Героиня молодец. Не сломалась в трудную минуту и по тому победила. Только так и надо.
|
Героиня молодец. Не сломалась в трудную минуту и по тому победила. Только так и надо.
Русские рабыниУж сколько раз твердили миру, что работа за границей "и опасна, и трудна". Почему же до сих пор находятся женщины, решающиеся на этот чудовищный эксперимент?
Мы живем в городе Советске. Своих детей я воспитываю одна. Так получилось… Мы живем впятером: я, мои малыши, моя пожилая мама и кошка Нана. Я работала диспетчером в автопарке, зарабатывала мало, и наш бюджет, состоящий из моей зарплаты, маминой пенсии и маленькой компенсации на детей, позволял еле-еле сводить концы с концами. Иногда не хватало денег заплатить за квартиру или купить сосисок. Сын был на продленке, дочь - в детском садике, и хоть там их кормили. Так жить нельзя. Пора ехать на заработки
Однажды мы с младшей дочерью Аней шли из детского садика. По дороге домой зашли в магазин за хлебом, и Аня потребовала дорогие шоколадные конфеты. Я, краснея, начала ей говорить о том, что дома дам ей карамель, что мы пока не можем это купить, что она же взрослая и все понимает… Обычно эти уговоры на нее действовали, но тут ее как подменили: она плакала и говорила, показывая на коробку с конфетами, где был нарисован глупый олененок:
- Хочу конфетку! Конфетку!
Из магазина ее пришлось тащить за руку. Дочь визжала, топала ногами и упиралась. Продавщицы смотрели на меня сочувствующе.
…Не знаю, что на меня больше подействовало - Анина истерика или эти сочувствующие взгляды, но я провела ночь без сна, плача и думая о том, что надо срочно найти денежную работу.
Несколько дней я раздумывала. Было очевидно, что у нас в Советске о хороших деньгах можно даже и не мечтать. Переехать в другой город, поближе к столице и к столичным деньгам, тоже было нереально - кому мы там нужны? Более реальным выходом казалось ехать на заработки за границу.
Я слышала, что за рубежом высоко ценят русских женщин, их трудолюбие и работоспособность. Что их охотно берут в няни и домработницы как семьи бывших эмигрантов, так и коренные жители. Я была готова пахать, как лошадь, чтобы обеспечить своим близким нормальное существование. Поработаю и вернусь. Разве наших женщин испугаешь работой по дому?
Когда я приняла это решение, то стала наблюдать за объявлениями и рекламой. Конечно, краем уха я слышала всякие страшные истории о том, как женщины попадают во всякие истории, связавшись с непорядочными агентствами, поэтому решила быть осторожной. Выбрала агентство, которое много рекламировалось по телевизору и в печати, и в один прекрасный день туда отправилась.
В Греции есть все, в том числе работа
В агентстве мне понравилось. Меня встретил доброжелательный приятный мужчина, директор агентства, показал мне лицензию, бумаги на английском языке, рекомендательные письма его партнера из Греции. Я сказала ему, что хотела бы получить работу за рубежом, однако не имею специального образования и плохо знаю английский язык.
Он успокоил меня, что это не проблема - у агентства отличные связи в Греции, где живет много выходцев из нашей страны. Там у их фирмы богатые клиенты, которые хотят нанять именно русских женщин и готовы платить им по шестьсот долларов в месяц за уборку дома и за работу с детьми. Шестьсот долларов! О такой сумме я даже не могла мечтать! А жить мы будем в 1 - 2-комнатных квартирах по 2 - 3 человека. Рай, да и только?
Он показал мне яркие, красочные фотографии этого райского уголка: море, цветы, пальмы, солнце… Директор посетовал, что сейчас кандидаток на работу отпугнули всякими "страшилками", поэтому у них немного клиенток, но, с другой стороны, это гарантирует мне хорошее рабочее место. Напоследок он предупредил меня, что мне потребуется много денег для оформления визы и покупки билетов, но сказал, что в принципе их фирма предлагает кредит.
- Отработаете и вернете, - добавил он, ослепительно улыбаясь.
…Домой я летела как на крыльях.
Оформление документов и подготовка к отъезду заняли два с половиной месяца. В один из вечеров неожиданно объявился мой бывший муж. Увидев сумку, он спросил, куда я собралась. Я с гордостью сказала ему, что еду работать в Грецию. Муж испугался:
- Ты что, с ума сошла? Ты не слышала, что там бывает с женщинами?
Я усмехнулась.
- Во-первых, мне не семнадцать лет, и я не белокурая красавица. Во-вторых, у них есть лицензия, и все документы в порядке. И в-третьих, ты-то нас матпомощью не очень балуешь!
