```Никогда не делай шаг вперёд...слышишь?```

*Никогда не делай шаг вперёд...слышишь?

Сидя на поребрике, Сева отстраненно наблюдал, как прибывший вместе с опергруппой эксперт суетился вокруг тела молодого мужчины, распластанного под окнами многоэтажки на Проспекте маршала Жукова. По-видимому, работа их уже была почти завершена... Эксперт кивнул куда-то в сторону. Одним резким движением волосатой руки санитар застегнул пластиковый мешок на лице трупа. Тело переложили на каталку, ножки которой ударились о борт труповозки, сложившись, словно шасси самолёта. Носилки заехали в салон автомобиля и... Всё. "Процессия" отъехала от места происшествия.
Кто-то из соседей вынес ведро воды, не пожелав оставлять на асфальте перед детской площадкой лужицу крови...Крови, которую когда-то с таким энтузиазмом перегоняло по молодому, сильному телу молодое же, сильное и здоровое, но такое уставшее сердце. А Сева всё сидел перед подъездом к дому - задумчивый, грустный. И думал о том, как же, всё-таки, некрасива такая вот смерть...
По натуре своей он был эстетом. Любил сочетание чёрного и белого, - не потому, что оно не требует напряжения фантазии, а просто - за лаконизм. И женщины ему нравились исключительно красивые, обязательно - брюнетки, с роскошными длинными волосами, в которые так приятно было зарываться лицом. А ещё он очень любил изящные кафе... и чтобы обязательно в карте бара присутствовал кофе illy, и к нему - немного ежевичного сиропа. Ну, вот как-то так всё было у Севы... Да почему и нет-то, если, ради всех своих привычек, он трудился, аки пчёлка - не щадя живота своего? Так и шёл по жизни: не оглядываясь, не взирая, не особо задумываясь - что там осталось за спиной. Считал, что имеет полное право...
Перед глазами вновь возникла картина: неестественно вывернутое тело, под головой - тёмно-красная, чернеющая на глазах лужица. Бр-рр... Красное - это ещё ничего. Но - на сером... Серого цвета Сева не любил с детства.
Неприятное воспоминание о покойнике перебила более светлая мысль: "а не пойти ли домой, - ведь поздно уже?.. да, пожалуй пора..." Он поднялся и медленно двинулся в сторону почти заснувшей высотки.
У парадного, на лавочке, наспех сколоченной местным дворником для "эсэсэсэра" (СССР-ом Сева про себя называл Страшный Суд Соседских Разговоров), сидела странная троица: старик в чёрном, похожий на сморчок, несуразная девица в белых колготках, разорванных на левом колене "в дрянь", а между ними - что-то, отдалённо напоминающее испуганного ребёнка.
Девица и Сморчок вели неспешный, бубнящий, словно лишенный эмоций диалог, в то время как серое (фу, снова этот цвет!) "нечто-почти-ребёнок" помалкивало, пытаясь раствориться в дворовых потёмках. Решив по-быстрому покурить на свежем воздухе, Сева невольно прислушался к их разговору.
- Ну, и куда её теперь? - проворчал старик. - Что мы Ему скажем? Ведь самоубивец же, грешник... Знал, что делает-то! Где ей теперь прописка: у наших, иль у ваших?
- А тебе не жаль? Совсем?.. Смотри - и так затравленная, запуганная, больная. А всё равно - чего-то ещё ждёт, синяя жилка у виска бъётся, сердечко кровь гонит... Ведь живая она ещё... И что с того, что не в том теле воплотилась?
- Да не о теле я речь-то веду, милая ты моя! Нам с тобой лучше, чем кому-то другому, известно: тело с Душой не всегда в ладу. И, если попала уж она в такое вот - неподходящее, то всю жизнь маяться будет без возможности свои желания осуществить... Да и жизни-то в ней осталось - чуть. Скоро дотлеют угольки. Нету у неё сил - ни ждать, ни бороться. Так: сломанная кукла. И ступни кровоточат, как стигматы... На битых-то стёклах - потанцуй попробуй! Это же ещё хуже, чем на углях, - сама знаешь.
- Да знаю, конечно. Сколько раз пыталась остановить его. И мысли в голову вкладывала - светлые, нежные. И Любовь посылала. Да только ему, видно, нравилось ковырять раны ржавым гвоздиком. Вот и скажи: ну какая, после всего этого, может быть Скорая Ангельская Помощь?.. Вот только Душа-то его чем провинилась?
- Ну...давай тогда думать...
Сигарета в Севиных руках так и дотлела - без единой затяжки.
Как-то вдруг он заметил и сложенные крылья за спиной девицы, и рожки, выступающие из седых косм Сморчка. И лицо "нечта серого" разглядел - так похожее на его собственное, как две капли воды, - только нежнее...словно - на ранних детских фотографиях, которые часто перебирала мама. "Мама!!! Господи... помоги мне!"
Калейдоскоп из последних кадров - в обратном порядке, словно киноплёнку перед Севиными глазами отмотали назад - с невероятной скоростью.
Вот он срывается из кухни в прихожую... несётся вверх по лестнице - до самого последнего этажа... поднимается на крышу... серое небо, серый город, серая ненависть к самому себе рвёт нутро... Внутренний голос что-то пытается ему втолковать... На минуту слова становятся отчётливее, слышнее:
"Оставайся на самом краю и не оглядывайся назад. Сделать шаг вперёд успеешь ещё. Посмотри - что сделал своими руками, что оставил за собой? - раздавленные с особой жестокостью лепестки надежды, кровоточащие воспоминания?"
Но голос этот внезапно перекрывает другой звук... Звенит тишина. Даже не тишина, скорее - молчание. Его собственное молчание в ответ на все просьбы близких - о любви, доверии, дружбе. Молчание, которое только и было ответом на все нужды людей в нём - том, которым он не был. И тишина... потому что больше никто ни о чем не просит. Никто с ним не говорит... тишина и пустота. Внутри и снаружи.
"Что же? Ты сам этого хотел..."
И он делает шаг вперёд. Последний шаг...
Внезапно Сморчок поднял непроницаемый чёрный взгляд, вперив его прямо в Севу, и проскрипел:
- Что же? Ты сам этого хотел. Прощай, милок!
- Прощай... - прошелестела девица с крыльями и дырой на колене, пряча от Севы свои зеленые, в крапинку, глаза. - Я
больше не в силах тебе помочь.
Они поднялись, взяли за руки Севину Душу и пошли прочь... Душа ещё пыталась оглянуться, словно прощаясь с тем, кто был ей когда-то дорог, но строгий старик пресёк её попытки:
- Идём, милая... Пора... Постарайся понять его. И простить.
Мы просто зажжём поминальные свечи...а что с тобой делать - разберёмся по пути. У нас ещё сорок дней времени...


СЛУШАТЬ___