Четверг, 11 Января 2018 г. 14:45 + в цитатник
Сегодня, в среду, 1/10/2018 не стало моего отца Виктора Топаллера / Victor Topaller. Папа ушёл мирно после нескольких месяцев борьбы с раком лёгких. Молниеносный в жизни, папа ушёл стремительно, всего за несколько месяцев до своего шестидесятилетия. Ушёл светлый, честный, бескомпромиссный, ответственный, ранимый... а главное чертовски талантливый и напористый.
Наверняка надо сказать что то ещё, но я уверен что сейчас будут писать друзья близкие и друзья далёкие... и не друзья вообще. Появятся разные портреты отца, честные и не очень. Но для меня не стало просто папы.
Папы который бы наверное сейчас сказал - "да ладно заяц, не занимайся ты всей этой херней".
Alex Topaller
Вот же он - весь, как на ладони. В телевизоре. Смотрит на тебя своими "быстрыми и печальными глазами" - это Михаил Веллер так однажды про него написал - и можно свое лицо к его экранному придвинуть близко-близко или по лбу его телевизионному щелкнуть. И в радиоприемнике он - 4 раза в неделю, и привычно различим тот момент, когда он в штопор вошел и, кажется, вот-вот шмякнется, ан нет - снова взлетел.
И Интернет полон дифирамбов ему, "великому другу еврейского народа", стихи даже слагают: "Умён, серьёзен, собран, в корень зрит, суть всех проблем детально раскрывает, не врёт, ни перед кем не лебезит и собеседников своих не оскорбляет". А чего? - хорошие стихи! Главное - правильные. Не каждый такое сочинит.
Так чего же я еду из своего отдаленного Бруклина в его удобно расположенный Фэйер Лон? Чего такого собираюсь разглядеть и услышать, о чем он еще не рассказал и не написал?
За окном мелькают нью-джерсийские окрестности, 4-я дорога стелется под колеса. Вот и Тинек проскочили. А может, это потому, что по образованию я - инженер-электрик, и мне всегда нужно докопаться до самого последнего транзистора-резистора, иначе разве можно понять устройство механизма или процесса?
Тем более, такого сложного, который называется - Виктор Топаллер.
- Витя, твое имя - как триггер. Стоит только произнести "Топаллер", как все тут же забывают о теме разговора и принимаются обсуждать твое творчество, твои программы и тебя самого. Стоит тебе появиться на публике и… все девчонки твои, причем от 18 до 80. А в юности как дело обстояло? Девушки тебя любили с таким же энтузиазмом?
- Да я только ради этого и работаю, это - основная цель моего творчества! Надеюсь, что ты ошибаешься - с 17 до 85. А вообще-то я никогда особенно не жаловался. У меня устаревшая сексуальная ориентация.
- Как ты узнал, что ты еврей, и что в тебе есть еврейского, кроме того, что ты сегодня живешь буквально во дворе синагоги?
- По-моему, я знал об этом с младых ногтей, хотя семья наша была абсолютно ассимилирована - типичная московская еврейская интеллигенция, в которой еврейство было достаточно важным моментом, но не определяющим. Никто не ходил в синагогу, не соблюдал традиций. Только одна бабушка знала идиш. Страданий по поводу моей фамилии мне никто не причинял, я был молодой и горячий, по роже съездить мог моментально, и со мной предпочитали не связываться. У меня была такая серьезная компания - это уже в театральной школе, где я учился 9-й и 10-й классы - Дудник, Топаллер, Гринберг, Гороховский - мы себя там серьезно заявили. Я никогда не скрывал своей национальности и с 8-го класса ходил в рубашке нараспашку, чтоб был виден магендавид. У меня была знакомая девушка, которая подарила мне его, - назывался он, я уже не помню, почему, солдатский, вот я его и носил с тех пор, не снимая. Мама говорила, что я слишком этим козыряю. Для меня еврейская тема была важнее, чем для моих родителей.
- Как так?
