Вирус любви

[Пyмяyx**]

А вот проблема!

10
Тем временем Одли усиленноработал. Как и советовал Фабрер, он искал лекарство. Но за год с лишним так ине продвинулся ни на шаг. То есть вещества, которые дезактивировали бы вирусбыли и их было немало. Но в основном они были очень ядовиты. Или убивали вирусв пробирке, но отказывались воздействовать на него в организме мыши. Ну, илиещё по каким-то причинам не годились.
Конечно же он внимательно следилза сообщениями в прессе.

Написал первые строчки 10-й главы и задумался. Ладно, Фарбер - друг и сам посоветовал молчать. А Фокинс? Он же должен был понять, что происходит.

[Пyмяyx**]

Наверное придётся задним числом и Фокинса посвятить.

[Пyмяyx**]

11

Тем временем Одли усиленно работал. Как и советовал Фарбер, он искал лекарство. Но за год с лишним так и не продвинулся ни на шаг. То есть вещества, которые дезактивировали бы вирус были, и их было немало. Но в основном они были очень ядовиты. Или убивали вирус в пробирке, но отказывались воздействовать на него в организме мыши. Ну, или ещё по каким-то причинам не годились. Одли проводил в лаборатории всё своё время, кроме того времени, которое требовалось на сон, на дорогу, на еду и на удовлетворение естественных потребностей. Он похудел, осунулся, выглядел ужасно. Врач потребовал, чтобы мистер Одли гулял хотя бы по полчаса в день. Одли подчинился. Ведь если он свалится, это будет просто ужасно и не только для него лично, но и для всего мира.
Конечно же, он внимательно следил за сообщениями в прессе и они его всё больше удручали. Одли чувствовал свою вину и от каждого новой прочитанной статьи, от каждого сообщения по радио ему становилось ещё хуже. Иногда у него возникали мысли о суициде, но он гнал их, понимая, что это не выход. Он виноват, но вину свою он смертью не искупит. Только работой!
С мышами тоже всё шло не так. Пары они образовывали крайне неохотно. Тогда, год назад, Одли был уверен, что пар мало потому, что недостаточно мышей и если их будет больше, то каждая мышь найдёт свою «половинку». Но вот он довёл численность мышиного поголовья до тысячи, а пар всё мало. На 816 взрослых мышей всего 54 пары. И детёнышей рождалось всё меньше и меньше. Всё больше он убеждался, что всё пошло не так и что благостного варианта (все любят друг друга, верны до гроба, разврат исчез) не получится. Да, по всему миру закрывались публичные дома и порнографические издания. Но какую цену за это платило Человечество!
Ещё одной проблемой стал Фокинс. Тогда в 1954-м разговор с ним Фарбер взял на себя. Разговор был очень тяжёлый. Учитывая тяжёлый характер Фокинса и непростые отношения между двоюродными братьями. Фарбер говорил о горе, которое постигло семью мистера Одли. Но главным аргументом было, конечно, то, что никто как Одли не знает вирус и, если мистера Одли арестуют, то это только помешает делу. Они проговорили долго. Наконец Фокинс со скрипом согласился, поставив, правда, условие, что он лично будет звонить мистеру Одли и справляться о ходе работ.
И звонил. Раз или два в неделю. А, поскольку работа не продвигалась, Фокинс каждый раз брызгал желчью, напоминал, что он, де, предупреждал, но его не послушали, и грозился всё сообщить властям. Иногда он зачитывал Одли какую-нибудь заметку в газете:
– Цены на говядину поднялись до 15 фунтов стерлингов за фунт говядины. Вы слышали. Мистер Одли? Что Вы можете сказать по этому поводу? Когда уж Вы найдёте средство от Вашего проклятого вируса?
И вот главное, что огорчало мистера Одли. Учёные всего мира изучали вирус, описывали болезнь, искали лекарство, писали о случаях, когда вирусоносители сохраняли возможность к половому акту. Но никому в голову не пришло увязать эти случаи с любовью. Предполагали, что у них к вирусу иммунитет. Даже пытались использовать их кровь для создания вакцины. Слово «окситоцин» в связи с вирусом даже ни разу не мелькнуло.
По просьбе Одли, Фарбер опубликовал «письмо читателя» в котором тот «высказал предположение», что вирус не действует на тех, кто, действительно, любит. Одли надеялся, что коллеги ухватятся за эту подсказку. Но реакции не было никакой. Вообще. Вероятно, те, кто прочёл письмо, посчитали, что оно было написано морализаторствующим невежей.
Как бы Одли хотел вернуть тот момент, когда он вошёл в лабораторию, чтобы выпустить мышей! Но это было невозможно. Время вспять не вернуть.
И вот однажды он не выдержал. Он пришёл в гости к Фарберу и сказал:
– Мистер Фарбер! Я не могу больше! Я решил сдаться полиции.