Бывший муж, работник НИИ, вздохнул и опустил голову. "Скажи хоть, где тебя искать, если что…"
Я посмеялась над своим вечно никому не доверяющим мужем. Да если бы он знал, как меня встречали в агентстве, как порхали вокруг меня, что дали мне кредит! И потом, Греция - это цивилизованная европейская страна, не какое-нибудь там дикое восточное государство, где относятся к женщине как к низшему существу! В общем, посмеялась я над ним и попрощалась, пообещав привезти ему парочку сувениров. И снова занялась багажом.
Уезжая, я ощущала себя на пороге исполнения желаний. Наконец-то я буду работать и зарабатывать хорошие деньги, наконец-то я смогу привезти Павлику и Анечке одежду, игрушки, маме - шубу, о которой она так мечтает, и средства на нашу дальнейшую спокойную жизнь! Шестьсот долларов в месяц - шутка ли! Шестьсот умножить на полгода…это три с половиной тысячи долларов! Этих денег нам хватит больше чем на год, да еще на лето останется!
В Грецию от нашей фирмы мы летели вшестером - двое наших, из Советска, остальные из других городов. Мы быстро подружились и всю дорогу были в каком-то приподнятом настроении, радовались мелочам, смеялись, болтали, как давние приятельницы, и еще из иллюминатора самолета пытались рассмотреть город, где мы будем работать.
…В Греции, как и обещал наш работодатель, нас встретили. Это были двое молодых людей приятной наружности, русские. Я пребывала в состоянии эйфории, смотрела на море, на город, разглядывала дома, людей, витрины, деревья и кусты с яркими цветами.
Потом мы выехали из города и поехали по сельской местности. В лицо бил свежий ветерок, девчонки смеялись, у всех было отличное настроение, и красавица Лариса откровенно заигрывала с Сергеем, одним из встречавших.
- Сережа, а мы с вами будем встречаться, когда начнем работать?
- А как же! - Сергей улыбнулся. - Я, можно сказать, все время буду вас здесь курировать…
"Райский уголок" оказывается адом…
По дороге сопровождающие объяснили, что им нужны наши документы для регистрации. Ну, это дело понятное, у нас в России все точно так же, и мы прямо в автобусе отдали им паспорта и обратные билеты. Одна из девушек, Татьяна, удивилась и отказалась было отдать паспорт. Но Сергей объяснила ей, что у нас могут быть большие проблемы с полицией - это не Россия, здесь не откупишься, и если нас поймают на улице без регистрации, то могут дать полгода тюрьмы. После этого мы все молча отдали документы. Наши "кураторы" как-то странно переглянулись и заулыбались. Вскоре автобус остановился. "Ну, девчонки, вот вы и дома", - сказал Сергей, выпрыгнул наружу и театральным жестом распахнул дверь микроавтобуса. Мы увидели маленькую шаткую халупу, заросшую кустами и высокой травой, явно нежилую, с заколоченными окнами. Вокруг не было никаких селений, пели цикады и шелестел ветер.
- Мы здесь будем жить? - удивилась высокая холеная Лариса.
- Да, Ларочка, - ласково ответил ей Сергей и вплотную подошел к ней. А потом… схватил ее за ягодицы.
Лариса завизжала, и из домика вышли пятеро мужчин. Дальше начался какой-то невозможный, невыносимый абсурд. Мы стояли, оцепенев, а мужчины хватали нас и тащили в дом. Я попыталась вырваться, но меня быстро поймали, затащили следом за другими и заперли за нами дверь. Меня, как и остальных, швырнули на пол террасы. Сергей встал перед нами и сказал:
- Значит так, девчонки. Вы сюда ехали на деньги нашей фирмы. Вы нам теперь должны по восемь тысяч долларов каждая. Придется отработать.
Он подошел к Ларисе. Та сжалась.
- Ну какая из тебя няня или там уборщица? Ты на себя посмотри! Неужели такой красоте пропадать задаром!- и Сергей хохотнул, дернул ее за длинные темные волосы и прижал к стенке. Остальные парни смотрели на происходящее и ухмылялись.
- Теперь я ваш хозяин. Это, - он показал на остальных, - ваши партнеры.
Парни заржали, шутка им понравилась… Умом я понимала, что сейчас должно произойти, но верить отказывалась. Этого просто не может быть. Это не может произойти со мной. Я зажмурилась. Сейчас я проснусь в родном Советске - тикают часы, урчит холодильник, дышит Павлик…
- Эй, ты! - тут же услышала я окрик над самым ухом. - Глаза открыть! Меня слушать!
Меня ударили по щеке, и я открыла глаза. Рядом стоял парень, здоровый и сильный амбал. Потом началось: женщины визжали, трещала разрываемая одежда, возбужденно кричали парни, еще я расслышала звуки ударов.
