Биографии

[мудрость]

Жизнь замечательних людей, интересние факты из жизни писателей и артистов. Биографии.

Азнавур Шарль

22 мая 1924





История жизни

..."Ты еврей?" - "Нет, армянин". - "Это как?" - "Долго объяснять". - "Ну, если долго, тогда не надо... А чего это ты в трауре?" - "А так меньше заметно, что одежда не совсем чистая". - "Может, она у тебя и сейчас грязная?" - "Может быть..." Они познакомились в Париже - Пиаф со своей свитой случайно оказалась на одном из концертов Азнавура. Впрочем, "концерт" - это сильно сказано. Только что закончилась война, Шарль вместе со своим другом и аккомпаниатором Пьером Рошем каждый вечер в поисках работы обивали пороги парижских ночных клубов и варьете. Парочка Рош - Азнавур смотрелась более чем забавно: маленький армянин, стремительный и юркий, и долговязый французский аристократ с темпераментом крокодила и помпезностью священника. Иногда им позволяли выйти на сцену, спеть несколько песенок и заработать несколько франков... Иногда получалось продать песню-другую на сторону. Друзья сочиняли их в огромной квартире Роша в центре Парижа. Одна из таких песен - она называлась "Я пьян" - даже стала хитом в исполнении Жоржа Ульмера. И все же денег постоянно не хватало. Жить в оккупации было гораздо легче. Отец Азнавура ушел на фронт добровольцем, и Шарль оказался единственным кормильцем семьи. Пока в город не вошли немцы, он торговал газетами, а потом вполне успешно крутился на черном рынке, сбывая брошенные велосипеды, шоколад, одеколон - за все это солдаты вермахта охотно выкладывали драгоценные рейхсмарки. Даже получив работу в кабаре "Жокей" на Монпарнасе, Шарль не оставил опасного промысла - возвращаясь в голодный Париж с гастролей по провинции, он тайком провозил на продажу в реквизиторских сундуках деревенские продукты. В те дни Шарль часто вспоминал гневную тираду, произнесенную одним влиятельным другом семьи Азнавурян, к которому отец Шарля несколько лет назад обратился с просьбой помочь деньгами на актерскую школу для сына. "Миша, ты с ума сошел! - возмущался тот, расхаживая по кабинету. - Какой театр, слушай! Армяне созданы для коммерции. Если твой Шарль хочет научиться торговать, то я ему помогу. А если он хочет всю жизнь валять дурака и веселиться - Бог свидетель, он не получит от меня ни франка!" В глубине души месье Азнавурян был совершенно согласен со своим состоятельным другом - конечно, торговля стала бы для сына гораздо более надежной перспективой. Впрочем, понимал он и другое: не бывает правил без исключений. Даже среди армян нет-нет да и попадались такие, кто рождался на свет в тот момент, когда бог Меркурий явно находился в отлучке. В справедливости этой мысли Миша Азнавурян убедился на собственном опыте. После революции они с женой решили перебраться в Америку, но застряли в Париже, и, пока решался вопрос с американской визой, Азнавуряны успели, во-первых, отчаянно влюбиться в этот самый легкомысленный город Европы, а во-вторых - родить здесь первенца (регистратор-француз так и не смог правильно выговорить имя Ванаг, поэтому Азнавуряны решили не портить жизнь мальчику и назвали его Шарлем). К тому времени во Францию перебрался и отец Миши, бывший повар царской армии. На политику ему было наплевать - в Париж он примчался исключительно ведомый нежной страстью к некоей очаровательной арийке, к которой, впрочем, довольно скоро поостыл. В ту самую неделю, когда будущий король французского шансона появился на свет, его отец и дед торжественно открыли на Рю де Шампольон, 3, небольшой русский ресторанчик, названный "Кавказским". По замыслу хозяев, заведение это должно было собрать под своей сенью весь цвет русской эмиграции первой волны - тех вельможных князей и графов, что ныне вынуждены скромно зарабатывать на хлеб, крутя баранку парижских такси. "Они водят свои автомобили, как когда-то их слуги управляли тройками", - сочувственно вздыхал сердобольный Миша Азнавурян, мечтая за бокалом вина о тех временах, когда, счастливо расположившись в уютной атмосфере его ресторана, клиенты смогут спокойно наслаждаться блюдами родной кухни и блаженно ностальгировать, вспоминая ушедшие времена. Реальность, однако, внесла в эту хрустальную мечту свои мрачные коррективы. Ресторан действительно был всегда переполнен - но касса, увы, пустовала. Причиной столь странного противоречия стало доброе сердце Миши Азнавуряна. Посетители "Кавказского" - студенты, художники, бесконечные армянские родственники и знакомые хозяев, а также разнообразные попрошайки и пройдохи, которых в Париже конца двадцатых годов было пруд пруди - предпочитали покушать в кредит и даже не думали расплачиваться. "Ничего, когда-нибудь все эти люди придут к нам, чтобы отдать долги и сказать спасибо за то, что мы помогли им в трудную минуту", - не уставал повторять наивный Миша друзьям, упрекавшим его в неуместном простодушии. В общем, все закончилось так, как и должно было: в 1930 году последнее из пяти "Кавказских" заведений Азнавурянов пришлось закрыть. За несколько часов до закрытия в зал вошли два студента-эфиопа из Аддис-Абебы: "Мы пришли, чтобы расплатиться..." "Не стоит, друзья мои, мы все равно уже не работаем", - грустно ответил им Миша Азнавурян. Тем не менее студенты настояли на своем и, отдав деньги, ушли - став, таким образом, единственными из клиентов "Кавказского", кто за шесть лет существования ресторана заплатил по долгам. С тех пор отец Шарля до конца своих дней мечтал уехать в Эфиопию - загадочную страну, где живут такие честные люди... ...Эдит поднялась из-за стола - ее уже изрядно покачивало - и скомандовала: "Ладно, пошли лучше танцевать". Шарль покраснел как рак и вдруг резко, толчком, усадил ее обратно на стул: "А ну-ка, сядь!" Пиаф недоуменно уставилась на молодого нахала. Свита притихла. Шарль неторопливо встал из-за столика, отошел на пару шагов, обернулся к Пиаф и негромко присвистнул - это был уличный ритуал: приглашать на танец мог только парень и только таким образом. Эдит это прекрасно знала - она ведь тоже воспитывалась по этим правилам. "А он ничего, этот малыш, строгий!" - весело заявила Пиаф, обращаясь к своему окружению. Свита услужливо засмеялась. Они танцевали вальс, потом танго, потом снова вальс... "Что ты делаешь сегодня вечером?" - спросила Эдит, хотя на дворе была уже глубокая ночь. "Иду домой, к жене", - честно ответил Азнавур. "О Боже, еще один женатый кретин! Все вы идиоты, - заметила Пиаф, допив свой бокал. - Ну ничего, жена подождет. Ей все равно придется к этому привыкать. Поехали!" Они отправились в очередной ресторан, и эта авантюра закончилась тем, что Азнавуру и Рошу пришлось провести ночь на скамейке в парке - метро уже закрыли, а денег на такси у них не осталось. Шарль ежился под холодным ночным ветерком и думал о словах Эдит, сказанных ему на прощание: "Приходи завтра с утра, поговорим серьезно". И еще о том, что Эдит совсем даже и не красивая. Маленькая, щупленькая, вертлявая... Не примадонна, а черт знает что. Шарль привык относиться к женщинам легко - и всегда следовал усвоенной когда-то нехитрой мудрости: бегать за девушкой - значит попасть к ней в рабство. Он и не бегал - несмотря на свой небольшой рост и хрупкое телосложение, Азнавур тем не менее не мог пожаловаться на отсутствие внимания со стороны прекрасного пола. Трудно сказать, чем это объяснялось- то ли природным обаянием маленького шансонье, то ли пресловутым кавказским темпераментом. Как бы то ни было, недостатка в подружках молодой ловелас не испытывал. Гастроли, не ознаменованные новым романом, считались потерянными. До недавнего времени квартира друга Роша больше походила на дом свиданий, нежели на жилище добропорядочного парижанина. После очередной бурной ночи, пока его друг-аристократ отсыпался в объятиях какой-нибудь милашки, Шарль вставал спозаранку и к обеду уже успевал написать одну-две песни. Теперь же все было по-другому: Шарль уже не принимал участия в ночных загулах на квартире Пьера - он встретил юную Мишлен, очаровательное шестнадцатилетнее создание, и понял, что лучшей кандидатки на роль мадам Азнавур ему, пожалуй, не найти. Несмотря на слабые протесты родителей ("Подождите хотя бы, пока ей исполнится восемнадцать!"), Шарль и Мишлен обвенчались в маленькой парижской церкви (денег не было, но знакомый священник-армянин все устроил: их венчали сразу же после какой-то богатой пары, и в храме осталось достаточно цветов и угощений). Вскоре у них родилась дочь Патриция. Шарль, который отныне считал себя совершенно взрослым и счастливым человеком, да к тому же главой семьи, с утроенной энергией зарабатывал скудные франки, сочиняя песни и обивая пороги ресторанов и варьете в поисках постоянного места. Пиаф предложила им с Рошем выступать в первом отделении своего гастрольного тура. Впрочем, гастроли эти оказались недолгими и промчались как один день. Эдит должна была улетать в Америку. Когда Азнавур, смущаясь и робея, осмелился-таки спросить у Пиаф, не намерена ли она продлить с ними контракт, та удивленно вскинула брови: "Конечно, приезжайте туда ко мне. Я вас жду". Азнавур совсем стушевался и промямлил что-то про отсутствие денег. Заслышав такие слова, Пиаф неожиданно пришла в ярость: "А вы что, разве не мужчины? Трудно заработать на билет? В общем, доберетесь до Америки - тогда и получите работу". Азнавур и Рош еле-еле наскребли денег на два билета в один конец, приехали в Нью-Йорк и принялись искать Эдит. На их несчастье, у Пиаф как раз начался роман с Марселем Серданом - а в такие моменты для Эдит не существовало никого и ничего, кроме возлюбленного. В то время как Азнавур и Рош, высунув языки, бегали по Нью-Йорку, Пиаф, отменив концерты, укатила с Марселем любоваться красотами ниагарского водопада. Вид бушующей водной стихии ее нисколько не вдохновил. "Просто много воды, только и всего", - безразличным тоном произнесла она, ни на секунду не отрывая влюбленных глаз от своего Сердана. Естественно, о таких мелочах, как Азнавур, Пиаф в те дни и не вспоминала. Когда наконец Шарлю и Пьеру удалось дозвониться до нее с Восточного побережья, Эдит рассеянно посоветовала друзьям отправиться в Канаду ("Там, в общем, неплохо принимают французов".), а сама в тот же день укатила с Марселем в Париж. Добираясь до канадской границы, Рош ругался на чем свет стоит и проклинал тот день и час, когда им встретилась "эта безмозглая курица". Шарль выглядел грустным и задумчивым - он все пытался понять: как это его, взрослого и вполне опытного мужика, угораздило вляпаться в такую дурацкую авантюру. Как ни странно, в Канаде Азнавура ждали успех и даже неплохие гонорары. Первое, что он сделал, - сдал на права и приобрел автомобиль. Дебютная поездка закончилась в сугробе, вторую прервал трамвай. Шарль, однако, не унимался: ему казалось, что солидный человек без машины - просто нонсенс. Другим безусловным признаком "солидности" был для Азнавура приличный гардероб. Когда через несколько месяцев он вернулся в Париж и, лучась довольством, предстал пред очами Пиаф (изумрудный пиджак, широченный шелковый галстук с