ПАРЕНЕК
Валентине Николаевне Чирочкиной посвящается

Вместо вступления

Дедушка

– Дедушка, ты чего не спишь?
– Не знаю, что-то не спится, думки всякие в голову лезут.
– Какие думки?
– Да разные, старческие.
– Ну деда, ну скажи, мне же интересно. Я тоже иногда думаю, думаю и не могу уснуть.
– И о чем же ты думаешь?
– А вот почему у нас речка совсем высохла? Раньше хоть рыбу можно было половить, я все щуку мечтал большую поймать, а теперь и мечты этой не стало, хотя иногда снится.
– Если очень-очень захочешь, то поймаешь.
– Да где же я ее поймаю: речка-то высохла.
– Захочешь – и в сухой речке поймаешь свою щуку.
– Да нет же, деда, не поймаю, не обманывай, не может этого быть.
– Может, может. Все может быть, если очень захотеть. Спи, завтра пойдем ловить твою щуку.
– Обещаешь?
– Обещаю, спи давай.
Вовка уснул и во сне увидел, как поймал большую блестящую рыбину. Она была красивой и искристой, вся сверкала на солнце, такая скользкая и капризная, все вырывалась из рук.
Утром он проснулся и позвал дедушку. Тот не откликался. Вовка встал, умылся и почистил зубы. Вышел во двор и опять позвал деда. Но деда не было, тогда он решил его поискать, вышел за забор и побежал к речке. Слава богу, она находилась рядом с домом: метров сто от силы. Хотя и раньше речка не выглядела широкой и полноводной, в ней так приятно было купаться, переплывать под водой на другой берег, а потом сохнуть, греться на солнышке и сидеть под ивой с удочкой. А сейчас воды почти не стало, лето выдалось очень жаркое и сухое.
Дед сидел под ивой: там, где всегда любил устраиваться Вовка и где его всегда находили, когда он опаздывал к обеду.
– Деда, ты чего тут сидишь? Я уж тебя обыскался.
– А я вот сижу и тебя жду. Щуку-то ловить будем?
– Как ловить? Воды же нету, вон там еще течет немного, а тут вообще песок.
Не отвечая, дед достал удочку, размотал леску, нацепил на крючок толстого червяка, размахнулся и закинул.
Сидели они так некоторое время, всё молчали. Вовка смотрел на песок, ждал. Надолго его не хватило, ближе к полудню он побежал домой. Дед сказал, что обед нужно только подогреть, он с утра уже все приготовил. Где-то к пяти Вовка прибежал опять.
– Деда, ну вот видишь, ничего нету. Я же тебе говорил, что это невозможно.
– А я тебе говорил, что надо очень захотеть. А ты вот не хочешь, все бегаешь туда-сюда.
Вовка обиделся, насупился, но сел рядом с дедом. Он решил не уступать и стал молча глядеть на песок.
День подходил к концу. Солнце садилось и вокруг стало темнеть. Когда уже почти ничего не было видно и у Вовки начали слипаться глаза, дед вдруг весь напрягся, привстал, а потом ловким и резким движением вздернул удочку кверху, потянул на себя, и в лучах уходящего солнца Вовка увидел переливающуюся, поблескивающую, извивающуюся ЖИВУЮ щуку.

Глава 1.
Начало и конец

Паренек, родившийся в городе Копейске Челябинской области, в возрасте пяти лет приехал на родину своего отца, где тот купил дом в отдаленной глухой деревне. Белоруссия малышу не понравилась: сверстники встретили его враждебно. Почему? И говор у него был не тот, и вел он себя «не как все», «не как надо». Тогда человечек стал интересоваться у родителей, кто он, откуда и зачем. Ему объяснили, что папа его – белорус по рождению, но в родной деревне прожил только до 14 лет, потом стал беспризорником и пустился в скитания по Советскому Союзу, скрываясь от властей, пытавшихся посадить его в тюрьму по статье за беспризорность. Мама была русской и говорила более или менее правильно. И тогда паренек решил быть самим собой – русским. После окончания средней школы с золотой медалью он поступил в Минский институт иностранных языков, откуда после первого курса его призвали в армию. Вернувшись рядовым, но членом КПСС, он стал секретарем комитета комсомола института. После появления на политической арене светлого лика Михаила Горбачева юноша понял, что СССР скоро придет кирдык, и решил уехать за границу, начать новую жизнь. На очередном заседании комитета партии института он бросил на стол билет члена КПСС, покрыл всех присутствующих отборным русским матом, забрал свой красный диплом и уехал в Испанию. Там устроился на работу в частную академию иностранных языков и стал преподавать английский язык испанским ученикам. Спустя год университет Сарагосы объявил конкурс на должность преподавателя русского языка как иностранного. Он подал документы, победил и стал деканом факультета русского языка. А также – и единственным преподавателем на факультете. Других ставок тогда не существовало. Проработал он там семь лет, но затем его уволили, так как власти созвали новый конкурс на замещение его должности, официальный, государственный, чиновничий, на который он даже и документы подать не мог: у него не было испанского гражданства, и до сих пор нет. Не хотел он превращаться в доморощенного испанца, и сейчас не хочет. Тогда он создал свое собственное частное переводческое бюро и превратился, сам того не желая, в бизнесмена. Но в 2001 году, после одиннадцати лет проживания в Испании, приобретения собственного дома и трех машин, накопления значительной суммы на банковском счете, все закончилось. Произошло ДТП. Затем – 14 лет прозябания в инвалидной коляске и все. Грустная история, жалкая, но, к сожалению, не оригинальная и не единственная в своем роде, а достаточно распространенная.