[Белая Хризантема**]

Нееееееееееее, сдаваться он не пойдет.

[Пyмяyx**]

Скоро узнаешь.

А проблему с Фокинсом я неплохо решил?

[Белая Хризантема**]

Скоро узнаешь.

А проблему с Фокинсом я неплохо решил?

​Естественно)

[HellGirl]

Здорово!
Очень забавная сказка

[Пyмяyx**]

Дальше будет интереснее

[Пyмяyx**]

Вот что: пусть у Одли будет борода. Так надо.

[Пyмяyx**]

12
​
– Я понимаю Вас, мой друг! – сказал Фарбер, – и уважаю Ваше решение. Только… не спешите. Позвольте мне подготовить почву, чтобы Вы не ушиблись при падении слишком сильно. Вы можете подождать ещё несколько дней?
– Думаю, да.
– Тогда вот что, уезжайте из Бристоля куда-нибудь, но не очень далеко, чтобы в любой момент можно было вернуться. Куда-нибудь в деревню, подышите воздухом, или на курорт… Хотя, нет. Лучше, поезжайте в Лондон. Снимите там номер в гостинице и ждите от меня вестей. А я за это время, во-первых, подключу свои связи, а во-вторых напишу и опубликую статью о Вас. Вас, конечно же, арестуют, но, надеюсь, после моих стараний, к Вам отнесутся гораздо мягче. И, главное, я надеюсь, что Вам позволят продолжить работу. Именно в этом я постараюсь убедить всех. И, знаете что, сбрейте бороду.
– Зачем?
– Чтобы Вас не узнали. После публикации моей статьи, Ваша фотография, можете не сомневаться, появится во всех газетах.
– Но я, ведь, иду сдаваться. Зачем мне прятаться? – удивился Одли.
Фарбер вздохнул.
– Дорогой мистер Одли! До полиции надо ещё дойти. Никто не даст гарантию, что толпа, узнав Вас, не захочет Вас линчевать.
Одли горячо, со слезами на глазах, поблагодарил друга. На следующий день Одли сообщил коллегам, что ему срочно нужно по делам ехать в Лондон. Попросил приглядеть за лабораторией и, главное, кормить животных. Если в лабораторию ещё когда-нибудь придётся вернуться, то большинство экспериментов придётся начинать с начала, но чтобы попросить кого-то поддержать работу лаборатории, Одли пришлось бы раскрыться, а этого делать было нельзя. Вечером он простился с родными. О том, что, вероятно, скоро он окажется в тюрьме, Одли рассказывать не стал. Просто сообщил, что на несколько дней по делам уедет в Лондон. Кэти за год вполне оправилась от потрясения и снова стала хохотушкой, такой, как и была.
Утром Одли зашёл в парикмахерскую, попросил сбрить бороду, и сразу же, не заходя домой, уехал в Лондон, где снял номер в гостинице. Наконец он мог немого отдохнуть. Он бродил по городу, по набережным Темзы, по Брик лейн и Ричмондскому парку, вдыхал сырой ноябрьский воздух и старался ни о чём не думать. Хотя, не очень получалось. Одли питался в недорогих ресторанчиках, наслаждался вкусом еды: в тюрьме так кормить не будут. Дважды в день он звонил Фарберу, узнать, как продвигается дело.
А Фарбер зря время не терял. Он засел за статью и писал её два дня, что-то подправляя, вычёркивая и добавляя абзацы. Никогда он ещё так не старался. Он нарисовал портрет Одли, которого Фарбер знает много лет, рассказал о том, какой замечательный Одли человек и учёный, как много он сделал для мировой науки. Рассказал о том, как во время войны Одли спасал раненых в госпитале. Рассказал и о погибших в войну брате и невестке Одли и о племяннике, служившем на подводной лодке, при участии которого было пущено ко дну не одно немецкое судно. Потом, подумав, он убрал абзац про родственников: лишнее. Дальше он рассказал об удивительном открытии Одли. В красках описал перспективы (создание лекарства от разврата). Выпускать вирус наружу Одли, конечно же, не собирался. Но тут..