изображением обнаженной красотки), ту чуть удар не хватил. "Ты что, там в цирке работал?" - спросила она Шарля. Азнавур тогда смертельно оскорбился, однако долго сердиться на Эдит он почему-то не мог. "Эдит была чудом, - много лет спустя произнесет Шарль Азнавур. - А чуду невозможно сопротивляться". Он и не сопротивлялся. Тем более что, кроме Эдит, рядом с Азнавуром уже никого не осталось: Пьер Рош встретил в Канаде очередную любовь и не пожелал возвращаться в Париж, Мишлен же, устав от отсутствующего взгляда мужа, заявила Шарлю, что ей все надоело, и подала на развод. Так начался, пожалуй, самый удивительный период в жизни Азнавура: история его странных отношений с Эдит Пиаф. Все вокруг были уверены, что у них роман, - и уже через два-три месяца о Шарле говорили не иначе как о "том парне, который пишет песни и живет с Пиаф". Напрасно Азнавур пытался убедить знакомых, что никакого романа между ними нет, - ему никто не верил. А вскоре Шарль и сам уже отчаялся как-то определить свое чувство к Эдит - слишком болезненное для обычной дружбы, слишком платоническое для обычной страсти. Он поселился в квартире Пиаф, став ее шофером, секретарем и собутыльником в одном лице. Он всегда был неподалеку, выполнял все ее прихоти: в три часа ночи мчался на другой конец Парижа за ее любимыми пирожными, часами выслушивал восторги по поводу очередного любовника... Максимализм Пиаф и завораживал, и бесил. Все, что она делала, было чересчур, ее выходки порой казались абсурдом. Полюбив стейк-тартар, Эдит настаивала, чтобы все ее окружение (во главе с Азнавуром) изо дня в день заказывало именно это блюдо. Когда однажды Жильбер Беко посмел отказаться от "божественного деликатеса", предпочтя ему вульгарного цыпленка, этот "бунт" стоил ему опалы, длившейся до самой смерти Эдит. Посмотрев как-то фильм "Третий человек", Пиаф стала ходить на него каждый день и требовала, чтобы друзья непременно сопровождали ее и восхищались картиной не меньше, чем она сама. Приехав на гастроли в Америку, Эдит тут же отыскала в газете адрес кинотеатра, где крутили "Третьего человека", и приказала всем собираться. В зале Азнавур, не в силах вынести этого зрелища в пятидесятый раз, тихо пробрался на последний ряд, где благополучно задремал и был разбужен громовым возгласом Эдит: "Вы только посмотрите, этот подонок посмел заснуть!" Шарль был строго наказан - отныне Эдит никогда не брала его с собой на просмотры "Третьего человека". Алкоголь Эдит любила так же отчаянно, как и мужчин, - и Шарль, который никогда не отказывал себе в стаканчике доброго вина, отныне начал пить так, словно это вменялось ему в обязанность. Отчасти так оно и было: все привычки Эдит должны были непременно распространяться и на ее друзей. Пиаф давала зарок год не приближаться к спиртному - а наутро Шарль находил ее на кухне в обнимку с бутылкой вина. ("Да, но я говорила, что не буду пить в гостиной, а не на кухне!" - возмущенно парировала она его упреки.) В другой раз после очередного зарока Эдит шла в ресторан и заказывала себе дыню в портвейне. ("А кто, скажи мне на милость, ест дыню без портвейна?!") Когда порция была съедена, Эдит с сомнением посмотрела на оставшиеся полбутылки порто и подозвала гарсона: "Ваша дыня чудесна! Я, пожалуй, закажу еще!" Во время гастролей в Нью-Йорке Шарлю приходилось несколько раз меняться с Эдит номерами в отеле - Пиаф жаловалась, что небоскребы за окном предательски раскачиваются и не дают ей уснуть. Да, она действительно могла делать с ним все что угодно. Иногда Шарлю казалось, что Эдит просто не замечает его, что для нее он просто лицо из свиты, не больше. В такие дни ему хотелось послать все к черту и выбраться из этого морока. Однако наутро Азнавур снова слышал, как Пиаф звала его, и, словно преданный оруженосец, безропотно шел выполнять очередной глупый каприз. "Шарль, у тебя ужасный нос!" От неожиданности Азнавур чуть было не поперхнулся глотком вина. Они ужинали в каком-то ресторанчике - он, Эдит, ее новый возлюбленный Эдди Константэн и еще парочка знакомых. И, как всегда, мысль, пришедшая в голову Эдит, была более чем неожиданна. "Да-да, такой нос решительно никуда не годится - он чересчур длинный. С этим надо срочно что-то делать". Кто-то за столом сказал, что знает отличного пластического хирурга. "Решено, - заявила Эдит и, прежде чем Шарль успел вымолвить хоть слово в защиту своего злосчастного носа, тут же распорядилась связаться с врачом и записать Азнавура на прием. Шарль послушно явился к хирургу и дал согласие на операцию. За день до нее Эдит решила отпраздновать прощание с длинным носом. Компания пила и гуляла до шести утра. Когда до операции оставалось каких-нибудь два часа, Пиаф вдруг взглянула на Шарля и произнесла задумчиво: "Ты знаешь, а с другой стороны, может, он и ничего, твой нос..." Азнавур лишь плюнул в сердцах и поплелся на операцию - проклиная себя, Пиаф и весь этот идиотский мир. ...Он пытался сбежать. Конечно, в том, что это было бегством от Эдит, Шарль не признавался даже самому себе - просто надо наконец всерьез заняться собственной карьерой, просто подвернулся удачный контракт в Канаде... Азнавур снова выступает в ночных клубах, дела мало-помалу начинают идти на лад. Однако стоит ему получить телеграмму от Эдит ("Немедленно приезжай. Без тебя я не могу выйти замуж! Пиаф".), как Шарль, словно под гипнозом, стремглав мчится в Париж, где счастливая Пиаф проводит дни и ночи в объятиях своего нового возлюбленного, Жака Пиллса. Он даже пытался жениться - кто-то из приятелей познакомил Шарля с молоденькой, чертовски милой провинциальной певичкой Эвелиной, и Шарлю в тот момент показалось, что уютный дом и любящая жена помогут ему выплыть из этого безумного водоворота под названием "жизнь рядом с Пиаф". Увы, план был обречен - скоропалительный брак не привнес в его жизнь ничего, кроме скандалов и нервотрепки, и, убегая по вечерам из ставшего ненавистным дома, Шарль снова и снова возвращался к Пиаф - они напивались и сидели молча за плотно задернутыми шторами ночь напролет... Шарль уже и не помнил точно, когда именно он решил уйти от Эдит - то ли после одного из таких вечеров с его ароматом тоски и безысходности, то ли после того концерта, где Пиаф должна была выступить вместе с Пиллсом. Зал был переполнен, до начала оставались считанные минуты, но ни Эдит, ни Жак не появлялись. Они приехали изрядно опоздав. Едва взглянув на державшуюся за стенку Пиаф ("Там подавали такое вино... И мы... э-э-э... просто залились им до краев!.."), Шарль понял, что концерт придется отменять. Ему ничего не оставалось, как выйти на сцену и исполнить парочку песен. ("Пошел вон! Давай Пиаф!") После этого Шарль скрылся за кулисами, чтобы проверить, не оклемались ли Эдит и Жак. Какое там! Шарль вернулся на сцену и попытался рассказать что-нибудь смешное... ("Уберите этого идиота! Мы хотим Эдит!!!") Наконец Пиаф кое-как привели в чувство и она появилась перед публикой. Она пела совершеннейшую абракадабру, но зрители были в таком восторге, что ничего не замечали. "Если они поймут, что она спьяну путает слова, - ставлю всем выпивку", - пообещал за кулисами Шарль, ни к кому особо не обращаясь. Пиаф мужественно простояла три песни, после чего оступилась и рухнула на сцену. ("Глядите, да она же пьяна в стельку!") Шарлю вновь пришлось выйти из-за кулис и объяснять публике, что Эдит Пиаф внезапно плохо себя почувствовала. Публика яростно выла. В Азнавура из зала летел всякий мусор. Наверное, именно в тот вечер он решил, что с него и в самом деле довольно. После того как на следующий день Шарль вывез свои нехитрые пожитки из квартиры Эдит, весь Париж гудел, что Пиаф просто выставила его вон. Друзья испарились в мгновение ока, все двери шоу-бизнеса враз оказались плотно закрытыми. ("Армяне неплохие коммерсанты. Может быть, месье Азнавур, вам лучше подумать о карьере кассира?") Для того чтобы подписать первый сольный контракт в каком-то захудалом парижском клубе, Шарлю потребовался целый год и бог знает сколько нервов. Он снова стал бедным начинающим певцом. ...Северная Африка, контракт с "Мулен Руж", выступление в парижской "Олимпии", страшная автокатастрофа, многие месяцы, проведенные в гипсе, возвращение на сцену, мировая слава и успех... Постепенно, год за годом, Азнавур доказывал себе и остальным, что он на что-то способен. Те, кто пару лет назад злословили на его счет, теперь принялись отчаянно набиваться в друзья. У него, как и у Пиаф, появилась собственная свита. Шарль прекрасно помнил слова Эдит, сказанные ему когда-то: "Запомни, бродяга, если у тебя начинают просить в долг, а то и откровенно грабят - значит, ты на правильном пути" - и не удивлялся возникавшим то и дело вокруг него бесчисленным бедным родственникам и несчастным друзьям детства. Азнавура уже знал весь мир, но для него это было весьма слабым утешением. Как и много лет назад, Шарль опять стал чувствовать себя маленьким армянским бродягой - одиноким и несчастным. Отношения с Эвелиной испортились окончательно, и Шарль вскоре развелся. Он пытался кутить, как встарь, но переживать утреннее похмелье становилось все тяжелее, а незнакомые барышни, которых он обнаруживал по утрам в своей постели, вызывали лишь раздражение. Стремительный и страстный роман с юной Лайзой Миннелли не привел ни к чему определенному, и они предпочли остаться хорошими друзьями - Лайза была слишком похожа на Эдит, и Шарль испугался, что второй раз окунуться в это безумие будет для него гибельно. 11 декабря 19б3 года умерла Эдит Пиаф. Они редко общались в последние годы, Эдит была очень плоха, и вряд ли весть о ее смерти стала для кого-то большой неожиданностью. И все же Азнавур искренне оплакивал ее, а вместе с ней и ту часть своей жизни, которая ушла вместе с Эдит и уже никогда не вернется. Через год после смерти Пиаф он женился в третий и последний раз, совершенно случайно познакомившись в компании друзей с белокурой скандинавкой по имени Улла. Это было забавно - Шарль отдыхал в Сен-Тропе и полушутя пожаловался своему другу Теду Лапидусу на то, что ему, старому больному человеку, приходится выходить в свет, чтобы найти себе подружку. "Тебе просто нужно жениться, - засмеялся Лапидус. И, окинув взглядом их компанию, указал на миловидную блондинку, приятельницу своей подруги: - Да вот хоть и на ней! Замечательная девушка, по-моему". Шарль посмотрел в сторону Уллы, немного подумал и решил, что, наверное, Тед прав. Действительно, почему бы и нет... Они вместе уже тридцать пять лет. Азнавуры переехали в Швейцарию, и Шарль купил там хороший дом в тихой деревеньке над Женевским озером. Улла родила ему троих детей - Катю, Мишу и Николая. Шарль ни о чем не жалеет - он просто живет, наслаждается покоем и поет свои песни о любви и одиночестве... Когда-то, миллион лет назад, в совсем другой жизни Пиаф однажды обняла его за шею и прошептала: "Не волнуйся, маленький мой бродяга, нам с тобой суждено закончить жизнь вместе. Это уж точно..." И порой, вспоминая тот давний вечер, Шарль с грустной улыбкой думал о том, что Эдит, как всегда, оказалась права.

