Чужая боль

[genka-krokodil64*]

Героиня молодец. Не сломалась в трудную минуту и по тому победила. Только так и надо.

[karochka64]

Русские рабыни

Уж сколько раз твердили миру, что работа за границей "и опасна, и трудна". Почему же до сих пор находятся женщины, решающиеся на этот чудовищный эксперимент?

Мы живем в городе Советске. Своих детей я воспитываю одна. Так получилось… Мы живем впятером: я, мои малыши, моя пожилая мама и кошка Нана. Я работала диспетчером в автопарке, зарабатывала мало, и наш бюджет, состоящий из моей зарплаты, маминой пенсии и маленькой компенсации на детей, позволял еле-еле сводить концы с концами. Иногда не хватало денег заплатить за квартиру или купить сосисок. Сын был на продленке, дочь - в детском садике, и хоть там их кормили. Так жить нельзя. Пора ехать на заработки
Однажды мы с младшей дочерью Аней шли из детского садика. По дороге домой зашли в магазин за хлебом, и Аня потребовала дорогие шоколадные конфеты. Я, краснея, начала ей говорить о том, что дома дам ей карамель, что мы пока не можем это купить, что она же взрослая и все понимает… Обычно эти уговоры на нее действовали, но тут ее как подменили: она плакала и говорила, показывая на коробку с конфетами, где был нарисован глупый олененок:
- Хочу конфетку! Конфетку!
Из магазина ее пришлось тащить за руку. Дочь визжала, топала ногами и упиралась. Продавщицы смотрели на меня сочувствующе.
…Не знаю, что на меня больше подействовало - Анина истерика или эти сочувствующие взгляды, но я провела ночь без сна, плача и думая о том, что надо срочно найти денежную работу.
Несколько дней я раздумывала. Было очевидно, что у нас в Советске о хороших деньгах можно даже и не мечтать. Переехать в другой город, поближе к столице и к столичным деньгам, тоже было нереально - кому мы там нужны? Более реальным выходом казалось ехать на заработки за границу.
Я слышала, что за рубежом высоко ценят русских женщин, их трудолюбие и работоспособность. Что их охотно берут в няни и домработницы как семьи бывших эмигрантов, так и коренные жители. Я была готова пахать, как лошадь, чтобы обеспечить своим близким нормальное существование. Поработаю и вернусь. Разве наших женщин испугаешь работой по дому?
Когда я приняла это решение, то стала наблюдать за объявлениями и рекламой. Конечно, краем уха я слышала всякие страшные истории о том, как женщины попадают во всякие истории, связавшись с непорядочными агентствами, поэтому решила быть осторожной. Выбрала агентство, которое много рекламировалось по телевизору и в печати, и в один прекрасный день туда отправилась.
В Греции есть все, в том числе работа
В агентстве мне понравилось. Меня встретил доброжелательный приятный мужчина, директор агентства, показал мне лицензию, бумаги на английском языке, рекомендательные письма его партнера из Греции. Я сказала ему, что хотела бы получить работу за рубежом, однако не имею специального образования и плохо знаю английский язык.
Он успокоил меня, что это не проблема - у агентства отличные связи в Греции, где живет много выходцев из нашей страны. Там у их фирмы богатые клиенты, которые хотят нанять именно русских женщин и готовы платить им по шестьсот долларов в месяц за уборку дома и за работу с детьми. Шестьсот долларов! О такой сумме я даже не могла мечтать! А жить мы будем в 1 - 2-комнатных квартирах по 2 - 3 человека. Рай, да и только?
Он показал мне яркие, красочные фотографии этого райского уголка: море, цветы, пальмы, солнце… Директор посетовал, что сейчас кандидаток на работу отпугнули всякими "страшилками", поэтому у них немного клиенток, но, с другой стороны, это гарантирует мне хорошее рабочее место. Напоследок он предупредил меня, что мне потребуется много денег для оформления визы и покупки билетов, но сказал, что в принципе их фирма предлагает кредит.
- Отработаете и вернете, - добавил он, ослепительно улыбаясь.
…Домой я летела как на крыльях.
Оформление документов и подготовка к отъезду заняли два с половиной месяца. В один из вечеров неожиданно объявился мой бывший муж. Увидев сумку, он спросил, куда я собралась. Я с гордостью сказала ему, что еду работать в Грецию. Муж испугался:
- Ты что, с ума сошла? Ты не слышала, что там бывает с женщинами?
Я усмехнулась.
