление на 40 лет пропало из поля зрения общественности, так что почти все забыли о его существовании. Но в 2007-м ситуация вдруг изменилась.
91-летний Демьянюк был признан виновным в пособничестве убийству по 28 060 пунктам — по количеству погибших в Собиборе за те четыре месяца, которые он там работал.
Все началось с приговора Муниру эль Мотассадеку — марокканскому подданному, который во время учебы в Гамбурге перевел деньги одному из угонщиков самолета 9/11. Германский суд признал Мотассадека виновным в причастности к убийствам по 246 пунктам — по одному за каждого из пассажиров всех четырех угнанных в тот день самолетов. Это решение полностью изменило ситуацию с преследованием нацистов. Ведь если Мотассадек мог быть осужден за помощь в совершении убийства, то точно так же могли быть осуждены и люди вроде Ивана Демьянюка, бывшего охранника в польском лагере смерти Собибор. Томас Вальтер, один из адвокатов, сотрудничавших с Центральным управлением, увидел в этом шанс оспорить тот судьбоносный прецедент 1969-го.
В 2011 году 91-летний Демьянюк был признан виновным в пособничестве убийству по 28 060 пунктам — по количеству погибших в Собиборе за те четыре месяца, которые он там работал. Но пока рассматривали апелляцию (а в Германии обвинение не имеет юридической силы, пока апелляция находится на рассмотрении), Демьянюк умер в баварском доме престарелых. По-прежнему свободным человеком.
В 2013-м, через год после смерти Демьянюка, Центральное управление подготовило «список Освенцима», который включал 30 фамилий еще живых экс-служащих лагерей смерти. Только 5 из 30 дел в конце концов дошли до суда: остальные подозреваемые или умерли, или не могли предстать перед судом по состоянию здоровья.
Роммель пришел в Центральное управление в 2015-м: правительство хотело, чтобы ведомство возглавил кто-нибудь сравнительно молодой. Уже в следующем году он отправил в региональные прокуратуры 30 дел. Тем временем Оскар Гренинг стал первым человеком из «списка Освенцима», которого действительно осудили благодаря прецеденту Мотассадека. Дело Гренинга — отличная иллюстрация всей истории судебного преследования нацистов. Его имя фигурировало еще в списке обвиняемых Комиссии ООН по расследованию военных преступлений в 1948 году. Но когда комиссия была распущена, никто не побеспокоился предоставить Центральному управлению копию 36 тысяч уже подготовленных ею дел. На долгие годы о Гренинге все забыли, пока в 2005-м бывший «бухгалтер Освенцима» не согласился дать интервью журналу «Шпигель». Он рассказал, как сортировал вещи евреев, как конфисковывал их деньги, как слышал их крики из газовых камер. «Я бы назвал себя маленьким винтиком в этой машине, — отметил Гренинг. — Если вы считаете это виной, что ж, я виновен, но не по своей воле. С точки зрения закона я невиновен».
Центральное управление тогда отправило эту статью региональным прокурорам, но никто из них не захотел ввязываться в битву, которая была обречена на провал. Однако после дела Мотассадека вынесение приговора Гренингу стало казаться чиновникам не только вероятным, но и разумным. А самому Центральному управлению оно открывало возможность наконец привлечь к ответственности «винтиков большой машины». На момент осуждения Гренингу было 96, однако прокуроры его родного Ганновера все же отправили «бухгалтера Освенцима» отбывать четырехлетнее тюремное заключение.
«Бухгалтер Освенцима» рассказал, как сортировал вещи евреев, как конфисковывал их деньги, как слышал их крики из газовых камер.
В марте я последовала за Мануэлой Зеллер и Михаэлем Отте в Буэнос-Айрес, где они надеялись завершить работу над базой данных по нацистам, бежавшим в Аргентину после войны. Следователи не особо надеялись найти живых подозреваемых — предыдущие два десятка поездок в Южную Америку закончились ничем. Так что эта командировка должна была стать последней миссией управления в Южной Америке. Тем более что немецкая пресса уже начала иронизировать по поводу бесплодности подобных экспедиций. Например, консервативная газета «Вельт» в 2015 году опубликовала статью под заголовком «Немецкие охотники за нацистами на каникулах в Южной Америке?», проиллюстрированную фотографией пляжа Рио-де-Жанейро.
Впрочем, даже если судебные преследования нацистов уже маловероятны, просто узнать и обнародовать их имена — занятие совсем не бесполезное. Роммель прекрасно знает, что времени у следователей мало, однако осознает и то, что если Центральное управление не завершит свой реестр нацистских преступников — его уже никто не завершит. Эта работа тяжела и физически, и морально, но, пожалуй, это теперь единственное, что может хоть немного приблизить справедливость. «Это важно и для выживших, и для их родных, да и для немецкого общества в целом», — говорит Роммель. Сотрудники управления понимают, что они, видимо, последние, кто этим занимается: уборочная бригада на месте одного из самых мрачных преступлений в истории человечества.
Несмотря на свои не слишком большие возможности и скромные достижения, Центральное управление — своего рода образец искупления национальной вины, живой пример для других стран. Центральное управление уже делит здание с исследовательским институтом и федеральным архивом, и когда оно не сможет больше оправдывать свое существование открытием новых уголовных дел, оно, вероятно, перестанет существовать в нынешнем виде и станет частью института. Уголовное правосудие передаст эстафету истории.
И тогда прошлое действительно станет прошлым, а попытки Германии осудить своих преступников подойдут к концу. Надо сказать, что другие страны, оценивая собственные исторические «грехи», приходили к этой точке гораздо быстрее. Как сказал Дэн Плеш, автор новой истории Комиссии ООН по военным преступлениям, «прямо сейчас мы наблюдаем, что по иронии судьбы немецкое правительство и общество гораздо острее чувствуют опасность и гораздо больше готовы работать над ошибками, чем некоторые из стран, которые воевали с ними».
При этом Роммель и его сотрудники прекрасно понимают, что кое-кто в Германии был бы рад, чтобы Центральное управление поскорее закрылось, что некоторые считают их попытки отдать под суд нацистских телефонистов и радиооператоров, охранников, поваров и медиков совершенно неуместными. Сомнения общества в целесообразности этих судебных процессов можно понять, говорит Плеш, «до тех пор пока они не начинают граничить с отрицанием Холокоста, а это происходит очень часто и очень быстро». В 2015 году, когда вызванный наплывом беженцев кризис всколыхнул волну ксенофобии, сотрудники управления то и дело получали письма, в которых люди, сочувствующие нацизму, выражали протест против их деятельности.
А им тем не менее еще многое предстоит сделать. Для Роммеля, который продолжает искать по всему миру новые улики и свидетельства, это вопрос личной вины и ответственности, объясняет один из его коллег. «Но многие мои соотечественники предпочли смотреть в будущее, а не в мрачное прошлое».