источник
http://www.tonnel.ru/?l=gzl&uid=235

[мудрость]

Перро Шарль

12 января 1628 года - 16 мая 1703 года



История жизни

Однажды в Люксембургский сад в Париже пришли два мальчика. Дело было утром в будний день. Это были два ученика коллежа Бовэ. Одного из них, Шарля, прогнали с урока, второй, Борэн, последовал за приятелем. Мальчишки уселись на скамейку и стали обсуждать сложившееся положение — как быть дальше. Одно они знали точно: в надоевший коллеж они не вернутся ни за что. Но учиться надо. Это Шарль с детства слышал от отца, который был адвокатом Парижского Парламента. Да и мать у него была образованная женщина, она сама учила сыновей читать и писать. Когда Шарль в восемь с половиной лет поступил в коллеж, отец ежедневно проверял уроки, он очень уважал книги, учение, литературу. Но только дома, с отцом и братьями можно было спорить, отстаивать свою точку зрения, а в коллеже требовалось зубрить, нужно было лишь повторять за учителем, и уж не дай бог спорить с ним. За эти споры Шарля и выгнали с урока.
Нет, больше в опостылевший коллеж ни ногой! А как же образование? Мальчики ломали головы и решили: будем учиться сами. Тут же в Люксембургском саду они составили распорядок и со следующего дня начали его осуществление.
Борэн приходил к Шарлю в 8 утра, они вместе занимались до 11, затем обедали, отдыхали и снова учились с 3 до 5. Мальчики вместе читали античных авторов, изучали историю Франции, учили греческий и латынь, словом, те предметы, которые они проходили бы и в коллеже.
"Если я что-нибудь знаю, — писал Шарль через много лет, — я обязан этому исключительно этим трем или четырем годам учения".
Что стало со вторым мальчиком по имени Борэн, мы не знаем, но имя его друга известно сейчас каждому — звали его Шарль Перро. А история, которую вы сейчас узнали, произошла в 1641 году, при Людовике XIV, "короле-солнце" во времена завитых париков и мушкетеров. Именно тогда жил тот, кого мы знаем как великого сказочника. Правда, сам он себя сказочником не считал, и сидя с другом в Люксембургском саду, даже не помышлял о таких пустяках.
Родился Шарль Перро 12 января 1628 года. Он не был дворянином, но отец, как мы знаем, стремился дать всем своим сыновьям (их у него было четверо) хорошее образование. Двое из четверых стали по-настоящему знаменитыми: во-первых, старший — Клод Перро, который прославился как архитектор (он, кстати, автор Восточного фасада Лувра). Второй знаменитостью в семье Перро стал самый младший — Шарль. Он писал стихи: оды, поэмы, очень многочисленные, торжественные и длинные. Сейчас мало кто помнит о них. Но позднее он особенно прославился как глава партии "новых" во время нашумевшего в свое время спора "древних" и "новых".
Суть этого спора была вот в чем. В XVII веке еще царило мнение, что древние писатели, поэты и ученые создали самые совершенные, самые лучшие произведения. "Новые", то есть современники Перро, могут лишь подражать древним, все равно они не способны создать ничего лучше. Главное для поэта, драматурга, ученого — это стремление быть похожим на древних. Основной противник Перро поэт Никола Буало даже написал трактат "Поэтическое искусство", в котором установил "законы", как писать каждое произведение, чтобы все было в точности как у древних писателей. Вот против этого и стал возражать отчаянный спорщик Шарль Перро.
Почему мы должны подражать древним? — удивлялся он. Разве современные авторы: Корнель, Мольер, Сервантес хуже? Зачем цитировать Аристотеля в каждом ученом сочинении? Разве ниже его Галилей, Паскаль, Коперник? Ведь взгляды Аристотеля давно устарели, он не знал, например, о кровообращении у людей и животных, не знал о движении планет вокруг Солнца.
"За что так уважать древних? — писал Перро. — Только за древность? Мы сами — древние, потому что в наше время мир стал старше, у нас больше опыта". Обо всем этом Перро написал трактат "Сравнение древних и современных". Это вызвало бурю возмущения у тех, кто считал, что авторитет греков и римлян непоколебим. Тут-то Перро и припомнили, что он — самоучка, стали обвинять его в том, что он критикует древних потому лишь, что не знаком с ними, не читал, не знает ни греческого, ни латыни. Это однако было совсем не так.
Чтобы доказать, что его современники ничем не хуже, Перро выпустил огромный том "Знаменитые люди Франции XVII столетия", здесь он собрал более ста биографий знаменитых ученых, поэтов, историков, хирургов, художников. Он хотел, чтобы люди не вздыхали — ах, прошли золотые времена древности, — а наоборот, гордились своим веком, своими современниками. Так и остался бы Перро в истории только как глава партии "новых", но...
Но вот наступил 1696 год, и в журнале "Галантный Меркурий" без подписи появилась сказка "Спящая красавица". А на следующий год в Париже и одновременно в Гааге, столице Голландии, вышла книжка "Сказки матушки Гусыни". Книга была небольшая, с простенькими картинками. И вдруг — невероятный успех!
Сказки Шарль Перро, конечно, выдумал не сам, одни он помнил с детства, другие узнал в течение жизни, ведь когда он сел за сказки, ему было уже 65 лет. Но он не просто записал их, но сам оказался отличным рассказчиком. Как настоящий сказочник, он сделал их ужасно современными. Хотите узнать, какая мода была в 1697 году — прочтите "Золушку": сестры, собираясь на бал, одеваются по самой последней моде. А дворец, в котором заснула Спящая красавица. — по описанию точь-в-точь Версаль!
То же самое и язык — все люди в сказках говорят так, как говорили бы и в жизни: дровосек и его жена, родители Мальчика с пальчик говорят, как простые люди, а принцессы, как и подобает принцессам. Помните, Спящая красавица восклицает, увидев разбудившего ее принца:
"Ах, это вы, принц? Вы заставили себя ждать!"
Они волшебные и реалистические одновременно, эти сказки. И герои их действуют, как вполне живые люди. Кот в сапогах — настоящий ловкий парень из народа, который благодаря собственной хитрости и находчивости не только устраивает судьбу своего хозяина, но и сам становится "важной особой". "Он больше не ловит мышей, разве только иногда, для развлечения". Мальчик с пальчик тоже вполне практично не забывает в последний момент вытащить у Людоеда из кармана мешок с золотом, и так спасает от голодной смерти своих братьев и родителей.
Перро рассказывает увлекательно — от сказки, от любой, будь то "Золушка", "Спящая красавица" или "Красная Шапочка", невозможно оторваться, пока не дочитаешь или не дослушаешь до самого конца. Еще бы, действие развивается стремительно, все время хочется узнать — что же будет дальше? Вот Синяя Борода требует жену на расправу, несчастная женщина кричит сестре: "Анна, сестра моя Анна, ты ничего не видишь?" Жестокий мстительный муж уже схватил ее за волосы, занес над ней свою страшную саблю. "Ах, — восклицает сестра. — Это наши братья. Я подаю им знак, чтобы они торопились!" Скорее, скорее, — волнуемся мы. В самый последний момент все кончается хорошо.
И так каждая сказка, ни одна из них не оставляет читателя равнодушным. В том, наверно, и заключается секрет удивительных сказок Перро. После того как они появились, стали выходить многочисленные подражания, их писали все, даже светские дамы, но ни одна из этих книг не дожила до наших дней. А "Сказки матушки Гусыни" живут, они переведены на все языки мира, знакомы в каждом уголке земли.
На русском языке сказки Перро впервые вышли в Москве в 1768 году под названием "Сказки о волшебницах с нравоучениями", причем озаглавлены они были вот так: "Сказка о девочке с красненькой шапочкой", "Сказка о некотором человеке с синей бородой", "Сказка о батюшке котике в шпорах и сапогах", "Сказка о спящей в лесу красавице" и так далее. Потом появились новые переводы, выходили они в 1805 и 1825 годах. Скоро русские дети, также как и их сверстники в других. странах, узнали о приключениях Мальчика с пальчик, Золушки и Кота в сапогах. И сейчас нет в нашей стране человека, который не слышал бы о Красной Шапочке или о Спящей красавице.
Мог ли думать прославленный в свое время поэт, академик, что его имя обессмертят не длинные поэмы, торжественные оды и ученые трактаты, а тоненькая книжка сказок. Все забудется, а она останется жить в веках. Потому что ее персонажи стали друзьями всехз детей, — любимые герои замечательных сказок Шарля Перро.