- Во-первых, мне не семнадцать лет, и я не белокурая красавица. Во-вторых, у них есть лицензия, и все документы в порядке. И в-третьих, ты-то нас матпомощью не очень балуешь!
Бывший муж, работник НИИ, вздохнул и опустил голову. "Скажи хоть, где тебя искать, если что…"
Я посмеялась над своим вечно никому не доверяющим мужем. Да если бы он знал, как меня встречали в агентстве, как порхали вокруг меня, что дали мне кредит! И потом, Греция - это цивилизованная европейская страна, не какое-нибудь там дикое восточное государство, где относятся к женщине как к низшему существу! В общем, посмеялась я над ним и попрощалась, пообещав привезти ему парочку сувениров. И снова занялась багажом.
Уезжая, я ощущала себя на пороге исполнения желаний. Наконец-то я буду работать и зарабатывать хорошие деньги, наконец-то я смогу привезти Павлику и Анечке одежду, игрушки, маме - шубу, о которой она так мечтает, и средства на нашу дальнейшую спокойную жизнь! Шестьсот долларов в месяц - шутка ли! Шестьсот умножить на полгода…это три с половиной тысячи долларов! Этих денег нам хватит больше чем на год, да еще на лето останется!
В Грецию от нашей фирмы мы летели вшестером - двое наших, из Советска, остальные из других городов. Мы быстро подружились и всю дорогу были в каком-то приподнятом настроении, радовались мелочам, смеялись, болтали, как давние приятельницы, и еще из иллюминатора самолета пытались рассмотреть город, где мы будем работать.
…В Греции, как и обещал наш работодатель, нас встретили. Это были двое молодых людей приятной наружности, русские. Я пребывала в состоянии эйфории, смотрела на море, на город, разглядывала дома, людей, витрины, деревья и кусты с яркими цветами.
Потом мы выехали из города и поехали по сельской местности. В лицо бил свежий ветерок, девчонки смеялись, у всех было отличное настроение, и красавица Лариса откровенно заигрывала с Сергеем, одним из встречавших.
- Сережа, а мы с вами будем встречаться, когда начнем работать?
- А как же! - Сергей улыбнулся. - Я, можно сказать, все время буду вас здесь курировать…
"Райский уголок" оказывается адом…
По дороге сопровождающие объяснили, что им нужны наши документы для регистрации. Ну, это дело понятное, у нас в России все точно так же, и мы прямо в автобусе отдали им паспорта и обратные билеты. Одна из девушек, Татьяна, удивилась и отказалась было отдать паспорт. Но Сергей объяснила ей, что у нас могут быть большие проблемы с полицией - это не Россия, здесь не откупишься, и если нас поймают на улице без регистрации, то могут дать полгода тюрьмы. После этого мы все молча отдали документы. Наши "кураторы" как-то странно переглянулись и заулыбались. Вскоре автобус остановился. "Ну, девчонки, вот вы и дома", - сказал Сергей, выпрыгнул наружу и театральным жестом распахнул дверь микроавтобуса. Мы увидели маленькую шаткую халупу, заросшую кустами и высокой травой, явно нежилую, с заколоченными окнами. Вокруг не было никаких селений, пели цикады и шелестел ветер.
- Мы здесь будем жить? - удивилась высокая холеная Лариса.
- Да, Ларочка, - ласково ответил ей Сергей и вплотную подошел к ней. А потом… схватил ее за ягодицы.
Лариса завизжала, и из домика вышли пятеро мужчин. Дальше начался какой-то невозможный, невыносимый абсурд. Мы стояли, оцепенев, а мужчины хватали нас и тащили в дом. Я попыталась вырваться, но меня быстро поймали, затащили следом за другими и заперли за нами дверь. Меня, как и остальных, швырнули на пол террасы. Сергей встал перед нами и сказал:
- Значит так, девчонки. Вы сюда ехали на деньги нашей фирмы. Вы нам теперь должны по восемь тысяч долларов каждая. Придется отработать.
Он подошел к Ларисе. Та сжалась.
- Ну какая из тебя няня или там уборщица? Ты на себя посмотри! Неужели такой красоте пропадать задаром!- и Сергей хохотнул, дернул ее за длинные темные волосы и прижал к стенке. Остальные парни смотрели на происходящее и ухмылялись.
- Теперь я ваш хозяин. Это, - он показал на остальных, - ваши партнеры.
Парни заржали, шутка им понравилась… Умом я понимала, что сейчас должно произойти, но верить отказывалась. Этого просто не может быть. Это не может произойти со мной. Я зажмурилась. Сейчас я проснусь в родном Советске - тикают часы, урчит холодильник, дышит Павлик…
- Эй, ты! - тут же услышала я окрик над самым ухом. - Глаза открыть! Меня слушать!