Фарбер задумался. История про изнасилованную девочку, конечно же, растрогала бы читателей, но подставлять Кэт было недопустимо. Фарбер подумал и выбрал формулировку «личная драма». Да, будут приставать и допытываться. Ну, тут ничего не поделаешь. И вот, в состоянии аффекта (что, несомненно, является смягчающим обстоятельством) Одли выпускает мышей. «Да, леди и джентльмены, это, конечно, ужасный поступок. И автор понимает ваш гнев. Конечно же, множеству из вас хочется добраться до этого Одли и растерзать его. Ну, или, хотя бы, засадить в тюрьму на долгие годы. Но вот какая закавыка: Одли занимается вирусом где-то полтора года. И никто другой не знает вирус так, как он. Нет, конечно, нет сомнений, что другие учёные смогут разобраться во всём и сами, но им придётся начинать практически с начала… Ну, не совсем с начала, уже несколько месяцев вирус изучают, но всё равно никто не знает о нём столько, сколько профессор Одли. Другие учёные, без помощи Одли, вероятно, смогут обойтись, но уйдёт драгоценное время. А все мы, как я понимаю, хотим, чтобы средство от вируса было найдено как можно быстрее. Или я неправ? Так давайте мы решим, чего же мы хотим больше: покарать виноватого или найти средство от проклятого вируса?» Так он закончил свою статью.
В понедельник, 28 ноября 1955 года статья была опубликована в газете, для которой писал Фарбер. Сказать, что это была сенсация, всё равно, что ничего не сказать. Пресса взорвалась. К вечеру статья была перепечатана во всех вечерних газетах мира, а на утро следующего дня, во всех утренних. Некоторые утренние газеты не стали дожидаться вечера и в тот же день, 28 ноября напечатали дополнительные внеочередные выпуски. Радио, телевидение захлёбывались. Все только и говорили об Одли и его вирусе.
Журналисты осаждали дом Фарбера и редакцию газеты. И это было Фарберу на руку. Он раздавал интервью направо и налево.
Кроме журналистов Фарберу пришлось пообщаться с полицией. И это тоже входило в его планы. Он заявил, что Одли по его совету отправился в Лондон. Где именно в Лондоне он находится, Фарбер не знает, но это и не важно, потому что Одли намерен сам прийти в полицию. Но прежде он должен получить гарантии личной безопасности.
– Подумайте, констебль, – говорил Фарбер, – если бы Одли хотел сбежать, он был бы уже где-нибудь в Южной Америке. Но он в Англии. Не стоит его разыскивать. Он сам придёт.
Ещё Фарбер подключил свои связи. А связи были обширные. Он был знаком с несколькими депутатами обеих палат, даже с министром здравоохранения Ианом Маклеодом и канцлером казначейства бароном Рэдом Батлером, а также со многими политиками, военными, бизнесменами и другими влиятельными людьми.
Фокинс тоже помог. На удивление, он легко и быстро изъявил готовность, задействовать свои связи в церковной среде.
Одли в Лондоне, конечно же, тоже следил за прессой и видел бум, который поднялся вокруг его имени. Видел свою фотографию в газетах. Боялся быть узнанным. На улице и в ресторанах до него долетали обрывки разговоров, в которых он слышал свою фамилию. Особенно, Одли боялся, что его опознает персонал гостиницы, где он, конечно же, показывал свои документы. Но всё обошлось. Вероятно, у работницы гостиницы сразу же вылетела из головы фамилия постояльца.
30 ноября вечером Одли очередной раз позвонил Фарберу из телефонной будки. После обмена приветствиями и вопросов о самочувствии, Фарбер сказал:
– Я всё устроил, мистер Одли. Пора. Завтра отоспитесь, хорошо, плотно позавтракайте и приходите в полицейский участок по адресу Вуд стрит 37. Только туда. Там Вас будут ждать.
1 декабря 1955 года в 11:30 в полицейский участок вошёл высокий пожилой джентльмен:
– Здравствуйте, – сказал он, – я – Томас Одли.


​

Здание полицейского участка на Вуд стрит 37