Е. Перехвальская
Опубликовано в журнале "Костер" за август 1988 года.

[мудрость]

Уайлд Оскар

16 октября 1854 года — 30 ноября 1900 года



История жизни

Уайлд родился в Дублине. Его родители были весьма эксцентричными людьми. Мать мечтала, чтобы у нее родилась дочь. Когда же родился второй сын, Оскар Фингал О'Флагерти Уиллз Уайлд, она стала одевать его в девичью одежду.
Уайлд был высоким элегантным и красивым юношей. Он начал учиться в Оксфорде, где и сформировались его неподражаемое остроумие, изящные манеры и своеобразный стиль одежды. Вскоре после окончания университета Уайлд стал любимцем лондонского общества. Он был дорогим гостем на любой вечеринке и во всех салонах, и его буквально заваливали приглашениями. Один из его современников написал: "Он был, без преувеличения, самым великолепным собеседником, которого я встречал в своей жизни... Никто не мог затмить его в любой компании. В его присутствии вообще ни на кого больше не обращали никакого внимания". Уайлд зарабатывал себе на жизнь тем, что писал рецензии на книги и произведения искусства, а также чтением лекций в Англии и Америке. Затем он стал писать комедийные произведения и добился на этом поприще огромного успеха. Он был экстравагантен, щедр, скандален и, самое главное, счастлив. История его падения звучит сегодня просто невероятно и по сей день остается одной из самых знаменитых литературных катастроф.
В молодости Уайлд был однозначно гетеросексуален. Гомосексуализм его даже слегка шокировал. Первой его любовью была Флорри Бэлкум, с которой он познакомился, когда ему было 21 год. Сердце его было разбито, когда она решила выйти замуж за Брэма Стокера, автора "Дракулы". Через несколько дней Уайлд безуспешно пытался ухаживать за красавицей-актрисой Лилли Лангтри, которая была тогда замужем. В молодости Уайлда было еще несколько увлечений. Кроме этого, он иногда пользовался услугами проституток. Однажды вечером он объявил своему другу Роберту Шерарду о том, что его зовут страсти, и вышел из дома. На следующее утро, встретив Шерарда, Уайлд сказал: "Какие же мы все же животные, Роберт". Когда Шерард сказал, что очень опасался того; что Уайлда могли ограбить, тот лишь ответил: "Им отдают все, что есть в этот момент в карманах".
В 1881 году Оскар познакомился с Констанцией Ллойд, красивой и ласковой девушкой, за которой стал пылко ухаживать и которой стал писать страстные поэтические письма. Они были безумно влюблены друг в друга и поженились в 1884 году. Медовый месяц провели в Париже. В течение нескольких следующих лет Оскар и Констанция горячо любили друг друга. У них родилось два сына, которых они назвали Сирил и Вивиан. Оскар обожал своих детей, но был совершенно не приспособлен к повседневной мирной семейной жизни.
До сих пор не ясно, что именно заставило Уайлда стать гомосексуалистом. Еще в Оксфорде, вероятно, он заболел сифилисом после очередной сексуальной связи с проституткой. В то время эту болезнь лечили ртутью. (Это, в частности, вызывало сильное изменение цвета зубов, от чего Уайлд явно страдал). Перед тем, как Уайлд сделал предложение Констанции, он прошел медицинское обследование. Врачи заверили его в том, что он полностью излечился от своей болезни. Через два года он обнаружил ее рецидивы. Он прекратил сексуальные отношения с Констанцией и стал прибегать к услугам лиц мужского пола. Роберт Росс, который сохранил свою преданность Уайлду до конца его жизни, как-то похвастался, что был "первым мальчиком" Оскара, когда ему было 17 лет, а Уайлду 32. Тем не менее, лишь в 1891 году Уайлд познакомился с 22-летним аристократом лордом Альфредом Дугласом, которого члены семьи и друзья называли "Бози" и которому суждено было стать самой большой любовью в жизни Уайлда. Это была любовь с первого взгляда. Бози был на 16 лет младше Оскара, поэтом из известной семьи, очень красивый, страстный, импульсивный и гордый молодой человек. Короче говоря, он обладал всеми качествами, которыми Уайлд восхищался. Они оба обожали роскошь. Началась их бурная дружба, и они стали неразлучны. Бози поначалу понравился даже Констанции. Позже Бози признался, что он всегда старался свести сексуальные отношения с Уайлдом к минимуму. Вначале он вообще никак не реагировал на его ухаживания, и это продолжалось целых полгода. Когда же их отношения, наконец, стали интимными, секс был, в основном, оральным. Бози написал: "Уайлд относился ко мне, как, скажем, юноша может относиться к молодому мужчине". Бози был столь сдержан; вероятно потому, что сам предпочитал иметь дело с мальчиками. Доказательством этого является история об их совместной поездке в Алжир. В той же самой гостинице, где остановились Уайлд и Бози, жил тогда и Андре Жид, который вот уже в течение 5 лет безуспешно пытался бороться со своей гомосексуальностью. При первой же встрече с Андре Бози сказал: "Мне кажется, Вы такой же, как я. Я боюсь женщин. Мне нравятся только мальчики". В тот же день Жид оказался вместе с Уайлдом и Бози в публичном доме для гомосексуалистов, а вечером Уайлд нашел ему партнера-мальчика. Падение Андре Жида было полным. Когда поездка друзей-любовников по Алжиру подходила к концу, Бози купил себе мальчика в одной арабской семье и собирался взять его с собой в Англию. Парень, однако, сбежал от него, увлекшись какой-то девушкой. В Лондоне Уайлд и Бози познакомились с Алфредом Тейлором, полупрофессионалом сутенером, который в своем доме предпочитал носить женскую одежду. Он стал поставлять Уайлду мальчиков — мелких клерков, лакеев, продавцов газет, безработных. Те с радостью предоставляли (за хорошую плату) свои услуги, и вдобавок, совершенно неожиданно для себя, вдруг оказывались в самых дорогих ресторанах Лондона, куда их любил водить Уайлд. Они пили там шампанское, а Уайлд их всегда еще и щедро одаривал.
Вокруг имени Уайлда и Бози ходили всякие слухи и сплетни, но все, вероятно, закончилось бы тихо, если бы в дело не вмешался отец Бози, восьмой маркиз Куинсберри. Сексуальные пристрастия его сына, о которых он был прекрасно осведомлен, привели его в ярость. Кульминацией его злобы стала знаменитая открытка, которую он послал в клуб, членом которого был Уайлд. На открытке было написано только три слова: "Оскару Уайлду, гомосексуалисту".' Уайлд был разъярен, и его злость толкнула его на необдуманный поступок. Он подал в суд на Куинсберри, обвинив его в клевете. К огромному удивлению всего суда выяснилось, однако, что Куинсберри великолепно подготовился к процессу. Он нанял целую команду частных детективов и платных информаторов и с их помощью разыскал многих из тех юношей, с которыми Уайлд познакомился через Тейлора. Когда стало ясно, что эти юноши в любой момент могут выступить в суде, обвинитель отказался от дальнейшего ведения дела, и маркиз был полностью оправдан. Друзья Оскара умоляли его срочно покинуть Англию, но он отказался сделать это. Не прошло и месяца, как Уайлд был арестован. Теперь уже Куинсберри подал на него в суд, представив доказательства его сексуальной извращенности. Сутенер Тейлор тоже был арестован, но отказался дать показания против Оскара Уайлда. В ходе второго судебного разбирательства, одного из самых сенсационных в английской истории, Уайлд был полон самообладания и выступал, как всегда, очень остроумно. Этого оказалось недостаточно. Один за другим в суде появлялись мальчики и юноши, которые давали такие, например, показания: "Уайлд попросил меня представить себе, что я — женщина, а он — мой любовник... Обычно я сидел у него на коленях, а он ласкал меня, как если бы я был девушкой... Два или три раза он просил меня, чтобы я разрешил ему вставить "это" в мой рот, но я всегда отказывался..." В ходе процесса выяснилось, что интимные отношения практически всегда заканчивались взаимной мастурбацией и феллатио. Активной стороной при этом был всегда Уайлд. (Одному из своих друзей он сказал, что это дает ему необходимое вдохновение). Активный сексуальный акт практически никогда не совершался. Уайлд был вынужден защищать и некоторые свои литературные произведения, например, "Портрет Дориана Грея", поскольку в них тоже был найден некий гомосексуальный подтекст. В этой связи он выступил в процессе со своей знаменитой речью "Любовь, которая не смеет назвать своего имени" (строка из одного из стихотворений Бози), которая была такой прочувствованной, что была встречена аплодисментами. Суд присяжных не смог принять решение. Дело отложили до третьего процесса. Оказавшись на свободе, Уайлд опять отказался бежать из страны. Третий процесс завершился для Уайлда трагически: и он, и Тейлор были приговорены к двум годам каторжных работ, что было максимальным наказанием по действующему в то время законодательству. Условия тюремного заключения в Англии в те времена были тяжелыми. Ужасы тюрьмы сказались на психическом здоровье Уайлда. В тюрьме он отрекся от Бози, обвинив его в том, что именно тот привел его к падению. Бози, несмотря ни на что, все это время оставался верным своему попавшему в беду другу, в отличие от всех остальных друзей Уайлда. Бози написал: "Хоть он и в тюрьме, он по-прежнему остается судом, присяжными и судьей всей моей жизни".
После выхода на свободу Уайлд, разбитый и морально, и физически, не стал возвращаться в Англию. Под именем Себастьян Мелмот он жил сначала во Франции, а затем перебрался в Италию. Констанция Уайлд, с одной стороны, и семья Бози и его многочисленные друзья, с другой стороны, сделали все, чтобы Бози и Уайлд никогда больше не встретились, но их дружба и любовь обошли все преграды. На протяжении трех последних лет жизни Уайлда Бози был частым гостем в его доме. Они оба вновь вернулись к своим старым и любимым развлечениям и опять стали общаться с мальчиками.
Когда Оскар Уайлд жил во Франции, он честно попытался однажды исправиться и встать на путь истинный. Поэт Эрнст Доусон взял его с собой в публичный дом в надежде, что у него появятся "более здоровые вкусы и пристрастия". Когда Уайлд вышел на улицу, он лишь заметил: "Первый и последний раз за десять лет. Похоже на холодную баранину". Он, тем не менее, попросил Доусона "рассказать об этом в Англии", поскольку, по его мнению, это должно было "восстановить его репутацию".

