​Фамилия Склифосовский происходит из рода Склифосовск. По преданию, сохранившемуся среди потомков великого русского хирурга, дед его был еврейским (сефардским) греком по имени Склифос или Асклифос. По странному совпадению Асклифос очень напоминает имя древнегреческого бога врачевания Асклепиоса. Фамилия Склифосовский, как и Смоктуновский имеется в Путеводителе по еврейским фамилиям.
Естественно, родители Николая были христианами (как и мой еврейский дедушка . прим. Хазарина), иначе они не могли продвинуться в тогдашней Российской империи.
Российской империи.


Это случилось в 1894 году в Риме на знаменитом XI Медицинском конгрессе в присутствии 750 делегатов. В то время все образованные люди стали внимательно следить за успехами ученых-медиков: так, английский врач Дженнер научил предохраняться от оспы, француз Луи Пастер в один миг избавил человечество от бешенства. А итальянский врач и юрист Чезаре Ломброзо выпустил книгу с забавным названием «Гениальность и помешательство». Молодой ученый, соединив социологию и правовой анализ, основал новую науку — «психология масс». По его утверждению, в некоторых типах семей существует наследственная склонность к преступлению, передающаяся потомкам.


На конгрессе в Риме не было участника популярнее, чем делегат, прибывший из России, — шумный, бойко говоривший на всех языках Николай Склифосовский. За пять лет до этого он познакомился и с председателем конгресса — великим Рудольфом Вирховом: работал в его клинике. В Рим впервые приехала огромная делегация врачей из России, равная американской — двести человек! Среди участников особенно выделялся сам Склифосовский — о нем знали во многих странах по его кипучей, смелой деятельности и научным достижениям на родине. На втором заседании его прорвало: хорошенько не подумав, он вдруг вышел на кафедру и , широко раскинув руки, радостно, восторженным голосом пригласил всех участников собраться вместе в Москве в 1897 году на следующий врачебный конгресс. Сначала сказал по-немецки, потом по-французски и по-английски: мол, Первопрестольная — большой город, в нем найдется место для всех! Участники бурно захлопали. Всем понравилась эта идея, медикам определенно захотелось побывать в огромной, загадочной стране. Потом в зале вдруг остыли, зароптали, заговорили между собой, а потом и с кафедры — вспомнили, что тогда не приедет, например, итальянский делегат Ломброзо. Потому что он вовсе не итальянец, а еврей. И Герман Сенатор, который столь успешно продвигается в изучении сахарной болезни. И почтенный гистолог, тоже участник конгресса Карл Вейгарт. Вообще в Россию, в Москву не сумеет приехать значительная часть дружного врачебного мирового сообщества. Потому что они евреи. Их отправят обратно, потому что въезд всем им в Первопрестольную запрещен. Более того, в Российской империи евреев не принимали в местные университеты. Чтобы получить специальность врача, они уезжали учиться в Германию, Швейцарию, Австрию.


Николай Склифосовский с юности знал о пристрастии евреев к медицине, требующей особого таланта. После окончания Московского императорского университета он сначала жил в Одессе — работал в городской больнице. Самыми надежными помощниками у него были именно евреи. И в Киеве, где он после двухлетнего скитания по заграничным лазаретам и госпиталям устроился на кафедру хирургии медико-хирургической академии.


Приглашение врачей на следующий конгресс в Москву Николай Склифосовский, конечно, предварительно согласовал с властями. Но в спешке не подумал о главном: в самом деле, впустят ли всех участников конгресса в Москву? Больше всех горячился почтенный Рудольф Вирхов, признанный всем миром ученый, депутат германского бундестага. Он заявил коротко и ясно: «Если будет какое-либо различие в отношении к евреям, ни один немецкий врач на конгресс не приедет».


В Россию Склифосовский вернулся обеспокоенный, ругая себя за то, что в Риме поступил так опрометчиво — позабыл о существовании «русско-еврейского вопроса». С ним, действительно произошел «несчастный случай»!


Он же хорошо знал, что российский военный министр Ванновский циркуляром от 10 апреля 1882 года установил «норму» подготовки евреев-врачей: «В военном ведомстве их число не должно превышать пяти процентов, а на высшие должности евреев вовсе не назначать».