Источник

Как самые одиозные нацистские преступники смогли избежать наказания

Читаешь эти фамилии и диву даешься! Как они смогли избежать наказания? Это ведь самая верхушка руководства и идеологи жестокости. Всегда говорят, что мол простой солдат-немец ни в чем не виноват - его же посылали руководители, вот они и должны отвечать за зверства и миллионы человеческих жизней. А оказывается руководителей тоже судить то не за что или не выгодно. Чудовища, творившие изуверства и повинные в смерти миллионов, иногда умирают счастливые, в глубокой старости, ни капли не раскаиваясь.

Вот некоторые из примеров:

Аргентинское убежище Адольфа Эйхмана и возмездие Моссада
Во время войны офицер Эйхман находился в гестапо на особом положении, лично выполняя приказы рейхсфюрера СС Гиммлера. В 1944 году организовал отправку венгерских евреев в Освенцим, после чего отчитался руководству об уничтожении 4 миллионов человек. После войны Адольфу удалось скрыться в Южной Америке.
В 1952-м он вернулся под другим именем в Европу, повторно женился на собственной супруге и увез семью в Аргентину. Но спустя 6 лет израильская разведка вычислила местонахождение Эйхмана в Буэнос-Айресе. Операцию возглавлял лично руководитель Моссада Иссер Харель. Тайные агенты схватили Эйхмана прямо на улице и вывезли его в Израиль под транквилизаторами. Судебное обвинительное заключение состояло из 15 пунктов, где помимо уничтожения евреев значились: высылка в лагеря цыган, поляков, уничтожение сотен чешских детей. Эйхмана повесили в ночь на 1 июня 1962 года. Этот случай стал последней смертной казнью в Израиле по судебному решению.

Нераскаявшийся 90-летний активист Холокоста Алоиз Бруннер
Бруннеру приписывают идею создания газовых камер, в которых убили десятки тысяч евреев. Бывший руководитель спецотрядов СС бежал после войны в Мюнхен, где под чужим именем работал водителем. В 1954 году переместился в Сирию, начав сотрудничество с сирийскими спецслужбами.
По свидетельству турецких властей, Бруннер возглавлял подготовку вооруженных отрядов курдов. Факт нахождения нациста в Сирии был доказан, однако сирийское правительство все отрицало. При этом агенты Моссада не прекращали попыток уничтожить Алоиза Бруннера на иностранной территории. Он неоднократно получал заминированные посылки, лишившие его глаза и четырех пальцев руки.
К концу жизни Бруннер и не подумывал о раскаянии. В 1987-м он дал телефонное интервью Chicago Sun Times, заявив, что не жалеет о своем активном участии в Холокосте и поступил бы так снова. По некоторым данным, военный преступник дожил почти до 90 лет, умерев в глубокой старости.

Экспериментатор Освенцима Йозеф Менгеле умер от сердечного приступа
Йозеф Менгеле по праву считается олицетворением жесточайших экспериментов над людьми в лагерях смерти. Работа в концлагере была для старшего врача научной миссией, и опыты над заключенными он совершал во имя науки. Особым был интерес Менгеле к близнецам. Третий рейх призывал ученых разработать способы повышения рождаемости. Так что многоплодная искусственная беременность стала целью его исследований. Подопытные дети и женщины подвергались всевозможным экспериментам, после чего просто умерщвлялись.
После войны Менгеле признали военным преступником. До 1949 года он скрывался на родине, а после уехал в Южную Америку. В 1979 году сердце одного из самых страшных нацистов остановилось, не выдержав постоянных страхов и опасений. А боялся Менгеле не зря: Моссад неустанно охотился за ним.