[мудрость]

Александр Степанович Попов
(16.3.1859 — 13.1.1906)




физик и электротехник, изобретатель радио

Родился в поселоке Турьинские Рудники, ныне Краснотурьинск Свердловской области. В 1882 году окончил физико-математический факультет Петербургского университета и был оставлен в нём для подготовки к научной деятельности. Преподаватель физики и электротехники Минного офицерского класса (1883-1901) и Технического училища Морского ведомства в Кронштадте (1890-1900); профессор физики (с 1901) и директор (с 1905) Петербургского электротехнического института. Почётный инженер-электрик (1900) и почётный член Русского технического общества (1901).

Первые научные исследования Попова были посвящены анализу наивыгоднейшего действия динамоэлектрической машины (1883) и индукционных весов Юза (1884). После опубликования (1880) работ Г.Герца по электродинамике Попов стал изучать электромагнитные явления и прочитал серию публичных лекций на тему "Новейшие исследования о соотношении между световыми и электрическими явлениями". Пытаясь найти способ эффективной демонстрации опытов Г.Герца перед большой аудиторией, Попов занялся конструированием более наглядного индикатора электромагнитных волн (ЭВ), излучаемых вибратором Герца.
Хорошо понимая потребность флота в средствах беспроводной сигнализации, он в начале 90-х годов поставил перед собой также задачу использовать ЭВ для сигнализации. Поиски решения этих задач проходили в два этапа: отыскание достаточно чувствительного индикатора ЭВ; разработка прибора, способного надёжно регистрировать ЭВ, излучаемые вибратором Герца. В качестве индикатора Попов выбрал радиокондуктор, предложенный французским физиком Э.Бранли и названный позже когерером. Когерер представлял собой заполненную металлическими опилками небольшую стеклянную трубку с двумя электродами на концах. Под действием ЭВ электрическое сопротивление опилок резко уменьшалось и когерер терял чувствительность, но при лёгком встряхивании она снова восстанавливалась. В результате кропотливых экспериментов с когерером Попов сделал его достаточно чувствительным и удобным индикатором ЭВ. 2-й этап завершился в начале 1895 года созданием "прибора для обнаружения и регистрирования электрических колебаний" — радиоприёмника. Он состоял из соединённых последовательно когерера, поляризованного реле, замыкающего цепь электрического звонка и источника постоянного тока — электрической батареи. При уменьшении сопротивления когерера (под действием ЭВ) реле срабатывало и включало электрический звонок. Его молоточек сначала ударял по колокольчику, а затем по когереру, встряхивая его и тем самым возвращая в чувствительное состояние. Таким образом тотчас после приёма одной посылки ЭВ когерер был готов к приёму следующей. К весне 1895 года Попов построил чувствительный и надёжно работавший приёмник, пригодный для беспроводной сигнализации (радиосвязи). В качестве передатчика Попов применил видоизменённый вибратор Герца, возбуждаемый катушкой Румкорфа. К концам стержней вибратора Попов прикрепил квадратные металлические листы размером 40Х40 см. Сигнализация производилась замыкателем (ключом) в цепи питания катушки Румкорфа. В первых опытах по радиосвязи, проведённых в физическом кабинете, а затем в саду Минного офицерского класса, приёмник обнаруживал излучение радиосигналов, посылаемых передатчиком, на расстоянии до 60 м. При проведении опытов Попов заметил, что подсоединение к когереру вертикального металлического провода (антенны) приводило к увеличению расстояния уверенного приёма. 25 апреля (7 мая) 1895 на заседании физического отделения Русского физико-химического общества Попов сделал научный доклад об изобретении им системы связи без проводов и продемонстрировал её работу; о содержании доклада Попова напечатано в газете "Кронштадтский вестник" от 30 апреля (12 мая) 1895, в "Журнале Русского физико-химического общества", 1895, т. 27, в. 8, часть физическая, и там же, 1896, т. 28, в. 1, часть физическая.

Во время опытов в 1895 году Попов обнаружил, что его приёмник реагирует также и на грозовые разряды. Поэтому Попов построил специальный прибор, записывающий на движущуюся бумажную ленту сигналы, вызванные электромагнитным излучением гроз. Этот прибор, названный впоследствии грозоотметчиком, в 1895-1896 годах использовался им для изучения характера атмосферных помех. Приёмник Попова и грозоотметчик Попова хранятся в Центральном музее связи в Петербурге.

В 1895-1896 годах Попов занимался усовершенствованием созданных им приборов, выступал с докладами и показом их работы. Весной 1897 года в опытах в Кронштадтской гавани Попов достиг дальности радиосвязи 600 м, а летом 1897 года при испытании на кораблях — 5 км. В это время он обнаружил, что металлические корабли влияют на распространение ЭВ и предложил способ определения направления на работающий передатчик. Во время опытов в 1897 году Попов пользовался ЭВ, лежащими на границе дециметрового и метрового диапазонов.