Меня ударили по щеке, и я открыла глаза. Рядом стоял парень, здоровый и сильный амбал. Потом началось: женщины визжали, трещала разрываемая одежда, возбужденно кричали парни, еще я расслышала звуки ударов.
Меня куда-то тащили, скрипел деревянный пол, кто-то тяжело и громко сопел в ухо, и я все ждала, когда прекратится этот жуткий сон, пока мне не стало больно, жутко больно…
Потом нас опять приволокли на террасу и побросали на пол, как дрова. У двоих женщин была настоящая истерика, их обили холодной водой и они замолчали. Сергей, красный и растрепанный, сказал: "По вечерам вы будете обслуживать клиентов в гостинице. За хорошую работу будете получать еду. Бежать не советую: вы получите по пять лет тюрьмы, потому что теперь все вы - нелегалки".
И они ушли, забрав с собой наши вещи. Кто-то из мужиков остался снаружи, а мы лежали на террасе и плакали, а потом стучали в стены и кричали несколько часов подряд:
- Помогите! Помогите! Хоть кто-нибудь! Спасите!
Никто, конечно, не пришел…
Вечером мы дружно решили никуда не ехать. Но за нами пришли и просто волоком вытащили всех во двор.
Лена ухватилась было за дверной косяк, но один из парней вышел во двор, взял булыжник и пару раз стукнул Лену по пальцам… На этом ее сопротивления закончились.
Сергей сказал нам: "В гостинице орать бесполезно, полиции там нет, а хозяин - мой друг. Но если я услышу, что хоть одна из вас будет поднимать шум, то изметелю всех. Если кто-нибудь попытается бежать, отрежу палец. Ясно?"
Я плохо помню первый вечер на "работе", видимо, память сжалилась надо мной. Помню, как я сидела в большом зале за столом с девочками, кто-то подошел, поднял мое лицо за подбородок, а затем меня выволокли из-за стола и потащили наверх. В постели я закрыла глаза, и мир вокруг меня исчез…
В хибаре ночи были холодными, а одеяло только одно. И мы, возвращаясь часа в четыре ночи "с работы", отдыхали по очереди - трое спят под одеялом, трое бодрствуют. Кормили нас мало - в основном пакетными супами, вермишелью быстрого приготовления и хлебом. Мылись мы редко, в самом отеле, в котором работали. Иногда нас били… Но так, чтобы не оставалось синяков и не портился "товарный вид": по печени, по почкам, по животу. Но аккуратно, чтобы потом могли "работать".
Болеть не разрешалось. Охранники не слушали никаких жалоб, и тащили заболевшую в микроавтобус, говоря ей, что работа лечит. Наружу выходить запрещали, дверь была заперта, окна заколочены, только в щелочки был виден город внизу.
Стены террасы были исписаны теми, кто был здесь до на: "Мы - русские рабыни", "Отпустите меня домой", "МАМА!", "Я не хочу жить"… Там есть и моя надпись: "Аня и Павлик, молитесь за маму!" Я была уверена, что уже не вернусь домой.
Как от этого кошмара не перевернулся мир?
Однажды вечером Лариса попыталась убежать: отодрала доску от окна и выпрыгнула во двор. Но ее быстро поймали. Один из наших охранников-греков притащил ее за волосы на террасу, и они ее на наших глазах вдвоем так избили, что она потеряла сознание.
А вечером ее заставили ехать вместе со всеми "на работу". Мы сидели в микроавтобусе, Лариса рядом со мной, она раскачивалась из стороны в сторону и повторяла: "Мама, я не могу больше… Не могу, мамочка… Мама, не могу". По вечерам нас всех забирали на "работу" в местный отель на том же микроавтобусе, на котором везли из аэропорта… Мы садились за большим столом в ресторане, нам брали кофе, и мы ждали. Затем к нам подходили клиенты и выбирали себе, кто им нравился. А потом уходили с нами наверх.
За ночь обычно было три-четыре клиента, но иногда и по семь, восемь и даже десять. Среди клиентов попадались разные. Некоторые угощали шоколадом и фруктами. Один, пьяный, заставил меня танцевать голой, а когда я заплакала, швырнул мне в голову стаканом - я еле увернулась.
Снаружи, в коридоре всегда дежурил кто-то из наших охранников, и убежать было невозможно. После окончания "смены" они нас всегда обыскивали и отбирали деньги, которые нам давали клиенты, если находили в укромных местечках заначку, то били…
Нам постоянно говорили, что мы находимся в Греции нелегально, что у нас нет выхода, и если даже мы попадем в полицию, то нас посадят на несколько лет. Сергей говорил:
- Все равно вы теперь принадлежите нам. Если будет нужно, мы вас и в России найдем.