Меня куда-то тащили, скрипел деревянный пол, кто-то тяжело и громко сопел в ухо, и я все ждала, когда прекратится этот жуткий сон, пока мне не стало больно, жутко больно…
Потом нас опять приволокли на террасу и побросали на пол, как дрова. У двоих женщин была настоящая истерика, их обили холодной водой и они замолчали. Сергей, красный и растрепанный, сказал: "По вечерам вы будете обслуживать клиентов в гостинице. За хорошую работу будете получать еду. Бежать не советую: вы получите по пять лет тюрьмы, потому что теперь все вы - нелегалки".
И они ушли, забрав с собой наши вещи. Кто-то из мужиков остался снаружи, а мы лежали на террасе и плакали, а потом стучали в стены и кричали несколько часов подряд:
- Помогите! Помогите! Хоть кто-нибудь! Спасите!
Никто, конечно, не пришел…
Вечером мы дружно решили никуда не ехать. Но за нами пришли и просто волоком вытащили всех во двор.
Лена ухватилась было за дверной косяк, но один из парней вышел во двор, взял булыжник и пару раз стукнул Лену по пальцам… На этом ее сопротивления закончились.
Сергей сказал нам: "В гостинице орать бесполезно, полиции там нет, а хозяин - мой друг. Но если я услышу, что хоть одна из вас будет поднимать шум, то изметелю всех. Если кто-нибудь попытается бежать, отрежу палец. Ясно?"
Я плохо помню первый вечер на "работе", видимо, память сжалилась надо мной. Помню, как я сидела в большом зале за столом с девочками, кто-то подошел, поднял мое лицо за подбородок, а затем меня выволокли из-за стола и потащили наверх. В постели я закрыла глаза, и мир вокруг меня исчез…
В хибаре ночи были холодными, а одеяло только одно. И мы, возвращаясь часа в четыре ночи "с работы", отдыхали по очереди - трое спят под одеялом, трое бодрствуют. Кормили нас мало - в основном пакетными супами, вермишелью быстрого приготовления и хлебом. Мылись мы редко, в самом отеле, в котором работали. Иногда нас били… Но так, чтобы не оставалось синяков и не портился "товарный вид": по печени, по почкам, по животу. Но аккуратно, чтобы потом могли "работать".
Болеть не разрешалось. Охранники не слушали никаких жалоб, и тащили заболевшую в микроавтобус, говоря ей, что работа лечит. Наружу выходить запрещали, дверь была заперта, окна заколочены, только в щелочки был виден город внизу.
Стены террасы были исписаны теми, кто был здесь до на: "Мы - русские рабыни", "Отпустите меня домой", "МАМА!", "Я не хочу жить"… Там есть и моя надпись: "Аня и Павлик, молитесь за маму!" Я была уверена, что уже не вернусь домой.
Как от этого кошмара не перевернулся мир?
Однажды вечером Лариса попыталась убежать: отодрала доску от окна и выпрыгнула во двор. Но ее быстро поймали. Один из наших охранников-греков притащил ее за волосы на террасу, и они ее на наших глазах вдвоем так избили, что она потеряла сознание.
А вечером ее заставили ехать вместе со всеми "на работу". Мы сидели в микроавтобусе, Лариса рядом со мной, она раскачивалась из стороны в сторону и повторяла: "Мама, я не могу больше… Не могу, мамочка… Мама, не могу". По вечерам нас всех забирали на "работу" в местный отель на том же микроавтобусе, на котором везли из аэропорта… Мы садились за большим столом в ресторане, нам брали кофе, и мы ждали. Затем к нам подходили клиенты и выбирали себе, кто им нравился. А потом уходили с нами наверх.
За ночь обычно было три-четыре клиента, но иногда и по семь, восемь и даже десять. Среди клиентов попадались разные. Некоторые угощали шоколадом и фруктами. Один, пьяный, заставил меня танцевать голой, а когда я заплакала, швырнул мне в голову стаканом - я еле увернулась.
Снаружи, в коридоре всегда дежурил кто-то из наших охранников, и убежать было невозможно. После окончания "смены" они нас всегда обыскивали и отбирали деньги, которые нам давали клиенты, если находили в укромных местечках заначку, то били…
Нам постоянно говорили, что мы находимся в Греции нелегально, что у нас нет выхода, и если даже мы попадем в полицию, то нас посадят на несколько лет. Сергей говорил:
- Все равно вы теперь принадлежите нам. Если будет нужно, мы вас и в России найдем.
При каждом удобном случае он и его подручные напоминали нам, что мы в этой стране - никто, хуже животных.