К этому же времени относятся работы Попова по изучению рентгеновских лучей; им сделаны первые в России рентгеновские снимки предметов и конечностей человека.

В 1899 году П.Н.Рыбкин и Д.С.Троицкий — помощники Попова — обнаружили детекторный эффект когерера. На основе этого эффекта Попов построил "телефонный приёмник депеш" для слухового приёма радиосигналов (на головные телефоны) и запатентовал его (Русская привилегия № 6066 от 1901). Приёмники этого типа выпускались в 1899-1904 годах в России и во Франции (фирма "Дюкрете") и широко использовались для радиосвязи. В начале 1900 года приборы Попова были применены для связи во время работ по ликвидации аварии броненосца "Генерал-адмирал Апраксин" у острова Гогланд и при спасении рыбаков, унесённых на льдине в море. При этом дальность связи достигла 45 км. В 1901 году Попов в реальных корабельных условиях получил дальность связи 148-150 км.

Работы Попова получили высокую оценку уже его современников в России и за рубежом: так, приёмник Попова был удостоен Большой золотой медали на Всемирной выставке 1900 года в Париже. Особым признанием заслуг Попова явилось постановление Совета Министров СССР, принятое в 1945 году, которым установлен День радио (7 мая) и учреждена золотая медаль имени А.С.Попова, присуждаемая АН СССР за выдающиеся работы и изобретения в области радио. Имя Попова носят: Школа связи в Кронштадте, Высшее военно-морское училище в Ленинграде, Одесский электротехнический институт связи, Центральный музей связи, Научно-техническое общество радиотехники, электроники и связи, улица в Ленинграде, где он жил, и многие др.

[мудрость]

Дарвин Чарлз Роберт
12 февраля 1809 года – 19 апреля 1882 года



История жизни

Чарльз Роберт Дарвин родился 12 февраля 1809 года в городе Шрюсбери, где его отец занимался врачебной практикой. Он был младшим из двух сыновей в семье, и у него было еще три сестры. Мать умерла, когда Чарльзу было 8 лет, о ней у него не осталось никаких воспоминаний.
Юный Чарльз был неспособен к школьному обучению и не чувствовал к нему никакой охоты. На девятом году его отдали в элементарную школу. Здесь он оставался год и значительно отставал в успехах от своей сестры Катерины; в следующем году Дарвин перешел в гимназию доктора Бетлера, где проучился семь лет.
Однако уже в восемь лет у Чарльза обнаружились любовь и интерес к природе. Он собирал растения, минералы, раковины, насекомых, даже печати, автографы, монеты и тому подобное, рано пристрастился к рыбной ловле и целые часы проводил с удочкой, но особенно полюбил охоту.
В 1825 году, убедившись, что из школьных занятий Чарльза не выйдет особенного толку, отец забрал его из гимназии и отправил в Эдинбургский университет готовиться к медицинской карьере. Лекции казались ему нестерпимо скучными. Два года Дарвин оставался в Эдинбурге. Наконец, убедившись, что сын не имеет никакой склонности к медицине, отец предложил ему избрать духовное поприще. Дарвин подумал-подумал и согласился в 1828 году поступил на богословский факультет Кембриджского университета, намереваясь принять сан священника.
Занятия его и здесь сохранили прежний характер весьма посредственные успехи в школьных предметах и усердное собирание коллекций — насекомых, птиц, минералов, а также охота, рыбная ловля, экскурсии, наблюдения над жизнью животных.
В 1831 году Дарвин вышел из университета в числе «многих» — так назывались ученики, кончившие курс удовлетворительно, но без особенных отличий.
Помочь сделать Дарвину окончательный выбор помог профессор ботаники Джон Хенслоу. Он заметил способности Дарвина и предложил ему место натуралиста в экспедиции в Южную Америку. Перед отплытием Дарвин прочел труды геолога Чарльза Лайеля. Только что вышедшую книгу он захватил с собой в путешествие. Это была одна из немногих книг, имевших известное значение в его развитии. Лайель, величайший мыслитель того времени, оказался близок по духу Дарвину.
Экспедиция отплыла в 1831 году на корабле «Бигль» и продолжалась 5 лет. За это время исследователи посетили Бразилию, Аргентину, Чили, Перу и Галапагосские острова — десять скалистых островков у побережья Эквадора в Тихом океане, на каждом из которых существует своя фауна.
Дарвин на подсознательном уровне выделял те факты и явления, которые находились в теснейшей связи с величайшими проблемами естествознания. Вопрос о происхождении органического мира еще не возник перед ним в ясной форме, а между тем он уже обращает внимание на те явления, в которых находился ключ к решению этого вопроса.
Так, с самого начала путешествия он заинтересовался вопросом о способах переселения растений и животных. Фауна океанических островов, заселение новых земель занимали его в течение всего путешествия, и Галапагосские острова, особенно тщательно исследованные им в этом отношении, сделались классическою землею в глазах натуралистов.
Большой интерес вызывали в его наблюдениях переходные формы, которые как раз были предметом досады и пренебрежения со стороны систематиков, отыскивающих «хорошие», то есть четко определенные виды. Дарвин замечает по поводу одного из таких семейств переходного типа «Оно принадлежит к числу тех, которые, соприкасаясь с другими семействами, в настоящее время только затрудняют натуралистов-систематиков, но, в конце концов, могут содействовать познанию великого плана, по которому были созданы организованные существа».
В пампасах Южной Америки он наткнулся на другой разряд фактов, легших в основу эволюционной теории — геологическую преемственность видов. Ему удалось найти много ископаемых остатков, и родство этой вымершей фауны с современными обитателями Америки (например, гигантских мегатериев с ленивцами, ископаемых броненосцев с ныне живущими), тотчас бросилось ему в глаза.
В этой экспедиции Дарвин собрал огромную коллекцию горных пород и окаменелостей, составил гербарии и коллекцию чучел животных. Он вел подробный дневник экспедиции и впоследствии воспользовался многими материалами и наблюдениями, сделанными в экспедиции.
2 октября 1836 года Дарвин вернулся из путешествия. В это время ему было 27 лет. Вопрос о карьере решился сам собой, без долгих размышлений. Не то чтобы Дарвин уверовал в свою способность «двигать науку», но и рассуждать об этом было нечего на руках оказались огромные материалы, богатые коллекции, у него уже были планы будущих исследований, оставалось, не мудрствуя лукаво, приниматься за работу. Дарвин так и сделал. Следующие двадцать лет он посвятил обработке собранных материалов.
Изданный им дневник путешествия имел большой успех. Безыскусная простота изложения — его главное достоинство. Дарвина нельзя назвать блестящим стилистом, но любовь к природе, тонкая наблюдательность, разнообразие и широта интересов автора искупают недостаток красоты изложения.
Несколько месяцев он прожил в Кембридже, а в 1837 году переселился в Лондон, где провел пять лет, вращаясь, главным образом, в кругу ученых. Привыкнув жить среди вольной природы, он тяготился городской жизнью.
Из ученых он особенно близко сошелся с Лайелем и с Гукером. Дружба их продолжалась до самой смерти Дарвина. Гукер много помогал ему своими огромными знаниями, находя, в свою очередь, источник дальнейших исследований в его идеях.
Вообще, эти годы были самым деятельным периодом в жизни Дарвина. Он часто бывал в обществе, много работал, читал, делал сообщения в ученых обществах и в течение трех лет состоял почетным секретарем Геологического общества.
В 1839 году он женился на своей кузине, мисс Эмме Вэджвуд. Между тем здоровье его становилось все слабее и слабее. В 1841 году он писал Лайелю «Мне горько было убедиться, что мир принадлежит сильным, и что я не буду в состоянии делать ничего более, кроме как следить за успехами других в области науки». К счастью, эти печальные предчувствия не сбылись, но вся его остальная жизнь прошла в непрерывной борьбе с болезнью. Шумная городская жизнь становилась для него невыносимой, и в 1842 году он переселился в расположенное недалеко от Лондона имение Доун, купленное им для этой цели.
Поселившись в Доуне, Дарвин провел в нем сорок лет спокойной, однообразной и деятельной жизни. Он вставал очень рано, отправлялся на коротенькую прогулку, затем около восьми часов завтракал и садился за работу часов до девяти — половины десятого. Это было его лучшее рабочее время. В половине десятого он принимался за чтение писем, которых получал очень много, с половины одиннадцатого до двенадцати или половины первого опять занимался. После этого он считал оконченным свой рабочий день и, если занятия шли успешно, говорил с удовольствием «Сегодня я хорошо поработал».
Затем отправлялся гулять в любую погоду, в сопровождении любимой собаки, пинчера Полли. Собак он очень любил, они отвечали ему тем же. Отшельническая жизнь в Доуне разнообразилась время от времени поездками к родственникам, в Лондон, на морской берег.
В семейной жизни он был вполне счастлив. «В его отношениях к моей матери, — говорил сын ученого Фрэнсис Дарвин, — ярче всего сказывалась его симпатичная, чуткая натура. В ее присутствии он чувствовал себя счастливым; благодаря ей его жизнь, которая иначе была бы омрачена тяжелыми впечатлениями, имела характер спокойного и ясного довольства».
Книга «О выражении ощущений» показывает, как тщательно он наблюдал за своими детьми. Он входил в мельчайшие подробности их жизни и интересов, играл с ними, рассказывал и читал, учил собирать и определять насекомых, но в то же время предоставлял им полную свободу и относился к ним по-товарищески.
В деловом отношении Дарвин был аккуратен до щепетильности. Счета свои он вел очень тщательно, классифицировал их и в конце года подводил итоги, как купец. Отец оставил ему состояние, которого хватало на независимую и скромную жизнь.
Собственные книги давали ему значительный доход, чем Дарвин немало гордился не из любви к деньгам, а из-за сознания, что и он может зарабатывать свой хлеб. Дарвин нередко оказывал денежную помощь нуждающимся ученым, а в последние годы жизни, когда доходы его возросли, решил выделить часть своих денег на содействие развитию науки.
Терпение и упорство, с которыми Дарвин вел свои работы, поразительны. Гипотеза «пангенезиса» — результат двадцатипятилетних размышлений над вопросом о причинах наследственности. Книгу «О выражении ощущений» он писал 33 года в декабре 1839 начал собирать материалы, а в 1872 году книга была напечатана. Один из опытов над земляными червями тянулся 29 лет. Двадцать один год с 1837 по 1858 годы он разрабатывал вопрос о происхождении видов, прежде чем решился напечатать книгу.
Книга имела огромный успех и наделала много шума, так как противоречила традиционным представлениям о возникновении жизни на Земле. Одной из самых смелых мыслей было утверждение, что эволюция продолжалась многие миллионы лет. Это противоречило учению Библии о том, что мир был создан за шесть дней и с тех пор неизменен. В наши дни большинство ученых используют модернизированный вариант теории Дарвина для объяснения изменений в живых организмах. Некоторые же отвергают его теорию по религиозным мотивам.
Дарвин открыл, что организмы борются друг с другом за пищу и среду обитания. Он заметил, что даже в пределах одного вида есть особи с особыми признаками, увеличивающими их шансы на выживание. Потомство таких особей наследует эти признаки, и они постепенно становятся общими. Особи, не имеющие этих признаков, вымирают. Так, через много поколений весь вид приобретает полезные признаки. Этот процесс называют естественным отбором. Ему удалось решить величайшую проблему биологии вопрос о происхождении и развитии органического мира. Можно сказать, что вся история биологических наук распадается на два периода до Дарвина — бессознательное стремление к установке эволюционного принципа, и после Дарвина — сознательная разработка этого принципа, установленного в «Происхождении видов».
Одну из причин успеха теории нужно искать в достоинствах самой книги Дарвина. Недостаточно высказать идею, необходимо еще и связать ее с фактами, и эта часть задачи едва ли не самая трудная. Если бы Дарвин высказал свою мысль в общей форме, как Уоллес, она, конечно, не произвела бы и сотой доли своего действия. Но он проследил ее до самых отдаленных последствий, связал с данными различных отраслей науки, подкрепил несокрушимой батареей фактов. Он не только открыл закон, но и показал, как этот закон проявляется в разнообразных сферах явлений.
Почти все исследования Дарвина, появившиеся после «Происхождения видов», представляют собой разработку тех или иных частных принципов его теории. Исключение составляют только книга о дождевых червях и несколько мелких заметок. Все остальные посвящены решению различных вопросов биологии — большею частью наиболее запутанных и сложных — с точки зрения естественного отбора.
В 1862 году он опубликовал работу «Опыление орхидей», доказав, что растения приспосабливаются к окружающей среде не менее удивительным образом, чем животные.