Жизнь Генриха Мюллера после смерти
Последний раз шефа Гестапо Генриха Мюллера видели в гитлеровском бункере в апреле 1945-го. Трибуналу в Нюрнберге были предоставлены документальные доказательства его смерти. Однако по сей день обстоятельства исчезновения Мюллера неоднозначны.
В послевоенные годы то и дело всплывали свидетели, утверждавшие, что Мюллер жив. Так, известный гитлеровский разведчик Вальтер Шелленберг в своих мемуарах писал, что Мюллер был завербован тайными службами СССР, что и помогло ему инсценировать гибель и бежать в Москву. О том, что гестаповец жив, свидетельствовал и схваченный Моссадом Эйхман. Не исключал версию об инсценировке смерти Мюллера и охотник за нацистами Симон Визенталь. А экс-глава чехословацкой разведки Рудольф Барак рассказывал, что с 1955 года руководил операцией по поимке Мюллера в Аргентине. И даже утверждал, что один из главных гитлеровцев был взят советскими спецслужбами, став информатором русских.
Не так давно американские журналисты обнародовали документы, свидетельствующие о бегстве Мюллера из осажденного Берлина накануне падения Рейха. Якобы группенфюрер приземлился в Швейцарии, откуда позже отправился в США. По этой версии американская разведка предоставила Мюллеру должность секретного консультанта. Там он женился на высокопоставленной американке и спокойно прожил 83 года.
Интерес к истинной судьбе Генриха Мюллера не снижается, однако, папка с его делом и поныне под замком.

Глава военной разведки Вальтер Шелленберг получил всего 6 лет
Весьма загадочна и фигура главы военной разведки Вальтера Шелленберга, получившего рекордно маленький срок за резонансные военные преступления. После падения Германии он какое-то время жил в Швеции. Но уже к середине 1945-го странам-союзникам удалось добиться выдачи военного преступника.
Шелленберг отвечал перед судом в рамках дела против крупных руководителей, чиновников и министров Германии. В процессе разбирательств его обвинили только по одному пункту - членство в преступных организациях СС и СД, а также причастность к расстрелу военнопленных. Шелленберга приговорили всего к 6 годам заключения, освободив уже через год по состоянию здоровья. Последний год смертельно больной Вальтер прожил в Италии, где и умер в 42 года.

Источник

Рекомендуется к просмотру:

[Пyмяyx**]

ОХОТА НА КРУПСКИХ ПАЛАЧЕЙ / "Без срока давности"

Андрей ТИСЕЦКИЙ



Одним из направлений деятельности отечественных органов государственной безопасности послевоенного периода был розыск военных преступников из числа бывших коллаборационистов на службе 3-го Рейха. Работа эта продолжалась вплоть до самого развала СССР и даже позже, хотя теперь и формально, уже в суверенной Беларуси.

Причем, справедливости ради, следует отметить, что в 1960-1980-е гг. этим делом занимались уже совсем другие люди, нежели те, которые принимали участие в сталинских репрессиях 1930-1950-х гг. А подавляющее большинство фигурантов розыска, в свою очередь, были отнюдь не идейными борцами с советской властью, а настоящими подонками, на руках которых были лужи крови своих же соотечественников, из числа мирных жителей и военнопленных.

О трех фигурантах оперативно-розыскных дел, бывших уроженцев современной Крупщины, что на Минщине, и будет мой рассказ.

Павел Мокрый

Уроженец д.Фроловка Трояновского сельсовета Холопеничского района П.Ф. Мокрый в 1932 году был осужден народным судом Борисовского района к 2 годам лишения свободы за ограбление (?) магазина. В очередной раз за кражу он снова попал в исправительно-трудовой лагерь общего режима в 1941 году. С началом войны бежал оттуда, вернулся на родину и добровольно вступил в создаваемую гитлеровскими оккупантами полицию порядка.

Уже в сентябре новоявленный полицай Мокрый, вместе с другими такими же свежеиспеченными «стражами порядка» оккупированной гитлеровцами «Белорутении», сгонял к местечковому клубу райцентра Холопеничи местный евреев, проживавших по улицам Ковалевской и Узнацкой. Все они будут расстреляны в урочище Каменный Лог.

Оккупанты заметили Мокрого и вскоре назначили командиром отделения таких же подонков, каким он был сам. Уже в качестве командира он выезжал в деревню Шамки, где под его руководством полицейские грабили и расстреливали жителей бывшей еврейской земледельческой колонии. На обратном пути в Холопеничи Мокрый задержал и лично расстрелял беременную Софью Окунь, которая в это время работала на огороде на окраине деревни Борки.

Вместе с гитлеровцами из холопеничской фельджандармерии осенью 1941 года Мокрый участвовал в расстреле группы потенциально не лояльных к новой власти арестантов. Позднее выстрелом в голову он убил арестованного С.М.Фридмана, кузнеца из д.Шамки. В конце зимы 1942 года с помощью своих подчиненных Мокрый расстрелял на болоте возле Холопеничей женщину и двух мужчин. Там же принимал участие в расстреле пожилых мужчины и женщины, а затем мародерствовал – снимал с убитых полушубки и валенки.

В марте 1942 года оккупанты арестовали бывших председателей колхозов Р.И.Пачковского и А.Л.Голодка, колхозного счетовода С.Т.Козленка и других. Мокрый хорошо знал арестованных, бывал в их домах, что не помешало ему руководить их расстрелом.

Жена Голодка видела, как вели обреченных на расстрел, видела возвращающегося назад Мокрого, который нес одежду ее казненного мужа. Несчастная женщина со слезами просила палача отдать хотя бы одежду, как память о муже и отце пятерых детей. Не отдал, ответил, что одежда нужна немцам…

На следующий день Мокрый участвовал в расстреле коммуниста А.М.Альферчика, который до войны работал директором рыбхоза «Лукомль». И опять же не забыл снять с убитого одежду.

В апреле 1942 года во время карательной операции под деревней Лисичино Холопеничского района по подозрению в связи с партизанами Мокрый и его подчиненные арестовали в деревнях Долгий Помет (ныне Новоселы), Максимовка, Страшное (ныне Высокий Берег), около двадцати человек, в том числе Ф.С.Клещенка, П.И.Белякова, двух приписников из числа военнослужащих-окруженцев Красной Армии. Арестованных жестоко избивали, требуя указать места, где спрятано оружие, которое хранилось в тайниках Клещенка и других членов подполья, а затем связали им руки и доставили в Холопеничское СД. Через несколько дней Мокрый лично расстрелял большинство из этих арестованных.