Волею самого царя для евреев была введена процентная норма приема в высшие учебные заведения. Первой была медико-хирургическая академия. Не потому ли, что именно там скопилось изрядное число профессоров-иудеев, а самым заметным из них был человек с вызывающе еврейско-библейской фамилией: Манассеин. Министр подозревал, что именно из-за него в академии собралось так много представителей этого «опасного» племени, искавших любых способов стать врачами.


Прибыв в Россию, Склифосовский сразу поехал в Петербург — говорить с высшими властями. Тогда он познакомился с дочерью великой княгини Елены Павловны — тоже Еленой и тоже великой княгиней. И дал ей обещание после московского съезда стать директором клинического института, основанного ее матерью и носившего ее имя. Потом вернулся в Москву — говорить с генерал-губернатором, великим князем Сергеем Александровичем. Важный брат покойного Александра II, дядя нового царя, став первым человеком в Первопрестольной, возжелал немедленно очистить ее от евреев. Согласившись на аудиенцию, генерал-губернатор спросил Склифосовского, сколько же прибудет в Москву разом представителей нелюбимой им нации. Николай Васильевич не знал — такого учета никогда не велось.


Прерываясь, переговоры заняли две недели. В Москве шептали, что до генерал-губернатора дошли статьи в немецких газетах с недоброжелательными высказываниями Вирхова о российских порядках, и слух о том, что великая княгиня просила знаменитого врача возглавить клинику, носившую имя ее покойной матери. Генерал-губернатор сожалел, что Склифосовский дал ей слово, и , стало быть, уедет из Москвы. Но московский владыка просил посетителя сначала завершить в Первопрестольной начатую им работу по созданию клиник на Девичьем поле (они существуют и сейчас). Дав, наконец, согласие и прощаясь, великий князь спросил: «А где будут жить приезжие евреи? Поместятся ли они там все?» Генерал-губернатор имел в виду Глебовское подворье в Зарядье, где издавна было положено проживать российским евреям, которые получают разрешение на временное проживание в Москве. «Естественно, в гостиницах! А если не хватит — на постоялых дворах!», — ответил посетитель.


И , действительно, врачи, съехавшиеся со всего мира в первых числах августа 1897 года на конгресс в Москву, жили в гостиницах «Дрезден», «Эльдорадо» — на Тверской, в «России» — на Петровских линиях, на Покровке, в новом четырехэтажном «Гранд-отеле» на Воскресенской площади и во многих других. Впервые в медицинском конгрессе участвовали врачи из Чили, Сальвадора, Японии, Турции... В московских гостиницах вдруг заговорили на многих языках. Некоторые участники — даже из разных стран — общались на идише. Чуткие хозяева думали, что они говорят на испорченном немецком.


Склифосовский, конечно, не обманул, сказав в Риме, что в Москве гостиниц много. Однако не так много, чтобы поместить 7500 гостей. Некоторые все-таки жили на постоялых дворах. А Чезаре Ломброзо — в двухэтажном доме № 7 на Кузнецком мосту — в этом же доме квартиру снимал сам Склифосовский.


Чезаре Ломброзо утром в пятницу сделал доклад «О новых завоеваниях психиатрии», а вечером вышел на улицу, нанял извозчика, показал ему написанный Склифосовским листок с адресом: Спасоглинищевский переулок, дом Татьяны Ивановны Рыженковой, и поехал в синагогу. Там Ломброзо среди просто одетых богомольцев неожиданно встретил многих участников конгресса. Даже тех, о которых не догадывался, что они единоверцы. Они брали с полок еврейские книги, раскрывали и в такт молились. А после молитвы приняли участие в торжественной субботней трапезе.


Москвичи долго обсуждали события конгресса. Образованные люди — потрясающий доклад Ивана Павлова. Бульварная газета «Московский листок», которую читали дворники, написала о том, что местные евреи без всяких затруднений о чем-то разговаривали со странно одетыми иностранцами. О чем? Известное дело: наверное, «замышляли какой-нибудь новый заговор».