Иногда они приезжали к нам утром, будили и насиловали. Это у них называлось "навестить девочек".
Мы много общались между собой. Оказывается, нас всех "поймали" по-разному. Двое, как и я, "купились" на лицензию и договор с греческим партнером, на телерекламу. Татьяна рассказала, что у нее приятельница вернулась из-за границы и очень советовала ей поехать, порекомендовала эту фирму. Позже мы узнали, что некоторых женщин отпускают, если она взамен себя обеспечат двух или трех других… А Лариса собиралась замуж за грека, который обещал ей найти работу в Греции.
Настал момент, когда мне стало все равно. Мне даже хотелось умереть, потому что выносить все, что со мной происходило, не было сил.
Таня однажды ухитрилась стащить у клиента мобильный, когда он спал, и позвонить из ванной домой. Сказала, что не могла говорить - плакала, а ее папа кричал и спрашивал, где она. Она кое-как объяснила. После этого у нас появилась надежда.
Но шли дни, недели, а полиция никак не приходила, и мы по-прежнему каждый вечер ездили работать в отель. Прошло три месяца. Я посчитала - я принесла своим "хозяевам" около 15 тысяч долларов. Но нас, естественно, никто не отпустил.
Дважды девочки беременели. Аборт им делали тут же, в хибаре, при всех. Приезжал врач - мрачный грек с чемоданчиком - и, абсолютно не стесняясь нашего присутствия, проделывал необходимые процедуры.
Долгожданная тюрьма и депортация
Я понимала, что смогу бежать только с помощью клиента. Другого варианта нет. Я начала разговаривать с ними. По истечении трех месяцев мне однажды попался более или менее нормальный мужик, и я решила, что пора действовать. Мне удалось объяснить ему на ломаном английском, на пальцах, что я из России и что меня держат здесь насильно. А на следующий вечер в отель нагрянула полиция. Они застали наших хозяев врасплох и арестовали нас всех. Мы были так счастливы, что чуть ли не на шею им вешались. Нас отправили в тюрьму "до выяснения обстоятельств", куда мы отправились с радостью. И там мы провели еще два месяца…
За это время я наслушалась от таких же женщин, как мы, разных историй. И поняла, что наша, оказывается, еще далеко не самая страшная. Русских нелегалок насиловали и убивали, перепродавали, заставляли выписывать сюда семью и подруг…
Одна женщина, которая сознательно (!) приехала сюда работать проституткой, рассказывала, что она работала в Турции, а там еще хуже. За проступок могут продать в горы, а там женщины выполняют всю черную работу, за ночь принимают по 20-30 мужчин, их могут обменять на лошадь, оружие или просто убить для развлечения.
Через два месяца нас наконец депортировали на родину. При мне было 200 долларов. В аэропорту у меня их отобрали, оставив только 50 долларов:
- Это тебе на первое время, потом еще заработаешь, тебе несложно…
В моем паспорте поставили штамп: дескать, я теперь в течение пяти лет не имею права поехать в страну Шенгенского союза. Да я в гробу видела весь этот Шенгенский союз!
Хозяева "райского уголка" остаются безнаказанными
Дома родным пришлось сказать, что по дороге меня ограбили. Аня с Павликом очень расстроились, что я не привезла им новые игрушки.
Мать, запершись со мной на кухне, долго меня пытала: "Что там с тобой произошло? Почему ты ни разу не позвонила?" Я что-то пыталась наплести ей, плохо соображая… На следующий день я отправилась в милицию. Думала: ну хоть кто-то должен понести ответственность за то, что со мной произошло. Например, агентство, которое меня туда отправило.
Но в милиции мне дали просто потрясающий ответ:
- Но вы же согласились заниматься проституцией! Значит, это был ваш осознанный выбор.
И я поняла, что никто не понесет наказания. Потом мне знающие люди объяснили, что договор в этих фирмах составлен по-хитрому: какие-то там консультационные услуги…
Я долго смотрела - не покажется ли где-нибудь реклама того самого агентства, или оно все-таки прекратили свое существование? Должны же были из Греции поступить какие-то сведения от местной полиции! Но однажды вечером, возвращаясь домой с работы (я снова вернулась в свой автопарк), я увидела огромный рекламный щит, с которого мне такой знакомой улыбкой улыбался хозяин агентства, приглашая на отдых и на работу в "райский уголок" - в Грецию…
ЕCЛИ БЫТЬ TAKИM, KAK BCE - TO ЗAЧEM TOГДA БЫТЬ?
Слышала, видела телерепортажи - но чтобы так красочно и доходчиво, впервые. ШОКОВОЕ СОСТОЯНИЕ. Нет слов.
Слов нет...