Летом 1942 года во время карательной операции под деревней Лисичино Холопеничского района, П.Ф.Мокрый со своими подчиненными нарвался на придорожную засаду в лесу, организованную группой подпольщиков во главе с секретарем Холопеничского подпольного райкома партии М.К. Купчени. Четверо полицаев было убито, а сам мокрый был тяжело ранен в левую руку, которую потом ампутировали.

Но даже став инвалидом, Мокрый не утратил палаческого рвения. Именно за это он был назначен сначала начальником паспортного стола, а затем тюрьмы Холопеничского СД. Притчей во языцех стало избиение им заключенных плетьми и протезом.

В августе 1943 года в бою с карателями под деревней Старина Холопеничского района взрывом мины был тяжело ранен партизан отряда «им.Фрунзе» бр. «им.Кирова» Дмитрий Степанович Максимович. Гитлеровцы захватили его в плен, жестоко пытали, но так и не принудили стать предателем.

В один из весенних дней Мокрый вместе с дружком-полицаем вывел Максимовича из здания фельджандармерии. Палачи положили измученного тяжелораненого партизана на телегу и направились к кладбищу на окраине Холопеничей. Здесь, среди могил, Максимовичу в последний раз пообещали сохранить жизнь, если он выдаст товарищей. Не получив согласия, Мокрый выстрелил из нагана в его висок…

И это только малая толика всех жертв этого подонка.

За активную карательную деятельность Мокрый был награжден гитлеровскими оккупационными властями двумя медалями «Для восточных народов» (нем. Ostvolk Medal). Не раз получал от них денежные вознаграждения, продукты, спиртное, корову, поросенка, дом.



В июне 1944 года, Мокрый исчез из Холопеничей. Ходили слухи, что его вместе сотрудником крупской немецкой тюрьмя Рябцом партизаны повесили на столбе телефонной связи. И только в 1972 году было установлено, что ему удалось тогда скрыться от закона. Он непрерывно менял места жительства: Калининградская и Одесская области, Калмыкия, Винницкая и Ростовская области РСФСР и УССР…

Скрывался под фамилиями Кастрицкий, Филиппов. Трижды попадался на скамью подсудимых под чужой фамилией.

Чекисты арестовали его в Новоазовском районе Донецкой области. По крупицам собирали они документы, обличающие его вину материалы, показания свидетелей.

Несколько дней ноября 1972 года в переполненном зале клуба городского поселка Холопеничи выездная сессия Минского областного суда под председательством Жуковского В.И. рассматривала дело по обвинению П.Ф. Мокрого в измене родине. В ходе судебного разбирательства были заслушаны десятки свидетельских показаний, рассмотрены многие архивные и трофейные документы. В результате закономерный приговор – расстрел.

Василь Синяк

В 1978 году украинские чекисты послали беларуским коллегам запрос на в отношении уроженца деревни Узнаж Крупского района Василия Петровича Саковца. По информации, которая ходила потом по Крупщине, как будто его сын поступал в школу КГБ, поэтому и проводилась спецпроверка родственников. Говорили, даже, что сам В.П.Саковец был даже женат на дочери знаменитого партизанского генерала Ковпака. Уже на месте спецпроверка была поручена милиционерам Крупского РОВД. Было установлено, что В.П.Саковец погиб в 1943 году, а по представленной фотографии был опознан Синяк Василий Филимонович, начальник полицейского гарнизона д.Гумны Крупского района! Когда этого человека доставили в Минск, у беларуских чекистов уже были на руках доказательства его вины – показания свидетелей, архивные документы, уголовные дела в отношении его бывших сослуживцев по службе в полиции.

А до войны Василий Синяк работал бухгалтером в магазине д.Гумны. В 1941-м его призвали в Красную Армию. Попал в окружение в самом начале советско-германской войны и вскоре вернулся домой. Осенью 1942 года, Гумны, которые являлись тогда партизанской базой, попали в эпицентр антипартизанской операции гитлеровских оккупантов «Калсбад» («Karlsbad»). Женщин и детей каратели согнали в хлев, мужчин – в один из домов. Потом мужчин погнали копать большую яму – могилу.

Синяк не стал ждать смерти. Он передал через переводчика записку командиру карательного отряда с просьбой о помиловании, как человека, пострадавшего от произвола большевиков. По правде говоря, большой любви к советской власти он и не испытывал, — его крепкую крестьянскую отцовскую семью раскулачили во время проведения коллективизации. Однако, стоя на краю гибели, этот человек, надо думать, руководствовался не идеологическими убеждениями и желанием отомстить за старые обиды. Он просто хотел выжить, и страх за свою жизнь толкал его на поступки невероятной жестокости. Но сначала предоставим слово свидетелям гуменской трагедии.

Гуменская трагедия

В 1941 году в деревне было 86 дворов, в которых проживало четыреста пятьдесят два человека. В начале войны на фронт забрали 52-х мужчин, из которых назад вернулись только двое. В результате октябрьской блокады 1942 года каратели уничтожили более чем 115 мирных жителей, 26 дворов остались пустыми. Согласно воспоминаниям выживших, в акции участвовали французы, что квартировали в д.Сморки (сейчас Зоричи), немцы, а также полицаи из Выдрицкого, Ухвальского и Крупского гарнизонов.