- Мама была чистокровной еврейкой, а подруги про нее говорили, что она по национальности - москвичка. Еврейское начало было очень важно для меня. Так складывалось благодаря атмосфере, в которой я рос. Это и родители, и их друзья, это и книги, которые я читал, и музеи, по которым я ходил. Это и Галич, с детства: "А потом из прошлого бездонного выплывет озябший голосок - это мне Арина Родионовна скажет: Нит гедайге, спи, сынок". С детства я знал, что Модильяни - это не просто художник, а еврей, Левитан - не просто художник, а еврей, Гейне, Пастернак, Мандельштам - не просто поэты, а евреи... К сожалению, в молодости не догадался побольше узнать про свои корни. Мой прапрадед с отцовской стороны был николаевским солдатом, кантонистом, отслужил 25 лет. По окончании службы получил право жить вне черты оседлости - в Туле. Потом семья перебралась в Москву. По линии мамы - прапрадед был цадик, раввин. Кстати, я не соблюдаю традиции, ем некошерную пищу. Что такое еврей - национальность, самосознание? Извечный вопрос. Знаю только, что я - еврей и рад этому обстоятельству. Именно рад, а не горжусь. Потому что гордиться тем, что дано тебе по рождению и в чем нет твоей заслуги - глупо. К сожалению, среди моего народа есть много тех, кто не понимает, что Богом избранность - не в том, что евреи лучше других народов, а в том, что на них лежит больше ответственности.
- А твой отец - Александр Викторович Топаллер?
- Папа всю жизнь интересовался нашей историей. Приехав в Израиль после смерти мамы, он прожил там еще одну жизнь. Читал лекции по истории еврейства, водил потрясающие экскурсии по Иерусалиму, по окрестностям Кинерета, по Голанам. В Израиле он написал книжку "Загадки библейской истории", которая пережила уже два издания, а вышла, к сожалению, практически накануне его смерти.
- Тебе довелось жить в Израиле, Бельгии, Америке. Где было сложнее всего?
- А мне нигде сложно не было. Я понимал, что все трудности - это нормальный процесс для человека, живущего в стране, в которой он не родился, язык которой для него не родной. У многих жизнь сложилась гораздо сложнее, чем у меня. А наглости, нахальства, уверенности в том, что я всегда сделаю так, как захочу, у меня было много. Когда я уезжал из Израиля в Америку - 7 лет назад - мне говорили, что это такая сумасшедшая топаллеровская наглость, когда столько труда положено, чтобы завоевать такое место под солнцем, когда добился всего, когда все двери открыты... И вот взять всё и бросить для того, чтобы начать все сначала, и при этом быть почему-то уверенным, что и в Америке все сложится?
Просто на определенном этапе мне захотелось двинуться дальше. Точно так же, кстати, как и во время нашего отъезда из Москвы в Израиль. Я понимал, что больше, чем я уже достиг в Израиле, я достигнуть не смогу. Работать на иврите я не хотел, и не по причине ленности - я просто никогда не думал о том, чтобы переключиться на иврит. Хотя предложения об этом были, как и здесь, в Америке, есть предложения работать на английском. Я свободно пишу и читаю, проводил на английском программы, но это не та языковая среда, где бы я мог работать на том уровне, на котором мне хочется. Точно так же, когда я уехал в Бельгию, - мне захотелось попробовать европейскую жизнь, и я понимал, что если я не попробую сейчас, когда мне 40, то не сделаю это никогда.
- Израиль - сердце, душа и надежда еврейского народа. Великий еврейский поэт Иегуда Галеви написал: "Сердце моё на Востоке, я же на Западе сам". Скажи, ты скучаешь по Израилю?
- Да. Кроме того, что у меня там много друзей, я вообще к этой стране неровно дышу. Те проблемы, которые существуют вокруг Израиля, - это ничто по сравнению с теми проблемами, которые существуют внутри. Столько мерзости, гадости и уничтожения всего того великого, что сделали сами евреи по отношению к своему государству, никакие палестинцы сделать не смогут. Столько дряни вокруг! А в последние годы это приобрело просто катастрофические масштабы. Страну проболтали, проворовали. То, что сегодня существует там, существует не благодаря, а вопреки. Я был в Израиле совсем недавно, повидался с друзьями. Знаешь, когда я вижу в Музее Холокоста этих пацанов, которые сбрасывают свои М-16 и баулы на пол, оставляют это караулить двух-трех мальчиков или девочек, а сами идут по музею, у меня, человека не сентиментального, начинает щипать в глазах... Вот эти пацаны и есть то, на чем держится страна. Вопреки той швали, которая сидит в Кнессете и других позорных организациях и продолжает разворовывать и пробалтывать страну.
- Ты прекрасно знаешь, что есть люди, которые тебя яростно и категорически не приемлют - и за твою манеру общения, и за "невосторженный образ мыслей", и за то, что ты не являешься "певцом светлых сторон" ... Скажи, тебе наплевать на них или тебе все же хочется вступить в полемику?