Просто тупо сидим с САХАРКОМ перед экраном ноутбука и молча курим...
Карочка, как ты всё это пережила? Я не смогла прочитать без слёз...
Я в каждом листочке
И в каждой травинке,
Я в облаках и в ветерке.
Я в каждом цветочке, дождинке
И в радостном ручейке!
Хуже всего то, что до сих пор есть наивные. Я подобные истории читаю больше 25 лет. И каждый раз находятся женщины которые считают, что сними такого быть не может.
Дети из другого измеренияМы проходим мимо них, стыдливо отводя глаза. Мы радуемся про себя тому, что наш ребенок не такой, понимая в глубине души, что это может быть с каждым
Я состояла уже во втором браке, и, когда забеременела, радости не было предела. До этого у меня долго не было ребенка, я мечтала о нем, он мне снился ночами. И наконец - долгожданная беременность! Я летала от счастья и все тяготы переносила легко. Было лето, светило солнце, на улице был праздник. Мне хотелось сделать что-то такое приятное, хорошее, какую-нибудь работу по дому… Я начала убираться, приподняла кровать, и у меня разорвался околоплодный пузырь, стала выходить жидкость. Ребенок начал умирать… Мы вызвали "скорую", а я все время твердила:
- Только спасите ребенка…
Меня приняла инфекционная больница. Ребенок был инфицирован, околоплодных вод уже не было. Две недели я лежала, не шевелясь, меня кололи. А потом мне сказали, что спасать уже некого. Врач сделал ультразвук и сказал, что ребенок нежизнеспособен.
Я лежала, положив руки на живот, и молила, чтобы все, что есть на свете, мне помогло. Я никогда не занималась экстрасенсорикой и тогда еще была некрещеной. Я просто не верила, что это может случиться со мной. Позже я узнала, что все, с кем что-то случается, не верят.
Мне сделали стимуляцию, вызвали преждевременные роды. Я просила, чтобы в любом случае сохранили ребенка. И родилась моя девочка, Сашенька, весом… всего 950 граммов (на сроке пяти с половиной месяцев). Она запищала сама, сама ела. Со мной лежали женщины, больные сифилисом, и каждое утро их дети умирали, поэтому я не могла спокойно сидеть на месте. Все завтракали, а я бежала смотреть на мою дочку. Она была такая маленькая, беззащитная, головка в черных волосках… Потом ее перевели в роддом. Когда я вышла из больницы без Саши, муж меня встречал с цветами. И сказал такую фразу, которую я запомнила на всю жизнь:
- Ну что ты расстраиваешься, мы родим еще одного ребенка!
Я чуть не упала… И ответила:
- Я не хочу другого, я хочу этого!
Сашу положили в кювету, и два с половиной месяца она там лежала. На восемнадцатый день она у меня на глазах…умерла. Это случилось как-то просто, легко, она лежала, и я смотрела, как она дышит, и вдруг она перестала дышать. У нее остановилось сердце. Я закричала, прибежали врачи. Ее откачали.
В тот день, когда Саша родилась, была гроза, шел ливень. Я шла по коридору в этом старом, давно не ремонтировавшемся здании, коридор был темным, смотрела на всполохи молний на стенах и вдруг услышала песню "Не плач". Та есть такие слова: "Не плачь, еще одна осталась ночь у нас с тобой…" Мы ее пели, когда учились в институте. Это моя юность, радость, счастье, первая любовь… И я услышала ее и вдруг поняла: моя дочь будет жить. Это был знак. Хотя сама по себе песня совершенно не веселая, однако она - моя, она тесно связано с моей жизнью. Поэтому я в тот момент твердо поняла, что все будет хорошо. Позже я стала думать, что песня была не только об этом. Видимо, это был знак того, что все будет не так просто…
Потом Сашу выписали. Я была счастлива. Ее вес был два с лишним килограмма, она выжила, мы победили. Страшный диагноз. Но жизнь продолжается
В три месяца я заметила, что Саша не следит глазами за игрушками. Мы поехали к врачу, и нам поставили диагноз "ретинопатия недоношенных". В переводе это обозначало, что мой ребенок никогда не будет видеть. Мне это сказали шесть врачей, но я совершенно точно знала, что это просто невозможно. Я всегда верила в свои силы, и если чего-то хотела, то добивалась. И знала: не может быть, чтобы это произошло с моим ребенком. Но, когда Саше было полгода, мы снова легли в больницу, где нам поставили окончательный диагноз и вынесли вердикт: девочка неизлечима…
Потом я узнала, что шок испытывают все. Мы живем в одном Ире, в одном измерении, а нам говорят, что наш ребенок будет жить в другом. И все задаются одним и тем же вопросом: почему я? Почему именно мой ребенок?