При каждом удобном случае он и его подручные напоминали нам, что мы в этой стране - никто, хуже животных.
Иногда они приезжали к нам утром, будили и насиловали. Это у них называлось "навестить девочек".
Мы много общались между собой. Оказывается, нас всех "поймали" по-разному. Двое, как и я, "купились" на лицензию и договор с греческим партнером, на телерекламу. Татьяна рассказала, что у нее приятельница вернулась из-за границы и очень советовала ей поехать, порекомендовала эту фирму. Позже мы узнали, что некоторых женщин отпускают, если она взамен себя обеспечат двух или трех других… А Лариса собиралась замуж за грека, который обещал ей найти работу в Греции.
Настал момент, когда мне стало все равно. Мне даже хотелось умереть, потому что выносить все, что со мной происходило, не было сил.
Таня однажды ухитрилась стащить у клиента мобильный, когда он спал, и позвонить из ванной домой. Сказала, что не могла говорить - плакала, а ее папа кричал и спрашивал, где она. Она кое-как объяснила. После этого у нас появилась надежда.
Но шли дни, недели, а полиция никак не приходила, и мы по-прежнему каждый вечер ездили работать в отель. Прошло три месяца. Я посчитала - я принесла своим "хозяевам" около 15 тысяч долларов. Но нас, естественно, никто не отпустил.
Дважды девочки беременели. Аборт им делали тут же, в хибаре, при всех. Приезжал врач - мрачный грек с чемоданчиком - и, абсолютно не стесняясь нашего присутствия, проделывал необходимые процедуры.
Долгожданная тюрьма и депортация
Я понимала, что смогу бежать только с помощью клиента. Другого варианта нет. Я начала разговаривать с ними. По истечении трех месяцев мне однажды попался более или менее нормальный мужик, и я решила, что пора действовать. Мне удалось объяснить ему на ломаном английском, на пальцах, что я из России и что меня держат здесь насильно. А на следующий вечер в отель нагрянула полиция. Они застали наших хозяев врасплох и арестовали нас всех. Мы были так счастливы, что чуть ли не на шею им вешались. Нас отправили в тюрьму "до выяснения обстоятельств", куда мы отправились с радостью. И там мы провели еще два месяца…
За это время я наслушалась от таких же женщин, как мы, разных историй. И поняла, что наша, оказывается, еще далеко не самая страшная. Русских нелегалок насиловали и убивали, перепродавали, заставляли выписывать сюда семью и подруг…
Одна женщина, которая сознательно (!) приехала сюда работать проституткой, рассказывала, что она работала в Турции, а там еще хуже. За проступок могут продать в горы, а там женщины выполняют всю черную работу, за ночь принимают по 20-30 мужчин, их могут обменять на лошадь, оружие или просто убить для развлечения.
Через два месяца нас наконец депортировали на родину. При мне было 200 долларов. В аэропорту у меня их отобрали, оставив только 50 долларов:
- Это тебе на первое время, потом еще заработаешь, тебе несложно…
В моем паспорте поставили штамп: дескать, я теперь в течение пяти лет не имею права поехать в страну Шенгенского союза. Да я в гробу видела весь этот Шенгенский союз!
Хозяева "райского уголка" остаются безнаказанными
Дома родным пришлось сказать, что по дороге меня ограбили. Аня с Павликом очень расстроились, что я не привезла им новые игрушки.
Мать, запершись со мной на кухне, долго меня пытала: "Что там с тобой произошло? Почему ты ни разу не позвонила?" Я что-то пыталась наплести ей, плохо соображая… На следующий день я отправилась в милицию. Думала: ну хоть кто-то должен понести ответственность за то, что со мной произошло. Например, агентство, которое меня туда отправило.
Но в милиции мне дали просто потрясающий ответ:
- Но вы же согласились заниматься проституцией! Значит, это был ваш осознанный выбор.
И я поняла, что никто не понесет наказания. Потом мне знающие люди объяснили, что договор в этих фирмах составлен по-хитрому: какие-то там консультационные услуги…
Я долго смотрела - не покажется ли где-нибудь реклама того самого агентства, или оно все-таки прекратили свое существование? Должны же были из Греции поступить какие-то сведения от местной полиции! Но однажды вечером, возвращаясь домой с работы (я снова вернулась в свой автопарк), я увидела огромный рекламный щит, с которого мне такой знакомой улыбкой улыбался хозяин агентства, приглашая на отдых и на работу в "райский уголок" - в Грецию…