14 лет «прозябания» в инвалидной коляске – это неправда, не про него. Когда он начал приходить в себя, лежа в больничной кровати, то долго не мог понять, что вообще с ним происходит, почему это вдруг, ни с того ни с сего, его тело ему не подчиняется. И окружающие его люди (откуда-то появившаяся мать, врачи, медсестры, друзья, жена, сын, любовница) как-то странно на него смотрят и относятся как к слабоумному. Потом его любимая женщина (которую он-то тогда считал именно любовницей, а не близкой и родной) стала ему объяснять, что случилось. Рано утром он позвонил ей и сказал, что не сможет, как всегда, заехать за ней, чтобы вместе поехать на работу в переводческую фирму, где они были компаньонами. Пообещал приехать попозже и... исчез на все утро. Бедная женщина не знала даже, что и подумать, такого он еще не вытворял, а вытворял он много чего, уж она-то была в курсе. Потом, уже под вечер, к концу рабочего дня ей позвонили из клиники и попросили приехать, чтобы удостовериться в установлении личности такого-то пациента, находящегося в коме после дорожно-транспортного происшествия, произошедшего в 70 километрах от города на горной автомагистрали. Спускаясь с горы, он не справился с управлением на повороте, вылетел с трассы и свалился в ущелье, откуда его подняли на вертолете и привезли в клинику. Диагноз звучал странно: ПСМ в сочетании с ЧМТ. Он не понимал этих аббревиатур ни по-испански, ни по-русски. Да к тому же вспомнил украдкой подслушанный разговор врача с его матерью:
–Да что вы! Вам вообще повезло, что он выжил, хотя и будет теперь неадекватным, но останется живым. А про все остальное забудьте, он и говорить-то будет теперь с большим трудом и только по-русски.
«М-да, хреновые твои дела, чувак», – пришло ему на ум.
Он все-таки начал добиваться разъяснений и услышал, что ТСМ – это, оказывается, травма спинного мозга, а ЧМТ вообще гнусная вещь: черепно-мозговая травма. Сплошные травмы, подумал он. Да тут еще жена, которую он искренне любил и которой, тем не менее, изменял напропалую на каждом шагу, объявила ему, что жить больше с ним не будет. Любовь прошла, как она поняла после двухмесячных раздумий.
– Ну, тогда подавай на развод, – ответил он.
– Ты что, даже не хочешь, чтобы мы остались друзьями? Ведь у нас сын, и мы могли бы поддерживать нормальные человеческие отношения, я тебе во всем буду помогать, найду квартиру, в которой ты сможешь жить со своей мамой, – продолжала бубнить эта закамуфлированная под святую икону лицемерка.
– А зачем мне жена, которая со мной жить не хочет? – задал он закономерный вопрос и на этом поставил окончательную точку в повести их взаимных отношений, семейной жизни и односторонней любви.

После года пребывания в двух реабилитационных клиниках для инвалидов-колясочников, где ему без обиняков объявили, что ходить он никогда не будет и на всю жизнь останется прикованным к коляске, голова его начала понемножку работать. Он серьезно задумался о своей дальнейшей жизни, вспомнил не только испанский язык, но и английский, выучил французский и задался вопросом, неужели все так хреново и он действительно навсегда останется овощем. В прессе и на телевидении то и дело появлялись статьи и репортажи о научных прорывах в области регенерации спинного мозга. Его любовница, которая уже стала любимым человеком и настоящим другом, однажды прибежала и радостно заговорила о французском исследователе, добившемся удивительных результатов с помощью разработанной им реабилитационной технологии, основанной на лазерпунктуре, что-то вроде иглоукалывания, но с применением лазера вместо иголок. Так начался его первый период схватки с болезнью и беспомощностью.