Я лежала дома и долго плакала. Я не жалела себя, я жалела ее. Я думала: "Моя дочь никогда не узнает, что такое зеленый лист, не увидит море, небо. Я не смогу объяснить ей, что такое облака. И она не увидит, что такое длинная дорога. Она почувствует ногами усталость, но ничего не увидит". А потом я подумала: "К чему эти слезы? Если она не видит, значит, я должна научить ее воспринимать мир другими чувствами", Я совершенно четко поняла, что если не я, то никто. Никто больше не поднимет мою девочку, не даст ей всего того, что ей нужно дать. И именно в этот момент ко мне пришло осознание того, что такие дети просто ДОЛЖНЫ БЫТЬ. Как черное и белое. Как день и ночь. Они - часть этого мира. Так должно быть, раз во все времена были такие люди.
Обычно мы с Сашей едем в детский сад рано утром, когда все бегут на работу, не замечая никого ниже пояса. И иногда могут случайно задеть ребенка, ударить сумкой. Потом оборачиваются. Все понимают и говорят: "Ой, извините, я не увидел". И уже потом я вижу, что этот человек идет медленнее, осторожнее, смотрит, как бы кого не задеть, оглядывается… Так и должно быть: люди должны останавливать свой бег и обращать внимание на слабых. Может, тогда они осторожнее пойдут дальше…
Мне повезло, что муж воспринял это известие нормально. Бывают ситуации, когда мужчина уходит от жены, оставляет ее одну с ребенком. Но Андрей полюбил Сашу всем сердцем. Говорят, что мужчины тяжело привязываются к таким детям, но если это происходит, то на всю жизнь. У меня есть один знакомый папа, у которого сын не только незрячий, но и с патологиями нервной системы, с органическим поражением мозга. Виталик не осознает себя во времени и в пространстве. И однажды они были у нас в гостях. Я стала показывать Виталику Сашины игрушки, водить его ручкой по ним. И вдруг отец Виталика говорит моему мужу: "Смотри, как он у меня умеет!" - и сыну: "Сынок, привет!" И протягивает ругу. Знаете, мужчины иногда бьют рука об руку при приветствии, и Виталик по ней вот так бьет. И смеется. Его отец так искренне гордится своим мальчиком! Когда они ушли, у меня были слезы на глазах. Это была такая отцовская гордость! Я считаю, что про таких людей надо снимать фильмы и показывать другим, чтобы они знали, что на свете есть настощая любовь и настоящее сострадание.
И я решила: хватит операций!
Некоторые, после того, как узнают страшный диагноз, начинают лечить, колоть своего ребенка, делать ему огромное количество операций - по восемь, десять, четырнадцать… Они не желают принять своего ребенка таким, каким его им дал Бог. Нам тоже предлагал помощь известный офтальмолог.
- Привозите девочку, мы все сделаем, она будет видеть, все будет хорошо.
Мы с мужем сели вечером на кухне, посмотрели друг на друга… и не повезли ее. Я лично прозревших после его лечения детей не видела. Я не могу взять на себя ответственность делать такой жуткий наркоз и такую серьезную операцию своему ребенку ради эфемерной надежды. Я не могу отдавать своего ребенка на эксперименты, которые не заканчиваются никаким конкретным результатом. Я убеждена в том, что все должно идти так, как идет.
Наркоз для меня - это что-то очень страшное. Я много слышала о детях, которые после наркоза на время переставали говорить или ходить. Есть знакомый ребенок, у которого после этой операции даже было ухудшение. Я помню, как Саша выходила как-то из наркоза, и больше не хочу этого видеть. Эти полтора часа, пока ей делали операцию (это было жизненно необходимо), и потом, пока она отходила от наркоза, я думала, что сойду с ума. Она лежала после операции и говорила какие-то вещи, как взрослый человек. Она лежит, у нее завязаны глаза, и она говорит: "Мама, мне больно. Мне больно, больно, сделай хоть что-нибудь…" Она это повторяет и не плачет. Я бегаю по всей больнице, прошу:
- Сделайте что-нибудь!
А мне говорят:
- Да что вы, ей не может быть больно, эта операция безболезненная!
Я подняла на уши всю больницу. К тому моменту я знала чуть ли не всех медиков в нашем городе, кто работает с этими детьми, поэтому я позвонила знакомому врачу, он приехал, и только после этого Саше сделали обезболивающий укол. Я думала, что поседею. Говорят, некоторые дети выходят из наркоза спокойно, а моя… Этот взрослый, охрипший голос… Нет, больше я этого не хочу. Я не понимаю, как люди отдают своих детей на операции.