- Меня за многое не любят. Исламисты меня не любят за одно, гэбэшники - за другое, жулики и аферисты из многочисленных еврейских организаций - за третье. Те, кто превратили религию в корыто, из которого можно жрать, отплевываясь и отрыгивая, воровать бессовестно, при этом визжать на всех углах, что остальные - неправильные евреи, меня тоже ненавидят. Я уже как-то говорил и писал, что среди так называемых "ревнителей веры" много коньюнктурщиков и ворья, которые одним фактом своего существования позорят еврейский народ. Они первые на Страшном суде ответят, потому что они - главная нечисть. Профанаторы, порочащие и дискредитирующие истинную Веру. Мне кажется, что у лекторов общества "Знание" и инструкторов райкомов партии пейсы отрастали прямо в самолете "Москва - Тель-Авив".
- А "пятая колонна"?
- "Пятая колонна" здесь, в Америке? Полемизировать с ними не собираюсь. Во-первых, для непосредственного общения с ними я слишком брезглив. А, во-вторых, обьяснять шелупони, отрабатывающей свой кремлевский паёк, кто они на самом деле, - бессмысленно. В глубине своих рабских душ они и сами прекрасно понимают, кем являются. Но при этом всё равно будут отплевываться до последней капли слюней. Так что непродуктивно, да и времени жалко. Что касается ненависти, то это очень важный показатель. Когда я вижу, как они выходят из себя, визжат и плюются - меня это черезвычайно радует. Значит, работаю не вхолостую - те стрелы, которые выпускаю, попадают в цель. Вообще, журналист, занимающийся публицистикой и сатирой, и не вызывающий сильных эмоций, никому не нужен. Пока меня любят и ненавидят, я могу надеяться, что что-то делаю правильно.
- С недавних пор в твоей передаче "Рикошет" на радио "Всё" по четвергам ты выводишь в эфир из Иерусалима Леонида Школьника, главного редактора - не побоюсь этого слова - опального интернет-издания "Мы здесь". В некоторых местных кругах даже упоминания как этой газеты, так и имени Школьника избегают, а если и говорят, то, оглядываясь, не услышит ли кто-то чужой. Тем не менее, ты это делаешь громогласно и с хорошо различимым удовольствием. Это потому, что ваши взгляды со Школьником и его изданием совпадают?
- А на кого мне надо было оглянуться? Вот ты, кстати, избегая названий и имен, отчасти сама ответила на свой вопрос. Кто они такие? Оглядываться на подобных, как говорит Каспаров, просто "западло". А Школьник - это человек, с которым меня абсолютно ничего не связывает. Но то, что он делает - это честная работа, за это я отношусь к нему с уважением, поэтому готов ему всячески помогать и делать так, чтобы те честные и бескомпромиссные материалы, которые Лёня печатает, стали достоянием большего числа людей. А оборачиваться на всякую мерзость и ее бояться - слишком много чести для них. Дело не в какой-то там смелости, а просто не хочется потерять самоуважение. Если жить с оглядкой на всякое отребье, то зачем тогда вообще заниматься тем делом, которым я занимаюсь?
- Передача в "Нью-Йорке с Виктором Топаллером" идет уже … лет 6? Не хочется что-то в ней поменять?
- А почему я там должен что-то менять? Это передача, в которой нет приколов. Я же не веду программу для дебилов, которые, отгадав букву "хэ" в слове "холуй", получают в подарок самовар. Я веду передачу для людей, к которым отношусь с уважением. Это не шоу. Это разговор с человеком, который представляет интерес. Люди хотят узнать, какой он, что такого они о нем еще не знают. В этой передаче нет искусственного элемента, который надо обновлять или менять. До тех пор, пока не перевелись интересные люди, эти передачи будут, надеюсь, интересны зрителю. Многие мои именитые гости размещают распечатки наших бесед на своих персональных сайтах. Значит, и сами это высоко ценят. Буквально вчера позвонила из Лондона вдова Дмитрия Пригова, передачу о котором мы повторили сразу после его смерти. Сказала много теплых слов. Для меня это дорогого стоит. А вот радио... Я устал от политики, и с удовольствием сделал бы что-то другое, связанное, например, с театром или живописью, которую я неплохо знаю благодаря отцу, который с трех лет таскал меня по музеям.
- А "Перекресток"?