[Luba zolotaya**]

Слышала, видела телерепортажи - но чтобы так красочно и доходчиво, впервые. ШОКОВОЕ СОСТОЯНИЕ. Нет слов.

[Penis*]

Слов нет...
Просто тупо сидим с САХАРКОМ перед экраном ноутбука и молча курим...

[Весна]

Карочка, как ты всё это пережила? Я не смогла прочитать без слёз...

[Luba zolotaya**]

Карочка, как ты всё это пережила? Я не смогла прочитать без слёз...

Это не про Карочку! Ты что? Это чужая проза...Раздел посмотрите...

[Весна]

Это не про Карочку! Ты что? Это чужая проза...Раздел посмотрите...

Ой, какой конфуз...Прошу прощения...

[genka-krokodil64*]

Хуже всего то, что до сих пор есть наивные. Я подобные истории читаю больше 25 лет. И каждый раз находятся женщины которые считают, что сними такого быть не может.

[karochka64]

Ой, какой конфуз...Прошу прощения...

[karochka64]

Дети из другого измерения

Мы проходим мимо них, стыдливо отводя глаза. Мы радуемся про себя тому, что наш ребенок не такой, понимая в глубине души, что это может быть с каждым

Я состояла уже во втором браке, и, когда забеременела, радости не было предела. До этого у меня долго не было ребенка, я мечтала о нем, он мне снился ночами. И наконец - долгожданная беременность! Я летала от счастья и все тяготы переносила легко. Было лето, светило солнце, на улице был праздник. Мне хотелось сделать что-то такое приятное, хорошее, какую-нибудь работу по дому… Я начала убираться, приподняла кровать, и у меня разорвался околоплодный пузырь, стала выходить жидкость. Ребенок начал умирать… Мы вызвали "скорую", а я все время твердила:
- Только спасите ребенка…
Меня приняла инфекционная больница. Ребенок был инфицирован, околоплодных вод уже не было. Две недели я лежала, не шевелясь, меня кололи. А потом мне сказали, что спасать уже некого. Врач сделал ультразвук и сказал, что ребенок нежизнеспособен.
Я лежала, положив руки на живот, и молила, чтобы все, что есть на свете, мне помогло. Я никогда не занималась экстрасенсорикой и тогда еще была некрещеной. Я просто не верила, что это может случиться со мной. Позже я узнала, что все, с кем что-то случается, не верят.
Мне сделали стимуляцию, вызвали преждевременные роды. Я просила, чтобы в любом случае сохранили ребенка. И родилась моя девочка, Сашенька, весом… всего 950 граммов (на сроке пяти с половиной месяцев). Она запищала сама, сама ела. Со мной лежали женщины, больные сифилисом, и каждое утро их дети умирали, поэтому я не могла спокойно сидеть на месте. Все завтракали, а я бежала смотреть на мою дочку. Она была такая маленькая, беззащитная, головка в черных волосках… Потом ее перевели в роддом. Когда я вышла из больницы без Саши, муж меня встречал с цветами. И сказал такую фразу, которую я запомнила на всю жизнь:
- Ну что ты расстраиваешься, мы родим еще одного ребенка!
Я чуть не упала… И ответила:
- Я не хочу другого, я хочу этого!
Сашу положили в кювету, и два с половиной месяца она там лежала. На восемнадцатый день она у меня на глазах…умерла. Это случилось как-то просто, легко, она лежала, и я смотрела, как она дышит, и вдруг она перестала дышать. У нее остановилось сердце. Я закричала, прибежали врачи. Ее откачали.
В тот день, когда Саша родилась, была гроза, шел ливень. Я шла по коридору в этом старом, давно не ремонтировавшемся здании, коридор был темным, смотрела на всполохи молний на стенах и вдруг услышала песню "Не плач". Та есть такие слова: "Не плачь, еще одна осталась ночь у нас с тобой…" Мы ее пели, когда учились в институте. Это моя юность, радость, счастье, первая любовь… И я услышала ее и вдруг поняла: моя дочь будет жить. Это был знак. Хотя сама по себе песня совершенно не веселая, однако она - моя, она тесно связано с моей жизнью. Поэтому я в тот момент твердо поняла, что все будет хорошо. Позже я стала думать, что песня была не только об этом. Видимо, это был знак того, что все будет не так просто…
Потом Сашу выписали. Я была счастлива. Ее вес был два с лишним килограмма, она выжила, мы победили. Страшный диагноз. Но жизнь продолжается
В три месяца я заметила, что Саша не следит глазами за игрушками. Мы поехали к врачу, и нам поставили диагноз "ретинопатия недоношенных". В переводе это обозначало, что мой ребенок никогда не будет видеть. Мне это сказали шесть врачей, но я совершенно точно знала, что это просто невозможно. Я всегда верила в свои силы, и если чего-то хотела, то добивалась. И знала: не может быть, чтобы это произошло с моим ребенком. Но, когда Саше было полгода, мы снова легли в больницу, где нам поставили окончательный диагноз и вынесли вердикт: девочка неизлечима…