На некоторое время он отдает свои научные пристрастия жизни растений, каждая из его последующих книг поражает коллег-ботаников. Труды «Насекомоядные растения» и «Карабкающиеся растения» появились одновременно, в 1875 году.
Свой вклад Дарвин внес и в будущую науку генетику, начав опыты по скрещиванию видов. Он доказал, что растения, которые получаются в результате скрещивания, оказываются более жизнеспособными и плодоносными, чем при простом самоопылении.
Практически каждая новая работа Дарвина становилась сенсацией в научном мире. Правда, не все они были приняты его современниками, как это случилось, например, с исследованием «Образование растительной почвы путем деятельности червей» (1881 год). В нем Дарвин объяснял пользу червей, которые перемешивают почву естественным путем. Сегодня, когда много размышляют о загрязненности земли химическими удобрениями, эта проблема вновь приобрела свою актуальность.
Но его интересы не ограничивались только теоретическими исследованиями. В одной из своих работ он давал практические советы по выведению породистых английских боровов.
По мере того, как его теория распространялась и результаты обнаруживались в бесчисленных работах, в быстром преобразовании всех отраслей знания, патентованные ученые, академические светила примирялись с заслугами великого натуралиста. В 1864 году он получил высшую награду, какой может удостоиться ученый в академии Коплеевскую золотую медаль. В 1867 году Дарвину был пожалован прусский орден «Роur lе merite», учрежденный Фридрихом Вильгельмом IV для награды за ученые и литературные заслуги. Боннский, Бреславльский, Лейденский университеты избрали его почетным доктором; Петербургская (1867 год), Берлинская (1878 год), Парижская (1878 год) академии — членом-корреспондентом.
Дарвин относился ко всем этим и другим официальным наградам с большим равнодушием. Он терял дипломы и должен был справляться у друзей, состоит ли он членом такой-то академии или нет.
Ум ученого не ослаб, не помрачился с годами, и лишь смерть прервала его могучую работу. Умер Дарвин 19 апреля 1882 года.

www.tonnel.ru

[мудрость]