- Вот как раз "Перекресток" можно насытить целым рядом прибамбасов, придумать новые рубрики, причем не обязательно подобных той, которую я придумал для Михаила Веллера. К сожалению, для этого не хвататет ни средств, ни людей... И выбор гостей для передачи здесь существенно сложнее, чем, скажем, в России. В Америке мы - этническое радио и телевидение, нравится нам это или нет. Это нам кажется, что мы - пуп земли. Я не знаю, насколько мы переросли корейское телевидение, но вот до испанского нам еще тянуться и тянуться.
- Твоя книжка называлась красиво - "Полный шалом". Ты совсем забросил этот жанр?
- Безусловно, это временный перерыв. Сегодня есть много предложений и в Америке, и в Израиле, и в Канаде. Я пока оттягиваю момент принятия решения. С учетом двух еженедельных эфиров на телевидении и четырёх на радио - времени и сил остается не так уж много. Мой близкий друг, блестящий писатель Георгий Вайнер приболтал меня собрать новую книжку на базе моих телевизионных "Точек зрения". Он считает, что эти "точки" представляют большую ценность. Думаю, что он просто относится ко мне слишком хорошо, но я, что называется, "повелся"... Мы с ним сейчас занимаемся отбором того, что войдет в сборник.
- А издавать будешь в Москве? Сейчас многие живущие на Западе писатели издают свои произведения в России. Говорят, это дешевле.
- С Москвой я не имею ничего общего. Считаю сегодняшнюю Россию врагом тех стран, гражданином которых я являюсь и которые люблю. А с врагами иметь ничего общего не хочу. Так же не хочу иметь ничего общего с теми говноедами (любимое слово Вайнера!), которые туда ездят, выпрашивают всякие цацки, приворовывают бабки, которые им швыряет Лубянка на то, чтобы они продолжали здесь петь на темы любви и дружбы с Москвой.
Я не хочу иметь с ними ничего общего. Думаю, что и они не захотят. Пришел тут ко мне однажды один болван и говорит, что в посольстве просили мне передать: ты - в "черном списке" российского МИДа. Я его просил в следующий раз поинтересоваться, что именно сегодня подразумевается у них под "черным списком" - визу не дадут или уже ледоруб приготовили? Мне ненавистен нынешний российский режим, я отношусь к нему со стыдом и омерзением. В свое время Александр Евгеньевич Бовин, с которым мы были очень дружны, - первый и последний посол Советского Союза в Израиле, сегодня время таких послов из России закончилось - мне предлагал восстановить российское гражданство. От меня требовалось только подать заявление. Я сказал тогда Бовину, что не хочу быть российским гражданином. Мне не нужен российский паспорт.
- Недавно гостьей твоей программы была Ирина Гинзбург, которая вернулась в Россию.
- Ирина Гинзбург имеет право жить той жизнью, которой она живет - точно так же, как и ее муж Саша Журбин. Это их решение и их жизнь. И я совершенно не готов бросить в них камень. Кстати, в отличие от тех, которые побежали туда и откровенно лебезят перед нынешней властью, поливая помоями Америку, Ирина пишет хорошо о нашей стране, вступает в противостояние с тем антиамериканским визгом, который стал частью государственной политики и самосознания российского плебса. Плебса, вне зависимости от того социального уровня, на котором он находится.
- Ты считаешь, что есть смысл рассказывать молодым русским американцам о том, как жили в СССР во времена "Софьи Власьевны", о том, как она не жалела патронов для своих подданных, в какую яму загнала страну за 80 лет?
Виктор, Галина и Алексей Топаллеры, гора Хермон
- Безусловно, нужно! Но вот моему сыну, рассказывать про это нет необходимости. Он знает. Он перечитал все русские книги в нашем доме. Он был подготовлен. Сначала жена много этому уделяла внимания, а потом он уже и сам спрашивал: папа, что еще взять почитать? Алёша знает и любит песни Высоцкого, Галича, Окуджавы, его, как и меня, колотит от той мерзости, которую несут на государственных российских телеканалах. А работает он в англоязычой среде. Блестяще говорит по-русски, так же, как и на английском, на иврите, на французском. С ним можно говорить и о русской литературе, и о политике. На каком-то этапе это была заслуга Гали, а потом он уже и сам все понял. Понял, что потерять тот язык, который тебе был дан по рождению, может только болван, имеющий болванов-родителей. Причем, если у родителей не хватило на это времени, сил, здоровья - это одно. Но таких, кто целенаправленно выбивали из детей русский язык, мы тоже знаем, к сожалению, немало.