Незрячие дети в поисках друг друга
Я начала искать какие-то структуры, которые могли бы помочь нам с Сашей в воспитании и образовании, стала выписывать литературу, читать, учиться общаться с собственным ребенком.
Я прошла все существующие инстанции, занимающиеся детьми, подобными Сашеньке. Начали мы, наверное, как и все, с Всероссийского общества слепых, где нам доходчиво объяснили, что дети до восемнадцати лет не являются членами этого общества, несмотря на то, что они слепые. Я открыла справочник, начала искать организации, в которых можно получить хоть какую-нибудь информацию по развитию таких детей. Мне очень помогла библиотека для незрячих. Я нашла Институт коррекционной педагогики, но они с детьми до трех лет не занимаются - там проходят консультативные занятия, и ничего больше. Я ходила во всевозможные инстанции, в департамент образования… И узнала такую странную вещь: незрячими детьми практически никто не занимается. В магазинах нет почти никакой литературы. Было очень сложно, потому что отсутствовала информация. Если для обычных детей есть огромное количество методик, которые позволяют с ними работать чуть ли не с нуля, то найти что-то по обучению и развитию незрячих детей пр актически нереально. В четыре с половиной года мы начали ездить на занятия в Институт коррекционной педагогики, там всего раз в неделю проходят занятия, но мы были рады и этому.
Потом случайно, через десятые руки, мы вышли на Центр реабилитации незрячих детей и их родителей "Я и МАМА". Если бы этого не случилось, я не знаю, что бы мы делали. И до этого я даже не общалась с матерями, у которых подобная ситуация. Как я ни пыталась в поликлинике и в собесе узнать, есть ли еще в нашем округе незрячие детишки, чтобы нам, матерям, пообщаться, помочь друг другу, мне не давали никакой информации: мы, дескать, на это не уполномочены. Я не могу этого понять. Ведь для нас это общение очень-очень важно. В "Я и МАМА" мы начали общаться - и матери, и дети. Нашим детям важно такое общение, потому что они практически не контактируют с другими детьми. Когда Саша была маленькой, мы переехали и начали выходить гулять. Дети тянутся друг к другу, начинают общаться. Но я до сих пор совершенно искренне не могу понять, почему, как только мамы узнали, что мой ребенок незрячий, они стали деликатно, но твердо уводить в сторону своих детей, будто Саша была заразной? Поэтому моя дочка, пока не пошла в специальный детский садик и пока мы не попали в "Я и МАМА", росла практически одна. Но, когда она начала общаться, у нее стала активно развиваться речь - ребенок как бы вышел в люди и перестал сидеть в своей клеточке.
Нам, матерям, это тоже очень важно, потому что мы все живем наедине со своей болью и дели ее только с самыми близкими людьми. А хочется поговорить еще с кем-то, кто понимает твою проблему как свою собственную.
Я и дочь: учимся жить
Мы занимались дома. Тогда еще я совсем не знала, что надо делать, как делать. Я изначально стояла на позиции природы - чтобы ребенок с помощью запахов и на ощупь познавал окружающий его мир. Я учила Сашу слушать дождь и нюхать землю, различать на ощупь кору разных деревьев. Я учила ее чувствовать радостью И уже потом, обучаясь сама с помощью специальной литературы, я поняла, что интуитивно все делала правильно. Мне очень хотелось, чтобы она чувствовала себя полноценной - не в смысле зрения (она все равно видит этот мир, хоть и по-своему), а в смысле чувств, - мне кажется, что чем раньше ребенок осознает эмоциональную окраску мира, тем более яркой личностью он вырастает. Когда мы с ней играли, я завязывала себе глаза, чтобы понять, как она видит окружающий мир.
Тогда, когда я еще только встала на этот путь, было намного сложнее: незрячих детишек не принимали в обычные детские сады, существовал только один специальный детский садик для таких детей, их везли со все Москвы, и этого было чудовищно мало… Я туда звонила, но мне быстро объяснили, что попасть к ним нереально, потому что они берут в первую очередь детей - жителей округа, где находится садик, так что нам это даже не светило. "Может быть, потом, года через два-три, когда подойдет ваша очередь…" Затем, немного позже, в обычных детских садах стали создавать группы кратковременного пребывания для незрячих детей, но детские сады вовсю противились этому. Сколько я слышала историй о том, что ребенка приводят в садик, а там оказывается, что у них нет мест, нет воспитателя, некому работать и вообще они таких детей не берут. Потом начинаются вопросы: "А почему вы хотите именно к нам?" Как правило, навстречу идут в том случае, если сами руководители детских садов имеют в семье ребенка-и нвалида и понимают, как нам тяжело…
А вот в моем случае было так. Я пришла в детский сад в нашем округе, и мне заведующая объяснила, что они не могут открыть группу для одного ребенка, и я должна идти в другой округ. Я отправилась туда, на что мне сказали: "Вы не из нашего округа, мы вас не возьмем, идите в РОНО". Я пошла в РОНО, сказала, что есть постановление, согласно которому моего ребенка обязаны взять, мне сказали: "Хорошо, мы даем вам путевку в детский сад вашего округа". В моем детском саду заведующая снова сказала, что для одного ребенка группу создавать не будут. А потом я вдруг услышала, что они бы и рады, что к ним приходили и другие родители, но у них совершенно нет денег… например, совершенно не на что купить жизненно необходимый в детском садике компьютер. Делать было нечего. Мы объединились с другими родителями, я заняла денег, и мы купили компьютер. Когда мы привезли его в детский сад, заведующая встретила нас, как родных:
- Куда же вы пропали? Мы подобрали для вас воспитателя!