Из рассказа Ермаченка Федора Михайловича, 1941 г.р. (записано свояком, крупским краеведом Барулей Михаилом Адамовичем):

«Перед самой войной мой двоюродный дед Ермаченок Никита Максимович, отцов дядька, купил дом в Черневке и переехал со своей семьей туда жить. А раньше он и вся его семья жила на хуторе возле Лавницы. Жена Никиты, баба Зеня Трофимовна, была из рода Бараулей. Братья ее жили в Колках и в Черневке. Зеня хорошо знала еврейский язык (идиш), т.к. по-дружески общалась с черневскими евреями и от них научилась говорить по ихнему.
А язык тот очень похож на немецкий.

И когда началась война, то в доме деда Никиты поселился немецкий генерал – военный инженер, так как дом генералу очень понравился: был красивый, уютный, да хозяйка аккуратная. Два сына бабы Зени пошли в партизаны и когда местные полицаи, которые об этом проведали, и, чтобы выслужиться перед своими новыми хозяевами, пришли к генералу и сообщили ему об этом, то он приказал своему адъютанту выгнать тех полицаев из дома Бабы Зени, сказав им, что идет война, а ее сыновья воюют за свою родину, и это их право, и у них своя правда. А родители за своих детей не отвечают, и он их за них карать не собирается. А немцы, которыми командовал тот генерал, охраняли и ремонтировали мосты на Березине и в окрестностях, а также строили линию обороны и разные военные укрепления.

У бабы Зени очень много родни было в Гумнах. И когда во время блокады осенью 1942 года она узнала, что жителей деревни полностью расстреляют и спалят как партизанскую деревню, то она кинулась на колени перед генералом и начала просить его не бить невинных людей. Генерал поднял на ноги весь черневский гарнизон. И они, приехав в Гумны, приостановили расстрел».

Михаил Адамович Барауля, 1950 г.р., сам уроженец Гумнов, который и записал это свидетельство, сделал из него следующие выводы.

Предоставим ему слово:

«Анализируя эти воспоминания, у меня возникли два вопроса, на которые я и попробую ответить сам.

Первое. Почему немецкий генерал поехал в Гумны и запретил мордовать и вешать впредь наших односельчан?
А это и на самом деле было так. Бойню мирных жителей, как вспоминают гумняне, остановили черневские немцы. Их командир, подъехав к виселице, на какой уже повесили:

Бараулю Павла Андреевича,
Бараулю Василия Петровича,
Бараулю Степаниду (мать командира партизанского отряда «Победа» бр. «им.Щорса»
Бараули Семена Ивановича),
Синяка Владимира Герасимовича,
Бараулю Василя Ивановича.

Немецкий генерал обрезал веревку, на которой еще корчился в предсмертных судорогах Василь, которого все в деревне звали Рудым, и тот как будто бы на белый свет родился второй раз. А он до войны был председателем колхоза и членом коммунистической партии, командовал летом 1942 года отрядом партизанской самообороны деревни Гумны и доводился родным братом Барауле Семену Ивановичу, партизанскому командиру.
По моему мнению, тут основную роль сыграла не слезная просьба бабы Зени, а трезвый расчет немецкого генерала. В случае расстрела жителей деревни Гумны, которая находится на пересечении многочисленных лесных дорог, эта территория автоматически перешла бы под контроль партизан, что близлежащему черневскому гарнизону было совсем не с руки. А вот создание в Гумнах немецко-полицейского гарнизона давало возможность немцам в Черневке спать более спокойно.

Второе. Откуда могли возникнуть между простой деревенской женщиной и немецким генералом такие приязненные отношения?

Про взаимность тут не могло быть и речи. Разгадка заключается в том, что родич мужа бабы Зени (Никиты Максимовича Ермаченка) занимал при немцах должность руководителя беларуской гражданской коллаборационистской администрации. И это был Ермаченок (Ермаченко) Иван Абрамович, бывший полковник Белой Армии, после деятель эмигрантского национального движения, а во время войны – правая рука гауляйтера Вильгельма Кубе по беларуским вопросам».

А теперь еще раз вернемся к моменту, когда командир немецкого саперного подразделения из Черневского гарнизона прервал казнь жителей деревни.

Из воспоминаний Бараули Адама Прокоповича, 1930г.р., урож. д.Гумны:

«… В этот момент на легковой подъехал немецкий комендант Черневского гарнизона и финкой перерезал веревку. Немцы саперного батальона запретили расстреливать, мордовать и вешать людей в этот день.

Началась психологическая обработка жителей деревни, однако не все ее выдержали с честью. На сотрудничество с врагом согласилось десять человек во главе с будущим старостой деревни Синяком Василием Филимоновичем…

Следующая ночь поделила односельчан на живых и мертвых. Кто решал этой ночью судьбы людей, теперь уже, судя по всему останется тайной. Известно только, что будущий староста Синяк Василий Филимонович предложил для этого выбрать десять человек.

Скорее всего им за ночь и был составлен план расстрела почти сотни человек, очень цивилизованный и гуманный по их мысли.

По этому плану все мужчины, которые остались в деревне, должны были создать отряд самааховы, который бы лояльно относился к немцам. Тот, кто отказывался, должен был быть ликвидирован вместе со всей семьей. Яма уже была выкопана и ждала своих жертв.

Подлежали ликвидации и семьи бывших колхозных активистов, представителей местной интеллигенции.
Был составлен и список людей, подлежащих расстрелу.

