БЫЛ ЛИ ЕСЕНИН ЗООЛОГИЧЕСКИМ АНТИСЕМИТОМ?
Вопрос об антисемитизме Есенина постоянно де**тируется. Есть ряд литераторов известного рода, которые с пеной у бороды оправдывают поэта, хотя уж в чем-в чем, а в их оправданиях тот не нуждается.
Не нуждается, поскольку антисемитские выходки Есенина вряд ли следствие его выстраданных взглядов на еврейский вопрос. Это следствие растерянности и утраты самоконтроля.
В жизни Есенина было два громких антисемитских скандала и множество мелких.
Вот о них и поговорим.
«Черносотенцем» Есенина окрестили еще в салонах Санкт-Петербурга, когда всплыла его связь с царствующим семейством Романовых (ПРИДВОРНЫЙ ПОЭТ ЕСЕНИН). Но тогда все осталось на уровне салонных шепотков.
Первый большой скандал разразился во время пребывания поэта в Америке, стоило ему с Айседорой Дункан принять приглашение на вечеринку поэта Мани-Лейба. Мани-Лейб переводил есенинские стихи и вообще был мил и предупредителен.
Первым неприятным открытием для Сергея стал факт, что в небольшую квартирку Мани-Лейба набилось много незнакомого народа, жаждущего посмотреть не на русского поэта, а на всемирно известную балерину. И первый выплеск негативной энергии Есенин направил на жену, с русской непосредственностью начав крыть ее матом.
Впрочем, еще до этого он возбужденно продекламировал отрывок из «Страны негодяев», заменив бывшее там слово «еврей» на «жид».
ХОЗЯИН ВЕЧЕРИНКИ МАНИ-ЛЕЙБ (В МИРУ БРАГИНСКИЙ)
Чем дальше вечер, тем сильнее плакать хочется. Судя по мемуарам Левина:
«Есенин сделал попытку выброситься в окно пятого этажа. Его схватили, он боролся.
-Распинайте меня, распинайте меня! — кричал он.
Его связали и уложили на диван. Тогда он стал кричать:
-Жиды, жиды, жиды проклятые!
Мани-Лейб ему говорил:
-Слушай, Сергей, ты ведь знаешь, что это оскорбительное слово, перестань!
Сергей умолк, а потом повернувшись к Мани-Лейбу, снова сказал настойчиво:
-Жид!
Мани-Лейб сказал:
-Если ты не перестанешь, я тебе сейчас дам пощечину.
Есенин снова повторил вызывающе:
-Жид!
Мани-Лейб подошел к нему и шлепнул его ладонью по щеке. …
Есенин в ответ плюнул ему в лицо. Но это разрядило атмосферу. Мани-Лейб выругал его. Есенин полежал некоторое время связанный, успокоился и вдруг почти спокойно заявил:
-Ну, развяжите меня, я поеду домой».
Есенин извинился перед Мани-Лейбом, написав трогательное письмо, которое сделало для слухов, будто поэт подвергался атакам эпилепсии, больше, нежели строки: «Одержимый тяжелой падучей, я душой стал, как желтый скелет». Есенин списывал свое стремное поведение на ту самую болезнь, «которая была у Эдгара По, у Мюссе».
В знак примирения он вручил Мани-Лейбу свой сборник, однако, не удержался, поставив автограф: «Дорогому-другу – жиду Мани-Лейбу».
Слово «жид» Мани-Лейб вычеркнул, едва вышел из отеля.
ЛЮБИМЫЙ ПОЛИТИК ЕСЕНИНА - ЛЕВ ТРОЦКИЙ
Нередко антисемитизм Есенина сопрягается с фамилией Троцкого. Якобы именно его изобразил поэт в «Стране негодяев» под именем Чекистова.
Роман Гуль вспоминает следующее:
«-Не поеду я в Москву... не поеду туда, пока Россией правит Лейба Бронштейн.
-Да что ты, Сережа? Ты что — антисемит? — проговорил Алексеев.
И вдруг Есенин остановился. И с какой-то невероятной злобой, просто с яростью закричал на Алексеева:
-Я — антисемит?! Дурак ты, вот что! Да я тебя, белого, вместе с каким-нибудь евреем зарезать могу... и зарежу... понимаешь ты это? А Лейба Бронштейн — это совсем другое, он правит Россией, а не он должен ей править... Дурак ты, ничего ты этого не понимаешь...
Алексеев старался всячески успокоить его, и вскоре раж Есенина прошел. Идя, он бормотал:
-Никого я не люблю... только детей своих люблю. Люблю. Дочь у меня хорошая... блондинка, топнет ножкой и кричит: я — Есенина!.. Вот какая у меня дочь... Мне бы к детям... а я вот полтора года мотаюсь по этим треклятым заграницам...
-У тебя, Сережа, ведь и сын есть? — сказал я.
-Есть, сына я не люблю... он жид, черный... — мрачно отозвался Есенин.
Такой отзыв о сыне, маленьком мальчике, меня как-то резанул по душе, но я решил «в прения не вступать»...
НИКОЛАЙ КЛЮЕВ
Но именно к Троцкому льнул Сергей Александрович по возвращению из-за границы, отвешивая в его адрес лестные характеристики. У него была надежда продавить через политика издание крестьянского журнала. Порвав с имажинизмом, Есенин собирал новую купницу в виде Клычкова, Орешина, Ганина, Приблудного, Пимена Карпова, выписанного в Москву Клюева.
Именно с этими людьми Галина Бениславская связывала вспышки есенинского антисемитизма, особливо делая акцент на Клюеве и Ганине.