Сейчас Саша ходит в садик. Она очень довольна. Там они общаются и с обычными детьми, как она говорит - "ходим в гости к детям". Благодаря тому, что рядом нет родителей, которые уводят своих детей от наших, общение между детьми наладилось, они совершенно замечательно вместе играют, гуляют, занимаются. По сравнению с обычными детьми наши малыши совсем другие - разумные, более взрослые. Они не бегают, не прыгают, им больше нравится посидеть, поговорить.
Сейчас она учиться читать по системе Брайля, пальцами, и иногда, как и все дети, совершенно не хочет заниматься. И тогда она отодвигает книгу в сердцах говорит мне: "Лучше бы я видела!" На что я ей говорю: "Конечно, лучше, Сашенька, но то, что ты не видишь, это же не патология! Тысячи людей не видят и живут! Надо за себя бороться".
Она у меня еще совсем маленькая, но я все равно говорю эти слова, потому что она должна с самого раннего возраста их слышать… Я объясняю Саше: "Мы смотрим глазами, а ты смотришь руками. И этим мы с тобой отличаемся".
Поэтому, когда мы идем, например, на какую-нибудь выставку, она мне говорит: "Я не вижу руками, я хочу посмотреть, я не вижу!" Меня это ставит в тупик, потому что я не могу ей объяснить, что где-то что-то трогать нельзя. Но меня радует другое: для нее не составляет труда попросить помощи, и это очень важно. Она может сказать в магазине: "Извините, я не вижу, помогите мне, пожалуйста". Это произошло, когда мы начали ходить в детский садик, и она стала общаться. К ней пришло осознание того, что на видит по-другому. И она научилась просить помощи и не стесняться этого.
Моя цель: "уйти спокойно"
…Иногда, конечно, на меня что-то накатывает, и я снова думаю: почему я? Но через несколько секунд это проходит, и я понимаю, что должна гордиться тем, как я несу свое испытание. Я смотрю на других детей-инвалидов и понимаю, что бывает и хуже. Например, у нас есть знакомая женщина, Вера, у которой сын - инвалид-опорник. Он всю жизнь проведет в коляске. Вера рассказывала мне, что когда они куда-то едут, она видит, как люди отводят глаза. А раньше, когда мальчик был маленьким, мамы на детской площадке доступно объяснили Вере, что они не хотят, чтобы их дети гуляли вместе с Сережей и смотрели "на это уродство". И Вера гуляла с маленьким ребенком… по ночам, когда никто не косился на нее и не уводил детей. Но и она держится, радуется жизни, и Сережа у нее такой же. Я думаю об этом и говорю себе: "Эта женщина не ропщет на судьбу, как же тогда я могу роптать?"
Я знаю, что моя дочь никогда не сможет увидеть то, что вижу я. У нее просто будет другой мир. Я знаю, что я должна буду ее так воспитать, чтобы, когда я буду умирать, я умирала спокойно. Я должна провести ее по жизни и спокойно отпустить, когда я буду уходить. И знать в этот момент, что с ней все будет хорошо.
ЕCЛИ БЫТЬ TAKИM, KAK BCE - TO ЗAЧEM TOГДA БЫТЬ?
Эту тему просматривают: 1 (пользователей: 0 , гостей: 1)
И как мы все понимаем, что быстрый и хороший хостинг стоит денег.
Никакой обязаловки. Всё добровольно. Работаем до пока не свалимся Принимаем: BTС: BC1QACDJYGDDCSA00RP8ZWH3JG5SLL7CLSQNLVGZ5D LTС: LTC1QUN2ASDJUFP0ARCTGVVPU8CD970MJGW32N8RHEY Список поступлений от почётных добровольцев «Простые» переводы в Россию из-за границы - ЖОПА !!! Спасибо за это ... |
18+ |