Однако расстреливать по списку своих односельчан – значит показать всем людям свою черную продажную душу. Поэтому был придуман очень хитрый ход. Все мужчины, которым сохранили жизнь, было приказано идти туда, где сидели женщины с детьми и, забрав свою семью, вести ее на Аврамов лог, куда уже до этого времени приехал начальник Выдрицкой полиции Карань, бургомистр города Борисова Станкевич и прилетел на самолете командир карательной экспедиции генерал Бах-Залевский (судя по всему именно его звание ошибочно приписано в цитируемых выше воспоминаниях коменданту Черневского гарнизона, который максимум мог иметь звание полковника – А.Т.)…
В это время, когда людей стреляли, немцы прочесывали леса вокруг Гумнов. Тех, кто в лесу прятался, также вели до ямы и стреляли там. Это были в основном молодые хлопцы и девчата.

На Аврамовом Логу агитировали в это время мужчин вступать в отряд самааховы. Генерал, который прилетел на кукурузнике, сказал, что теперь война и нужно воевать: или в полиции, или в партизанах. Карань, выдрицкий бургомистр, агитировал за вступление мужчин в полицию, борисовский бургомистр – чтобы шли в отряд беларуской самааховы.

Коммунисты, говорил, которых вы кормили, вас кинули, так надо самим научиться за себя постоять. Записалось в ту самаахову сначала человек 10, а после начали заставлять всех молодейших.

Командиром самааховы назначили офицера Красной Армии Гайдука из Новоселья (Березинский район), который перед этим сбежал из партизан, где был командиром; начальником штаба также бывшего офицера Бараулю Владимира Ивановича, родного брата командира партизанского отряда Бараули Семена Ивановича. Володя Барауля перед этим возглавлял в Гумнах партизанскую самооборону…

Через день, или два из леса стали возвращаться и мужчины, которым посчастливилось избежать облавы. Семь, или десять человек из них отказались служить в самаахове. За это староста их арестовал и послал в Выдрицу. Говорили, что всех их побили в Большом Городне. Тех же, кто согласился идти в самаахову, не зацепили…".

Ремарка

Что касается назначенного оккупантами начальником гумновский самааховы Тимоха Гайдука, то, как чистосердечно рассказывал в свое время краеведу М.А.Барауле бывший партизанский командир Степ(ф)ан Дмитриевич Криворот, урож.д.Дмитриевичи, первый секретарь комсомольской деревенской ячейки, один из организаторов коллективизации, секретарь Дмитровичского, а потом Селибского сельсоветов, в первом, организованном весной-летом 1942 года при его участии, отряде командиром был Тимох Гайдук, а он комиссаром. В осеннюю блокаду 1942 года партизаны частично разбежались, частично перешли к немцам, частично попрятались по деревням. С.Криворот остался вместе с командиром отряда. Есть нечего. Пошли заморозки. И вот как-то после ночевки в стогу сена в болотистом месте между Новосельем и Гумнами, Т.Гайдук в сердцах и заявляет своему комиссару отряда: «Все, сил моих нет так мыкаться. Пойду сдаваться. В Крупках начальником полиции мой бывший сослуживец Свитковский – тот не даст пропасть».

С.Криворот сначала оторопел от сказанного, а потом подскочил, наставил на командира отряда автомат, выкрикнув что-то вроде: «Ах ты гад, предатель — застрелю!». Т.Гайдук тоже наставил на него ручной пулемет. Молча разошлись и каждый пошел своей дорогой. После этого Т.Гайдук появился уже в Гумнах, как начальник гарнизона самообороны.

Что же касается Василия Синяка, то побыв некоторое время старостой, он становиться начальником полицейского гарнизона д.Гумны. В этой роли грабит соседние деревни, убивает мирных жителей, расстреливает пленных партизан… Как-то одного из партизан конвоировали для передачи в вышестоящий полицейский орган. Тот попытался убежать. Синяк не только задержал беглеца, однако и собственноручно расстрелял его.

В декабре 1942 года к Синяку обращается бургомистр близлежащего полицейского гранизона д.Выдрица Карань по поводу жены партизана Варвары Щемель, которая была на последнем месяце беременности. После жестокого избиения и пыток, Синяк вытянул ее без одежды на мороз, выстрелил в спину, потом еще раз.

Во время следственного эксперимента, когда Синяка привезли показывать место, где он убивал беременную женщину, собрались все жители деревни. Они готовы были голыми руками разорвать предателя. В тот момент следователям даже пришлось достать табельное оружие, чтобы защитить убийцу от самосуда.

А в январе 1943 года гуменская полиция под его предводительством участвовала в уничтожении жителей деревни Снуя Березинского района Минской области.

Из машинописного письма бывшего командира отделения разведки п/б «им.Щорса» Лучины Ивана Ильича, уроженца д.Снуя, датируемое 25 февраля 1973 года и адресованное ученикам школы д.Гумны. Хочу привести выдержки из него (стиль, и орфография оригинала с незначительной редакцией):

«Возле д.Снуя расположен сенокос гумновцев. В 1943 году был убран хороший урожай сена. На лугу было множество его стогов. Гумняки знали, что Снуя – партизанская деревня, поэтому заходили туда с опаской и выслеживали, что там происходит.

Движение партизан в деревне было почти открытым и гуменская полиция знала об этом.

И вот 12 января 1943 года приехала на луг вместе с французами гарнизона д.Новоселье, разъехались к стогам и начали грузить на возы сено. Часть французов осталась на опушке для охраны. Вдруг в лесу со стороны Дубины прозвучал винтовочный выстрел. Потом другой, третий. Вскоре после этого французы из Новоселья и гуменская полиция нагрянули в Сную. Оцепили деревню. Нагрузили все подводы, которые прибыли за сеном награбленным имуществом снуевцев. Подожгли все дома в деревне, а тех, кто не смог удрать в лес, всех перестреляли.