Потом я узнала, что шок испытывают все. Мы живем в одном Ире, в одном измерении, а нам говорят, что наш ребенок будет жить в другом. И все задаются одним и тем же вопросом: почему я? Почему именно мой ребенок?
Я лежала дома и долго плакала. Я не жалела себя, я жалела ее. Я думала: "Моя дочь никогда не узнает, что такое зеленый лист, не увидит море, небо. Я не смогу объяснить ей, что такое облака. И она не увидит, что такое длинная дорога. Она почувствует ногами усталость, но ничего не увидит". А потом я подумала: "К чему эти слезы? Если она не видит, значит, я должна научить ее воспринимать мир другими чувствами", Я совершенно четко поняла, что если не я, то никто. Никто больше не поднимет мою девочку, не даст ей всего того, что ей нужно дать. И именно в этот момент ко мне пришло осознание того, что такие дети просто ДОЛЖНЫ БЫТЬ. Как черное и белое. Как день и ночь. Они - часть этого мира. Так должно быть, раз во все времена были такие люди.
Обычно мы с Сашей едем в детский сад рано утром, когда все бегут на работу, не замечая никого ниже пояса. И иногда могут случайно задеть ребенка, ударить сумкой. Потом оборачиваются. Все понимают и говорят: "Ой, извините, я не увидел". И уже потом я вижу, что этот человек идет медленнее, осторожнее, смотрит, как бы кого не задеть, оглядывается… Так и должно быть: люди должны останавливать свой бег и обращать внимание на слабых. Может, тогда они осторожнее пойдут дальше…
Мне повезло, что муж воспринял это известие нормально. Бывают ситуации, когда мужчина уходит от жены, оставляет ее одну с ребенком. Но Андрей полюбил Сашу всем сердцем. Говорят, что мужчины тяжело привязываются к таким детям, но если это происходит, то на всю жизнь. У меня есть один знакомый папа, у которого сын не только незрячий, но и с патологиями нервной системы, с органическим поражением мозга. Виталик не осознает себя во времени и в пространстве. И однажды они были у нас в гостях. Я стала показывать Виталику Сашины игрушки, водить его ручкой по ним. И вдруг отец Виталика говорит моему мужу: "Смотри, как он у меня умеет!" - и сыну: "Сынок, привет!" И протягивает ругу. Знаете, мужчины иногда бьют рука об руку при приветствии, и Виталик по ней вот так бьет. И смеется. Его отец так искренне гордится своим мальчиком! Когда они ушли, у меня были слезы на глазах. Это была такая отцовская гордость! Я считаю, что про таких людей надо снимать фильмы и показывать другим, чтобы они знали, что на свете есть настощая любовь и настоящее сострадание.
И я решила: хватит операций!
Некоторые, после того, как узнают страшный диагноз, начинают лечить, колоть своего ребенка, делать ему огромное количество операций - по восемь, десять, четырнадцать… Они не желают принять своего ребенка таким, каким его им дал Бог. Нам тоже предлагал помощь известный офтальмолог.
- Привозите девочку, мы все сделаем, она будет видеть, все будет хорошо.
Мы с мужем сели вечером на кухне, посмотрели друг на друга… и не повезли ее. Я лично прозревших после его лечения детей не видела. Я не могу взять на себя ответственность делать такой жуткий наркоз и такую серьезную операцию своему ребенку ради эфемерной надежды. Я не могу отдавать своего ребенка на эксперименты, которые не заканчиваются никаким конкретным результатом. Я убеждена в том, что все должно идти так, как идет.
Наркоз для меня - это что-то очень страшное. Я много слышала о детях, которые после наркоза на время переставали говорить или ходить. Есть знакомый ребенок, у которого после этой операции даже было ухудшение. Я помню, как Саша выходила как-то из наркоза, и больше не хочу этого видеть. Эти полтора часа, пока ей делали операцию (это было жизненно необходимо), и потом, пока она отходила от наркоза, я думала, что сойду с ума. Она лежала после операции и говорила какие-то вещи, как взрослый человек. Она лежит, у нее завязаны глаза, и она говорит: "Мама, мне больно. Мне больно, больно, сделай хоть что-нибудь…" Она это повторяет и не плачет. Я бегаю по всей больнице, прошу:
- Сделайте что-нибудь!
А мне говорят:
- Да что вы, ей не может быть больно, эта операция безболезненная!