- Человек - это машина, и главное в ней - бензин и профилактика. Нагрузки у тебя невероятные. Как ты перезаряжаешь свои батареи? Вот Сева Новгородцев, например, по утрам перед работой играет на флейте, Володя Козловский стреляет по бумажным мишеням. А что делает Виктор Топаллер в свободное от теле- и радиобаталий время? Что для тебя бензин и профилактика?
- Честно скажу - на флейте не играю и по мишеням не луплю. Хотя, когда выбираюсь к друзьям на дикую природу, люблю пострелять и из пистолета, и из винчестера... Я люблю дорогу, практически никогда не устаю за рулем, езжу быстро и агрессивно. В машине хорошо "слушается" музыка, которой я тоже "заправляюсь". Что еще? Баня. Хотя бы раз в неделю - это святое. Карты. Казино. Общество красивых женщин. Хороший коньяк в хорошей компании. А вообще я не очень умею отдыхать.
- У любимого тобой Тимура Шаова есть такие строчки:
У меня пропала тяга к беспонтовому труду,
В туалете есть бумага - я в писатели пойду.
Стану совестью народа, буду деньги загребать,
Буду платно год от года за Отечество страдать.
Что для тебя означает это самое ОТЕЧЕСТВО, за которое ты страдаешь уже столько лет?
- Журналистика - вторая древнейшая профессия. Проституция - первая. (Или наоборот. Не суть важно). Так вот, и в одной, и в другой профессии существует достаточно широкий разброс - можно быть дешевой вокзальной проституткой, можно быть дорогой, валютной. А можно быть дамой по вызову, но такой, которая сама выбирает, с кем пойти, а с кем - нет...
Я не написал ни одной строчки, за которую мне было бы стыдно. Я никогда не сказал в эфире ни слова, которое противоречит моим убеждениям. Я мог кого-то обидеть, меня заносило, я перегибал палку, это было, это есть... Но я ни разу не существовал в контрапункте со своей совестью и со своими убеждениями. Конечно, журналист не может быть абсолютно свободным. Он все равно зависим. Но я выбираю тех, для кого и с кем хочу работать. Это те люди, кто в силу своего ума и профессионализма дают мне возможность быть тем, кто я есть. Вот смотри, меня обвиняли в том, что я отрабатываю деньги ЦРУ, Белого дома, еще кого-то. Это глупо. Руководство телеканала, на котором я работаю уже больше шести лет, исповедует либеральную позицию. Наши политические взгляды с Гусинским часто расходятся. Но он умный, профессиональный человек, и никогда не говорил мне: скажи вот так, а не этак! То же самое и на радио. Владельцы нашего радио - демократы, и то, что я говорю в эфире, у них вызывает скрежещущую реакцию. Но наше расхождение в политических взглядах не повлияло на наше сотрудничество. Я не претендую на то, чтобы решать судьбы человечества. Но считаю, что в этой профессии человек, который относится к себе с уважением, должен пытаться донести свою позицию до людей, а те уже сами будут делать выводы. Надо говорить то, что ты думаешь, а не размазывать сопли по стене.
И снова под колесами шуршит дорога номер 4. За окнами накрапывает дождик. Рядом на сиденье - магнитофон. Нажимаю кнопку, и слышу спокойный и размеренный голос Гали Топаллер и ее рассказ о том, как они с Витей познакомились, еще школьниками, как она была уверена, что ему лет 25, а вовсе не 16, такой он был представительный и уверенный в себе. А потом, когда они решили пожениться, пришла к ней Витина мама - Людмила Зиновьевна - и позвала на прогулку. Долго они тогда бродили по Лаврушинскому. И всё никак не могла убедить будущая свекровь будущую невестку в том, чтобы та оставила свою девичью фамилию и не меняла ее на такую сложную для советского уха - Топаллер. Сейчас, прожив вместе 30 лет, Галя ни разу не пожалела о том своем решении - взять фамилию мужа. А он утверждает, что основа их союза - его собственный ангельский характер. Шутит, конечно, как всегда. Но и сама Галя говорит, что всякий раз, вернувшись домой из гостей или после поездки, она не устает повторять Вите: "Ты - самый лучший!"
Марина ДАЙНЕКО, Нью-Йорк
http://www.newswe.com
На смёпках с 1 Израильской
Хочу переделать мир. Кто со мной?
Ответить с цитированием