Моя чудом уцелевшая жена потом рассказывала, что за несколько дней до трагедии наша соседка Мытник зашла к нам в дом и говорит:

«Ты, Маня, гуменской полиции не бойся. Моего Миколы родственник Василь там начальником полиции. Когда будет налет на Сную, ты удирай к нам в хвту. Нас он не тронет».

И вот в день налета 12 января и вправду моя жена Мария скрылась в доме Мытника. Возле ее дома стоял тот самый Василь, начальник гуменской полиции, и давал свои полицейским такую команду:

«Все дома в деревне поджечь, кроме вот этого», — и указал пальцем на дом Мытника, а сам ушел в другой конец деревни.

В это время заходит в дом один полицейский в длинном армяке по имени Семен и говорит моей жене:
«Чего вы здесь сидите, удирайте. Это еще не все – расстреливать будут».

Жена моя послушалась и удрала, а семью Мытника, 4 человека, все же расстреляли, хотя дом и не подожгли (видимо в отсутствии родственника, начальника полиции некоего Василя).

Часа через три-четыре в горемычной Снуе торчали одни печные трубы, и возле каждого дома лежали убитые. Кто остался в живых, перебрались жить в лес.

Теперь каждое лето в сенокос, работающим на лугу пожилым гуменцам стыдно заходить в д.Снуя. Совесть убивает посмотреть в глаза ее жителям. При встрече, молчат от горечи на душе».

Лето 1944-го года. Возле Борисова, в районе деревень большая и Малая Ухолода. под удар частей Красной Армии вместе с немцами попали полицейские и самооборонцы из Гуменского, Выдрицкого, Велятичского и, судя по всему, Орешковичского гарнизонов, которые пытались уйти с немцами на Запад (многие с семьями). Часть погибла на месте; часть была взята в плен и расстреляна советскими партизанами в карьере возле д.Завалы, в том числе не доброй людской памяти бургомистр Выдрицкой волости Карань (по другим сведениям, ему удалось прорваться и погиб он под Смолевичами); части удалось уцелеть и быть мобилизованной в ряды Красной Армии. А немногие ушли в лес и несколько лет промышляли разбоем, с примесью антисоветизма. Ходили слухи, что до своего пленения, гумновские полицаи успели зарыть в карьере, где потом некоторые из них будут расстреляны, сейф с архивом своего гарнизона.

Имеются также свидетельства того, что бывший начальник Гуменской самообороны Гайдук вместе с Василием Синяком в форме офицеров, или солдат Красной Армии в царившей тогда неразберихе были замечены среди советских танкистов. Что потом стало с Т.Гайдуком покрыто мраком тайны, а вот история В.Синяка оказался в действующей Красной Армии в Германии, после капитуляции которой был демобилизован и переехал жить в украинский поселок Красноильск Черновицкой области. Тут Василий Филимонович Синяк превратился у Василия Петровича Саковца и спокойно зажил. Женился, стал отцом двух сыновей. Старательно трудился сначала завхозом в школе, потом на деревообрабатывающем комбинате, вел даже кружок «Юные друзья пограничников», награждался юбилейными медалями, давал интервью местной газете.

Синяк-Саковец «правдиво» рассказывал про боевой путь обычного советского солдата, о жене и двух дочках, которые пропали без вести (на самом деле свою первую семью он бросит на произвол в 1944 году).

Охотно раскрывал он сердце, «которое сжималось от боли, когда встречал на пути растерзанные трупы детей». За этой ложью скрывалась страшная правда о том, что за верную службу оккупантам и участие в карательных операциях по уничтожению мирного населения, Синяк был награжден немецким бронзовой медалью «Для восточных народов».



Уже будучи арестован, Синяк активно сотрудничал со следствием. Он не раскаялся, а просто по-прежнему боялся за свою жизнь, понимал, какое наказание ожидает, однако в глубине души надеялся, что ему все же сохранят жизнь.

Ради этого после своего разоблачения, он сразу признал свое преступление и охотно помогал следствию. В январе 1979 году суд вынес 64-летнему оборотню однозначный вердикт:

«Приговорить Синяка Ваилия Филимоновича к исключительной мере наказания».

Почти год Синяк находился в так называемой камере смертников следственном изоляторе КГБ. Пожилой человек, который 35 лет тому назад хладнокровно расстреливал и сжигал людей, теперь сам плакал и просил о пощаде…

Петр Рижский

В отличие от двух других, этому фигуранту удалось уйти от расплаты.
Про Петра Петровича Рижского мне поведал уже упоминавшийся выше мой старший товарищ по цеху краеведения Михал Адамович Барауля, 1950 г.р., урож. д.Гумны, бывший директор Ст.Слободской 8-ми классной школы Крупского района.

Предоставим ему слово (пер. с бел. мой – А.Т.).

«Где-то в начале 1980-х собрался я в д.Ухвалу за зарплатой учителям. Как директор сам тогда получал ее на почте. Для спокойствия взял с собой учителя физкультуры Неведомского Василия Сергеевича, 1927 г.р., родом из д.Пышачи. На автобус мы опоздали, и поэтому пошли пешком. Когда получили на руки деньги, мой напарник предложил «взять по 100 грамм на ноги». На краю деревни жила знакомая Сергеевичу жвавенькая бабулька, у которой можно было, как где-нибудь в городе в забегаловке, опорожнить чарку – другую. Был с этого и хозяйкин навар. В общем сели мы у нее в сенцах. Налил мой физрук мне и себе по чарке и тут вдруг аж рот раскрыл от изумления. Глянул я туда, куда он смотрел, и увидел уже не молодого чернявого мужчину с проседью, который сидел через дорогу напротив дома нашей бабульки на лавке. Неведомский к нему подошел и спросил:

— Петя, ты?