«Клюев с его иезуитской тонкостью преподнес Е. пилюлю с «жидами» (ссылаясь на то, что его, мол, Клюева, они тоже загубили). От Клычковых С. А. не принял, а от Клюева взял и проглотил... … Клюев хорошо учел момент и результаты своего плана и, кроме того, то мутное состояние С. А., когда лишь сумей поднести, а остальное как по маслу пойдет. Старое, из деревни царской России, воспоминание о «жидах», личная обида и неумение разобраться в том, «чья вина» («и ничья непонятна вина»), торгашеская Америка с ее коммерсантами («евреи и там»). … Я несколько раз входила в комнату во время таинственных наше**ываний Клюева, но, конечно, при мне Клюев сейчас же смолкал. При этом Клюев умел только нашептывать другим, сам же ходил «смиренной отроковицей» … Ну так вот, эта отроковица и вызвала тот взрыв, последствием которого был еврейский скандал в пивной, бойкот и суд».
Бениславская имеет в виду вспыхнувший 20 ноября 1923 года «Скандал четырех поэтов».
КЛЫЧКОВ, ОРЕШИН КЛЮЕВ
В этот день Клычков, Орешин, Ганин и Есенин гуляли в пивной под вольные разговоры. К сожалению, их услышал острый на ухо Марк Родкин. Его возмутили пассажи о Троцком и Каменеве, которые поддерживают жидов, тогда как впору переходить к погромам. Родкин вызвал милицию и поэтов сопроводили в отделение. Есенин в свое оправдание сказал, что: во-первых, подслушивать нехорошо; во-вторых, Родкин первым окрестил его мужиком-хамом; в-третьих, слово «жид» не имеет политического оттенка; а в-четвертых, если он, Есенин пьян, то и Родкин ведь нетрезв.
Скандал подхватили газетчики, начав трепать имя Есенина по фельетонам. Мы уже упоминали о «Деле четырех поэтов», рассматривая взаимоотношения Есенина с Демьяном Бедным (ЗА ЧТО СЕРГЕЙ ЕСЕНИН НЕНАВИДЕЛ ДЕМЬЯНА БЕДНОГО). Не будем повторяться, превращая текст в простыню. Заметим только, что на состоявшемся 10 декабря товарищеском суде коллеги защитили поэтов от ретивых журналистских перьев. Особенно симптоматично заступничество литераторов еврейского происхождения. Андрей Соболь сказал: «Я – еврей. Скажу искренно: я еврей-националист. Антисемита я чую за три версты. Есенин, с которым я дружу и близок, для меня родной брат. В душе Есенина нет чувства вражды и ненависти ни к одному народу».
Есенин также отрицал свое плохое отношение к евреям, упирая на то, что был на еврейке женат ("...ДЕТЕЙ ПО СВЕТУ РАСТЕРЯЛ, СВОЮ ЖЕНУ ЛЕГКО ОТДАЛ ДРУГОМУ"), дети у него от еврейки, друзей среди евреев у него куча. Это все говорил трезвый Есенин, но поступки Есенина пьяного после «Дела четырех поэтов», то и дело сруливали в опасное русло. Однако, это был антисемитизм не внутренний, зоологический, а приобретенный.
По словам Бениславской «Дело четырех поэтов» Есенин воспринял как травлю и…
«Вся эта травля у Е. грозила перейти в помешательство. Вспыхнувшее общее негодование он воспринял как организованный поход евреев против него, каждый любопытный взгляд, который он раньше не заметил бы, ему казался враждебным и подозрительным. Мания преследования ясно начала проглядывать из этого кошмарного пьяного бреда. Это бредовое озлобление грозило укрепиться. … Наутро, протрезвившись и слушая рассказы о вчерашнем, он сам недоумевал, откуда же это бралось в нем. В трезвом состоянии второе понятие о евреях, вытеснившее первое — о жидах, главенствовало: «Ведь ничего во мне нет против них. А когда я пьяный, мне кажется бог знает что». И у пьяного в тот период всегда всплывали эти разговоры»
Всегда всплывали эти разговоры…
А разговоры вели к делам…
Уголовным…
10 декабря 1923 года состоялся товарищеский суд, вроде бы поставивший благоприятную точку в «Деле четырех поэтов». А 20 января 1924 Есенин ушел из санатория, где проходил курс лечения и затеял очередную свистопляску с криками «Бей жидов!» и «Жиды продали Россию!».
За погромный призыв был арестован, отпущен под подписку.
9 февраля – новый привод в милицию за драку с неким Семеном Майзелем. Насчет этой драки Есенин показывал: «ко мне подошел какой-то неизвестный мне гражданин и сказал мне, что я известный скандалист Есенин и спросил меня: против я жидов или нет?, на что я выругался послав его по матушке и назвал его провокатором».
23 марта Есенин затеял потасовку на Малой Бронной, обозвав жидами двух братьев Нейманов. Опять милиция, заведенное уголовное дело.
И все это только в пьяном состоянии. Сработал инстинкт, когда ищется виновный в неустройстве, а Есенин образца 1923 – 1925 есть полная неприкаянность: негде жить, не на что жить, незачем жить. Трезвым умом Сергей прекрасно понимал, что евреи в его бедах никаким боком, и в поэзии приходил к верному выводу, кто в случившимся виноват (сам, только сам).
Однако, с собой Есенин ничего уже поделать не мог, и время от времени искал возможность переложить вину с себя хоть на кого-то. Здесь и начинались антисемитские мотивы.
Но как Есенин вообще оказался в таком разломанном состоянии и пытался ли выйти из него?
Об этом мы еще обязательно поговорим.