Я подняла на уши всю больницу. К тому моменту я знала чуть ли не всех медиков в нашем городе, кто работает с этими детьми, поэтому я позвонила знакомому врачу, он приехал, и только после этого Саше сделали обезболивающий укол. Я думала, что поседею. Говорят, некоторые дети выходят из наркоза спокойно, а моя… Этот взрослый, охрипший голос… Нет, больше я этого не хочу. Я не понимаю, как люди отдают своих детей на операции.
Незрячие дети в поисках друг друга
Я начала искать какие-то структуры, которые могли бы помочь нам с Сашей в воспитании и образовании, стала выписывать литературу, читать, учиться общаться с собственным ребенком.
Я прошла все существующие инстанции, занимающиеся детьми, подобными Сашеньке. Начали мы, наверное, как и все, с Всероссийского общества слепых, где нам доходчиво объяснили, что дети до восемнадцати лет не являются членами этого общества, несмотря на то, что они слепые. Я открыла справочник, начала искать организации, в которых можно получить хоть какую-нибудь информацию по развитию таких детей. Мне очень помогла библиотека для незрячих. Я нашла Институт коррекционной педагогики, но они с детьми до трех лет не занимаются - там проходят консультативные занятия, и ничего больше. Я ходила во всевозможные инстанции, в департамент образования… И узнала такую странную вещь: незрячими детьми практически никто не занимается. В магазинах нет почти никакой литературы. Было очень сложно, потому что отсутствовала информация. Если для обычных детей есть огромное количество методик, которые позволяют с ними работать чуть ли не с нуля, то найти что-то по обучению и развитию незрячих детей пр актически нереально. В четыре с половиной года мы начали ездить на занятия в Институт коррекционной педагогики, там всего раз в неделю проходят занятия, но мы были рады и этому.
Потом случайно, через десятые руки, мы вышли на Центр реабилитации незрячих детей и их родителей "Я и МАМА". Если бы этого не случилось, я не знаю, что бы мы делали. И до этого я даже не общалась с матерями, у которых подобная ситуация. Как я ни пыталась в поликлинике и в собесе узнать, есть ли еще в нашем округе незрячие детишки, чтобы нам, матерям, пообщаться, помочь друг другу, мне не давали никакой информации: мы, дескать, на это не уполномочены. Я не могу этого понять. Ведь для нас это общение очень-очень важно. В "Я и МАМА" мы начали общаться - и матери, и дети. Нашим детям важно такое общение, потому что они практически не контактируют с другими детьми. Когда Саша была маленькой, мы переехали и начали выходить гулять. Дети тянутся друг к другу, начинают общаться. Но я до сих пор совершенно искренне не могу понять, почему, как только мамы узнали, что мой ребенок незрячий, они стали деликатно, но твердо уводить в сторону своих детей, будто Саша была заразной? Поэтому моя дочка, пока не пошла в специальный детский садик и пока мы не попали в "Я и МАМА", росла практически одна. Но, когда она начала общаться, у нее стала активно развиваться речь - ребенок как бы вышел в люди и перестал сидеть в своей клеточке.
Нам, матерям, это тоже очень важно, потому что мы все живем наедине со своей болью и дели ее только с самыми близкими людьми. А хочется поговорить еще с кем-то, кто понимает твою проблему как свою собственную.
Я и дочь: учимся жить
Мы занимались дома. Тогда еще я совсем не знала, что надо делать, как делать. Я изначально стояла на позиции природы - чтобы ребенок с помощью запахов и на ощупь познавал окружающий его мир. Я учила Сашу слушать дождь и нюхать землю, различать на ощупь кору разных деревьев. Я учила ее чувствовать радостью И уже потом, обучаясь сама с помощью специальной литературы, я поняла, что интуитивно все делала правильно. Мне очень хотелось, чтобы она чувствовала себя полноценной - не в смысле зрения (она все равно видит этот мир, хоть и по-своему), а в смысле чувств, - мне кажется, что чем раньше ребенок осознает эмоциональную окраску мира, тем более яркой личностью он вырастает. Когда мы с ней играли, я завязывала себе глаза, чтобы понять, как она видит окружающий мир.