Глава 2.
Надежда

Вместе с матерью, которую в шутку стал называть мамой-сестрой-дочкой, он поехал во Францию, в небольшую деревушку, где работал этот странный исследователь, оказавшийся непризнанным самоучкой, но очень умным, открытым и веселым человеком. Единственным, кто сказал ему: «Ты будешь ходить, только вот попотеть придется». Это было шоком. Значит, это все-таки возможно? И верилось, и не верилось. Но так хотелось верить! И он поверил, поверил в свое желание верить, в эти слова, впервые услышанные им после постоянных обломов и выплаканных ночей и дающие ему право на надежду, всего лишь надежду!

Надежда надеждой, она, конечно, окрыляет, дает крылья для полета, но надо же еще научиться летать, то есть «ходить» в данном, его случае. В общем, все оказалось не так просто. И не потому, что он не вкалывал и не потел. Он сделал все возможное, все, что от него зависело: занимался по шесть часов в день на самых различных тренажерах и велосипеде с механическим приводом, встал-таки на тутора (такие специальные складные приспособления из пластика, которые помогают инвалиду, надевающему их на ноги, замыкать колени и таким образом удерживать свое тело в вертикальном положении), начал даже делать шаги, хватаясь сперва за параллельные брусья, а потом и передвигаться с помощью ходунка. Но и тут он оказался не совсем обычным «медицинским случаем». Больные с травмой спинного мозга делятся на параплегиков и тетраплегиков, в зависимости от уровня поражения спинного мозга. Все, у кого спинной мозг поражен ниже шеи, могут управлять своими руками. А у людей, получивших травму в области шейных позвонков, отказывают и руки, и ноги. Их так и называют: «шейники», то есть тетраплегики. А вот у него удар во время падения пришелся на грудной отдел. Вроде бы, параплегия, но сволочная ЧМТ давала себя знать: башку ему пробило в зоне правого полушария, управляющего левой стороной человеческого тела. И поэтому левая рука не очень слушалась его, он с трудом мог ею двигать и хвататься за брусья и поручни ходунка. Поэтому и падал часто, когда она его не слушалась и соскальзывала. Рядом находилась мама-сестра-дочка, которая его всегда поднимала (в ее-то 70 с лишним лет) и тоже потела и уставала не меньше, чем он сам. Да к тому же «нормальные», обычные врачи (специалисты от общепринятой, устоявшейся, консервативной медицины) настолько закормили его таблетками, что он постоянно находился в полуодурманенном состоянии. Исследователь-француз, теперь почти ставший ему другом, когда увидел его в первый раз, сказал сразу: «Да вы, мсье, «газе». Имея в виду, что пациент находится под влиянием наркотиков, короче, «под газом», если по-русски. И начал постепенно его освобождать от таблеток. А принимал он их 24 штуки в день: от спастики, от инфекционных заболеваний мочевого пузыря, успокоительные, снотворные, слабительные – какой только хрени там не было! Длилась вся эта процедура полгода, но закончилась лишь частично, ведь в туалет-то ходить как-то надо было, так что слабительные и противоинфекционные остались, хоть и сократились до минимума. Он немного ожил, даже улыбаться стал, а иногда и смеяться, – все это под влиянием «чудака», исследователя, балагура и юмориста, которому он с серьезным видом заявлял, что его мама в совершенстве овладела французским языком. Ведь она однажды у него спросила: «Сынок, а чё это все французы всегда говорят «сава», у них во Франции так много сов, что ли?» Вообще, мама оказалась весьма находчивым человеком. Стала срывать этикетки с продуктов и собрала из них целую коллекцию. Теперь она совершенно спокойно подходила к продавцу передвижного грузовика-магазинчика, подвозившего к деревушке товары, говорила ему «бонжур», повторяла несколько раз «сава» и начинала делать покупки на неделю, показывая коллекционные этикетки.

А время неумолимо продвигалось вперед, и ему, нетерпеливому и неусидчивому, опять стало не по себе. Он вновь, после двух с половиной лет почти постоянного пребывания во Франции, начал потихоньку отчаиваться. Залез в компьютер и принялся рыться в интернете. Нашел американский форум, специализирующийся на его травме, связался с врачами из Португалии и Китая, хотел ехать в Швейцарию, Польшу, Мексику. В общем, стал метаться, но везде получал отказ. Все в один голос твердили: «Слишком сложная и тяжелая травма». И тогда он случайно, через тот же интернет, увидел по телевидению передачу об одной русской клинике, где, по утверждению корреспондента, инвалидов действительно ставили на ноги, без всяких туторов и ходунков, и учили заново ходить. Теперь он знал, что делать. Начинался второй раунд. Стволовые клетки. Москва.