— Я, — сказал, застигнутый врасплох этим вопросом неизвестный мне мужчина, который вдруг резво подхватился и так же резво ушел прочь от этого места, оставив остолбеневшего Неведомского и меня.

— Знаешь кто это был? — спросил, ставший приходить в себя от удивления, мой напарник. — Это же Петр Рижский!

Тут уже оторопел я. Про этого человека я знал от местных жителей и самого Василя Неведомского следующее.

Был он родом, как и последний, из д.Пышачи. Во время гитлеровской оккупации вместе с младшим братом Иваном, вступил в полицию Ухвальского гарнизона. Слава за ним ходила не добрая. Говорили люди, что вместе с другими ухвальскими полицаями принимал он участие в убийстве 42 местных жителей деревни Купленка. Причем своих жертв забивали до смерти дубинами (даубежкамi) по голове. Говорили, что принимал Петр Рижский участие и в убийстве евреев соседнего райцентра Березино. Их завели на мост через Березину и так же «даубежкамi» били по голове и сбрасывали в воду.

После освобождения Беларуси от гитлеровцев, Петр из родных мест не ушел. Скрывался где-то в схроне в районе д.Сомры. Возможно был оставлен немецкими спецслужбами для развертывания диверсионно-повстанческой деятельности. Однако большинство бывших местных полицейских сначала загребли в Красную Армию, а уже после окончания войны пересадили. Так что особо рекрутировать ему было некого. Поэтому долго П.Рижский там не продержался и решил махнуть в другие места, где его никто не знал. Когда уходил, встретил на пути недалеко от Старой Слободы рыбака по фамилии Булыго (Булыга), который его опознал, что и стоило ему жизни.

И вот Петр Рижский снова оказался на родине!

Мы не стали задерживаться у «приютившей» нас старушки, и так же спешно, как и виновник переполоха, засобирались обратно. Кто его знает, уж не нас ли с деньгами он подкарауливал? Рейсовый автобус мы уже прозевали, поэтому в очередной раз пошли пешком. Возле Пышачей, что были у нас на пути, остановили грузовик, следовавший в Старую Слободу, и я поехал домой, а Неведомский остался в своей деревне.

Как стало известно позднее, Петр Рижский в тайне наведывал свою родню на Ухвале, после чего следы его теряются. А надо сказать, что его брат Иван, служа в полиции, был связан с партизанами. На сайте «Подвиг Народа» даже есть информация о том, что в 1985 году он был представлен к награждению «юбилейным» орденом «Отечественной войны» II ст.».

P.S.

Весной этого 2018 года бывший заместитель начальника Толочинского РОВД подполковник милиции в отставке Юрий Сергеевич Лучина рассказал мне историю своего двоюродного деда, Сергея Аркадьевича Хващевского, уроженца д.Б.Городно на Крупщине, что находится в районе Выдрицы, Гумнов и Ухвалы. 8 ноября 1940 г. он стал оперуполномоченным Пружанского РОМ. В годы войны был помощником начальника штаба по разведке, а затем — начальником Особого отдела в партизанской дивизии Ковпака. После войны занимал ряд ответственных должностей на Брестчине. В конце жизни вновь переехал в Пружанский район.

В 1965-м С.А. Хващевский в возрасте 50 лет трагически погиб в ДТП. По крайней мере, этой версии придерживалось следствие. По другим данным, незадолго до своей гибели он неофициально занялся сбором информации о причастности одного жителя района к сотрудничеству с гитлеровскими оккупантами.





Под напором родственников и друзей Сергея Аркадьевича следствие было вынуждено проверить предположение. Изъяли некоторые документы покойного, среди которых ценный для современников дневник, который он вел во время войны. Кто только не упрашивал Хващевского отдать эти записки — и Герой Советского Союза Петр Брайко командир 3-го полка ковпаковской дивизии, автор книги «Внимание, Ковпак» (в соавторстве с журналисткой Оксаной Калиненко, и другие ковпаковцы, и даже известный белорусский фольклорист, музыкально-общественный деятель, народный артист СССР Герой Соцтруда Григорий Ширма, — однако Сергей Хващевский был непреклонен.

Виновные же в его гибели так и не были установлены.

Приложение; письмо Лучины И.И., записи краеведа Бараули М.А. и сканы газетных статей.

[Пyмяyx**]

Из США в Германию депортировали 95-летнего украинца Якова Палия.
"Яков Палий, бывший надзиратель трудового лагеря в оккупированной Германией Польше, а после войны - житель Квинса, Нью-Йорк, был передан Иммиграционной и таможенной полицией США Германии. Иммиграционная и таможенная полиция выслала Палия на основании соответствующего ордера Министерства юстиции от 2004 года", - говорится в сообщении.
Вот что еще пишут о нем:"Во время Второй мировой войны Палий работал в нацистском концлагере в оккупированной Польше и был причастен к смерти тысяч евреев. Палия завербовали в Польше в 1943 году, и несколько месяцев он проработал надзирателем в концлагере «Травники»7. В этом лагере учили специалистов для окончательного решения еврейского вопроса, и здесь был устроен конвейер смерти. В 1944 году нацист служил в зондеркоманде, которая уничтожала мирное население Польши. За хорошую работу был повышен по службе и до самого конца войны проходил службу в охранном батальоне СС."