Тогда, когда я еще только встала на этот путь, было намного сложнее: незрячих детишек не принимали в обычные детские сады, существовал только один специальный детский садик для таких детей, их везли со все Москвы, и этого было чудовищно мало… Я туда звонила, но мне быстро объяснили, что попасть к ним нереально, потому что они берут в первую очередь детей - жителей округа, где находится садик, так что нам это даже не светило. "Может быть, потом, года через два-три, когда подойдет ваша очередь…" Затем, немного позже, в обычных детских садах стали создавать группы кратковременного пребывания для незрячих детей, но детские сады вовсю противились этому. Сколько я слышала историй о том, что ребенка приводят в садик, а там оказывается, что у них нет мест, нет воспитателя, некому работать и вообще они таких детей не берут. Потом начинаются вопросы: "А почему вы хотите именно к нам?" Как правило, навстречу идут в том случае, если сами руководители детских садов имеют в семье ребенка-и нвалида и понимают, как нам тяжело…
А вот в моем случае было так. Я пришла в детский сад в нашем округе, и мне заведующая объяснила, что они не могут открыть группу для одного ребенка, и я должна идти в другой округ. Я отправилась туда, на что мне сказали: "Вы не из нашего округа, мы вас не возьмем, идите в РОНО". Я пошла в РОНО, сказала, что есть постановление, согласно которому моего ребенка обязаны взять, мне сказали: "Хорошо, мы даем вам путевку в детский сад вашего округа". В моем детском саду заведующая снова сказала, что для одного ребенка группу создавать не будут. А потом я вдруг услышала, что они бы и рады, что к ним приходили и другие родители, но у них совершенно нет денег… например, совершенно не на что купить жизненно необходимый в детском садике компьютер. Делать было нечего. Мы объединились с другими родителями, я заняла денег, и мы купили компьютер. Когда мы привезли его в детский сад, заведующая встретила нас, как родных:
- Куда же вы пропали? Мы подобрали для вас воспитателя!
Сейчас Саша ходит в садик. Она очень довольна. Там они общаются и с обычными детьми, как она говорит - "ходим в гости к детям". Благодаря тому, что рядом нет родителей, которые уводят своих детей от наших, общение между детьми наладилось, они совершенно замечательно вместе играют, гуляют, занимаются. По сравнению с обычными детьми наши малыши совсем другие - разумные, более взрослые. Они не бегают, не прыгают, им больше нравится посидеть, поговорить.
Сейчас она учиться читать по системе Брайля, пальцами, и иногда, как и все дети, совершенно не хочет заниматься. И тогда она отодвигает книгу в сердцах говорит мне: "Лучше бы я видела!" На что я ей говорю: "Конечно, лучше, Сашенька, но то, что ты не видишь, это же не патология! Тысячи людей не видят и живут! Надо за себя бороться".
Она у меня еще совсем маленькая, но я все равно говорю эти слова, потому что она должна с самого раннего возраста их слышать… Я объясняю Саше: "Мы смотрим глазами, а ты смотришь руками. И этим мы с тобой отличаемся".
Поэтому, когда мы идем, например, на какую-нибудь выставку, она мне говорит: "Я не вижу руками, я хочу посмотреть, я не вижу!" Меня это ставит в тупик, потому что я не могу ей объяснить, что где-то что-то трогать нельзя. Но меня радует другое: для нее не составляет труда попросить помощи, и это очень важно. Она может сказать в магазине: "Извините, я не вижу, помогите мне, пожалуйста". Это произошло, когда мы начали ходить в детский садик, и она стала общаться. К ней пришло осознание того, что на видит по-другому. И она научилась просить помощи и не стесняться этого.
Моя цель: "уйти спокойно"
…Иногда, конечно, на меня что-то накатывает, и я снова думаю: почему я? Но через несколько секунд это проходит, и я понимаю, что должна гордиться тем, как я несу свое испытание. Я смотрю на других детей-инвалидов и понимаю, что бывает и хуже. Например, у нас есть знакомая женщина, Вера, у которой сын - инвалид-опорник. Он всю жизнь проведет в коляске. Вера рассказывала мне, что когда они куда-то едут, она видит, как люди отводят глаза. А раньше, когда мальчик был маленьким, мамы на детской площадке доступно объяснили Вере, что они не хотят, чтобы их дети гуляли вместе с Сережей и смотрели "на это уродство". И Вера гуляла с маленьким ребенком… по ночам, когда никто не косился на нее и не уводил детей. Но и она держится, радуется жизни, и Сережа у нее такой же. Я думаю об этом и говорю себе: "Эта женщина не ропщет на судьбу, как же тогда я могу роптать?"
Я знаю, что моя дочь никогда не сможет увидеть то, что вижу я. У нее просто будет другой мир. Я знаю, что я должна буду ее так воспитать, чтобы, когда я буду умирать, я умирала спокойно. Я должна провести ее по жизни и спокойно отпустить, когда я буду уходить. И знать в этот момент, что с ней все будет хорошо.