Хомейни Рухолла Мусави
17 мая 1900 года – 3 июня 1989 года



История жизни

Улочка Шахида Хасана на окраине Тегерана оказалась слишком узкой для советского "ЗИЛа". Поэтому, приблизившись к ней настолько, насколько это было возможно, громоздкий правительственный лимузин - "членовоз", как окрестили его россияне, - плавно затормозил и замер. Из него вышли член Политбюро ЦК КПСС, министр иностранных дел СССР Э. А. Шеварднадзе и его помощник по МИДу. Поправив по привычке галстуки и одернув пиджаки, они степенно зашагали по брусчатке. Им предстояла официальная встреча с духовным лидером Ирана аятоллой Хомейни.
...7 января 1989 года из Тегерана в Москву специальным рейсом прибыл аятолла Амоли, личный представитель Хомейни. На следующий же день он получил аудиенцию в Кремле у М. С. Горбачева, которому в торжественной обстановке вручил личное послание вождя исламской революции. А вскоре уже в обратном направлении, из Москвы в Тегеран, спецрейс "Аэрофлота" доставил личного представителя генсека с ответным посланием, которое надлежало передать в руки аятолле. Ради этого Эдуард Амвросьевич с помощником и отправились на улочку Шахида Хасана, где Хомейни арендовал за 10 долларов в месяц небольшой саманный домик.
У порога посланцы Кремля сняли ботинки и прошли в небольшую, метров двенадцать, комнату. Обстановка в комнатке была спартанской: низкий столик с томиком Корана и четками, кушетка, стул, радиоприемник, молитвенный коврик.
Хозяин предстал перед ними в черной чалме и просторном одеянии священнослужителя. Он поприветствовал гостей, но руки не подал - не в обычае. Затем жестом предложил Эдуарду Амвросьевичу стул. Сам же уселся на пол возле столика, скрестив по-восточному ноги. То же самое пришлось проделать помощнику Шеварднадзе - второго стула не было. Перед гостями поставили по чашке чая с двумя кусочками сахара на блюдце. Хомейни не спешил начинать разговор, долго вглядывался в лица собеседников. Говорят, он обладал сверхъестественной способностью распознавать людей по глазам и потому избегал телефонных разговоров. В его апартаментах вообще не было телефона. Странность эта была не единственной. "Жизнь аятоллы Хомейни, - писала "Нью-Йорк таймc", - была настолько туманна, так обросла мифами и слухами, что долго спорили, а то и вовсе не знали, кто были его предки, каково его настоящее имя и дата рождения".
Туман, мифы и слухи роились не на пустом месте. Достаточно того, что в Иране были одновременно в ходу аж три календаря. По одному из них аятолла родился в 1320 году, по другому - в 1281-м, по третьему - в 1902-м. Однако сам аятолла, выступая 20 марта 1963 года в кумской мечети Азам, обронил: "В нынешнем году мне исполнится 63 года". Выходит, он родился в 1900 году?
С именем же - полная определенность. Новорожденного нарекли Рухоллой. Второе, родовое, имя Мусави перешло к нему от отца, Мустафы Мусави. Фамилия Хомейни происходит от названия городка Хомейн, в котором он родился. Так что по паспорту он - Рухолла аль-Мусави аль-Хомейни.
Его отец и дед были учеными-богословами, причем весьма авторитетными в городе Хомейн, так что маленькому Рухолле на роду было написано тоже стать богословом. Что он и сделал: в неполные 27 лет получил звание муджтахида, в конце 50-х годов стал аятоллой - "божественным знамением", а в 1961 году - великим аятоллой.
Однако богословие в традиционном восприятии - духовенство вне политики - явно было не для него. И Хомейни открыто сказал об этом: "Клянусь Аллахом, что ислам в целом - это политика". "Пророк ислама, - не уставал твердить он, - восстал ради Бога единого во враждебном окружении... Пророк сам написал четыре письма четырем правителям, правителям Ирана, Рима, Египта и Абиссинии. В этих четырех письмах, содержание которых идентично, он приглашал четырех правителей принять ислам и единобожие. Это был первый шаг, с которого начались попытки донести правду ислама до всего миpa, до всех империй, и представить народам ислам в истинном свете".
Идея о необходимости достойно принять эту эстафету проходила через все проповеди, доклады и выступления Хомейни. Личное послание М. С. Горбачеву тоже представляло собой приглашение в лоно ислама.
Хомейни готов был распространять ислам не только мирным путем, но и с применением оружия. Еще в 1937 году он после паломничества в Мекку отправился в иракский город Неджеф, где познакомился с деятельностью воинствующей организации "Ихван аль-муслимин" - "Братья-мусульмане". Хомейни сблизился с ее руководителями и спустя десятилетия, во время арабо-израильского конфликта, не раздумывая встал на сторону "Аль-Фатх" и "Хамаз", боевых организаций арабов. Они получали- щедрую финансовую помощь от Хомейни, из его фонда пожертвований. Не без участия аятоллы появились и действуют отряды "Хезболла".
С первых же дней своей политической деятельности Хомейни противостоял шахскому двору. Еще в 1925 году, будучи талибом-слушателем медресе, он публично заявил: "Иран примирится сам с собой лишь с исчезновением династии Пехлеви". Такого еще никто себе не позволял. Но шах Мухаммед Реза тогда не обратил внимания на дерзкий поступок талиба, о чем впоследствии, наверное, горько сожалел.
...Рухолла Хомейни был начинающим преподавателем медресе в Куме, когда туда пожаловал Мухаммед Реза с супругой. Случилось так, что шахиня вошла в мечеть с непокрытой головой. Принимавший монаршью чету аятолла Бафки достаточно резко одернул ее и тотчас получил от шаха удар хлыстом по лицу. Воцарилось гробовое молчание. И тут раздался возмущенный голос молодого преподавателя, призвавшего своего учителя аятоллу Бафки дать достойный отпор обидчику. Но у того не хватило смелости.
...В 1946 году делегация из пяти мулл Кума попросила о встрече с шахом. Шах пожелал принять лишь одного муллу. Им оказался Рухолла Хомейни. Ему объяснили, что, войдя в приемную шаха, он должен стоя ожидать появления монарха и сесть лишь тогда, когда ему предложит повелитель. Однако, когда Мухаммед Реза вошел в приемную, Хомейни уже сидел и даже не подумал встать перед монархом. И на этот раз шах молча проглотил пилюлю.
Нечто подобное произошло, когда шах приехал с визитом к великому аятолле Боруджерди - "вождю шиитов всего мира". Находившийся там же Рухолла Хомейни снова встретил монарха сидя, хотя "вождь шиитов всего мира" при его появлении встал и почтительно склонил голову.
После того как шах уехал, Хомейни упрекнул хозяина: "Не следовало вставать перед ничтожеством". На это последовал ответ: "Я должен растить вас на благо школы. Противостоять будете потом".
Хомейни противостоял. И его противостояние шахскому режиму встречало в среде духовенства, торговцев, ремесленников и крестьян поддержку. Сограждане видели в Хомейни не просто священника, а человека, на которого снизошла божья благодать. И доказательств тому было предостаточно. Для правоверных мусульман особым смыслом наполнено второе имя Рухоллы - Мусави. Оно свидетельствует о том, что родословная Хомейни восходит через святого и непорочного имама Мусу Казема к самому пророку Мухаммеду. Иначе говоря, Хомейни - прямой потомок пророка, сейид, и потому носит черную чалму, а остальные священнослужители повязывают голову белым тюрбаном. Но самое главное - по канонам ислама только прямые потомки пророка, такие, как Хомейни, полномочны управлять мусульманами.
Шах Мухаммед Реза Пехлеви и весь его род не были прямыми потомками пророка. То есть не имели права главенствовать над мусульманами. А значит, незаконно узурпировали власть и потому должны быть низвергнуты. Такова была логика Хомейни и его единоверцев.
Не меньшим прегрешением шахской власти перед мусульманами считалась ее откровенно прозападная ориентация. Шах провел закон, разрешивший женщинам не носить чадру, поощрял ношение одежды европейского покроя, запретил многие религиозные церемонии, принял ряд мер по реквизиции земельной собственности шиитского духовенства и установлению контроля за доходами священнослужителей, включая пожертвования и наследование имущества верующих. Правда, сам шах и его окружение вовсе не отказывали себе в роскоши.
У Хомейни же все было иначе. Он вел простую, скромную и даже аскетическую жизнь. Его нельзя было назвать бедным. Принадлежавшие ему и его братьям земельные наделы, на которых трудилось около 3000 крестьян-арендаторов, приносили солидные доходы, но почти все они уходили на выплату стипендий талибам - ученикам Хомейни.
В семейной жизни Рухолла Хомейни также выступал в образе благочестивого мусульманина. В 27 лет он женился на десятилетней дочери своего учителя в медресе. Батул-ханум родила ему семерых детей, двое из которых умерли в младенческом возрасте. Пятеро - два сына и три дочери - воспитывались в духе мусульманских обычаев и традиций.
Импонировало иранцам и то, что Хомейни показывал себя достойным соотечественником Саади и Омара Хайяма - он писал стихи.
"Милая! Помни, что юных желаний тебе не унять,
В старости будешь годиться на то лишь, чтоб спать".
Свои стихи Хомейни подписывал псевдонимом Хафиз.
...Первая проба сил произошла в октябре 1962 года, когда шах провел законопроект, разрешавший не только мусульманам, но и представителям других конфессий избираться в органы государственной власти. При этом избранный мог принимать присягу на любой священной книге, а не только на Коране. Хомейни воспринял это как святотатство, как издевательство над исламом. Шаху и правительству были направлены ноты протеста, опубликовано специальное послание всем верующим. На следующий же день закрылись базары и большинство предприятий страны. Шах дрогнул, но не сдался. Обвинив Хомейни и его сторонников в невежестве и мракобесии, он повелел провести в Тегеране в январе 1963 года "парад эмансипированных женщин". Оппозиция же во главе с Хомейни упредила шаха мощной волной демонстраций и забастовок.
Шах отступил. А Хомейни тут же выступил с прямым призывом к свержению шахского режима вооруженным путем. Аятолла становился слишком опасен.
4 ноября 1964 года в дом Хомейни в Куме ворвались десантники и по приказу шаха доставили Хомейни прямо в столичный аэропорт, а оттуда на транспортном самолете ВВС Ирана - в Анкару.
Все 14 лет, проведенных в изгнании - в Турции, Ираке, Франции, - Хомейни руководил исламской революцией в Иране. И добился своего. В январе 1979 года шахский режим пал. Шах бежал из Ирана, найдя пристанище в Каире.
1 февраля 1979 года Хомейни вернулся в Тегеран из Парижа. А 11 февраля по национальному ТВ и радио было объявлено об окончательной победе исламской революции и установлении исламского правления, при котором верховная власть в стране предоставлялась "высшему богословскому авторитету, законоведу, знатоку Корана и всех почитаемых мусульманами книг, уважаемому всеми верующими так, что его мнение воспринимается беспрекословно". Аятолла Хомейни стал первым духовным лидером Исламской Республики Иран (ИРИ).
..."Вся нация - начальники и подчиненные, сотрудники учреждений и торговцы, религиозные деятели и студенты, работодатели и рабочие - все будут братьями и равноправными. Совершенно очевидно, что между ними будет господствовать братство, не будет конфликтов по поводу постов, рангов, богатства и т. п. Имущество всех и каждого будет чистосердечно предоставлено в распоряжение всех и каждого" - таким виделся аятолле-революционеру облик нового Ирана, страны победившей исламской революции. Благие намерения...
Революция принесла в страну экономическую разруху и политический беспредел, межфракционную борьбу за власть, вакханалию и террор.
Повсеместно возникли революционные комитеты и трибуналы, которые не раздумывая ставили к стенке саваковцев - сотрудников шахской охранки - и армейских офицеров, принимавших участие в расстреле демонстраций. А заодно - чиновников, предпринимателей и, конечно же, интеллигентов. Эти люди хотя и не питали симпатий к шаху, но и не выступали против него. Досталось и "эмансипированным женщинам". Те, кто осмелились сбросить чадру, подвергались публичным издевательствам, пыткам, их забивали насмерть камнями.
Не на шутку разволновались провинции, населенные азербайджанцами, курдами, иранскими арабами и другими народами. Их явно не устраивала обещанная аятоллой перспектива оказаться в ситуации, когда "нет арабов и неарабов, турок и персов, есть только ислам и единство на основе ислама". Никто не хотел терять свое национальное лицо.
Почти сразу же выяснилось, что далеко не все политические партии и организации, еще вчера объединенные ненавистью к тирании шаха, и даже не все духовенство поддерживают идею исламского правления и демократии. Все стали требовать для себя места под солнцем и причитающийся кусок властного пирога.
Особое беспокойство у аятоллы вызывали нескончаемые свары из-за постов в органах управления страной, склоки из-за доходных мест. К своему удивлению, Хомейни обнаружил, что если не все, то многие "исламские революционеры", в том числе и муллы, жаждут обзавестись красивым домом, красивой машиной и красивой женой, а вовсе не пекутся о сирых и голодных.
В высшем эшелоне власти о единстве и преданности идеалам исламской революции не помышляли. В начале 1980 года развернулась жесточайшая воина компроматов между кандидатами на пост президента ИРИ. Выбор Хомейни пал на 47-летнего Бана Садра, который с 60-х годов активно участвовал в борьбе с шахским режимом. В его парижской квартире изгнанник Хомейни провел свои первые дни во Франции, вместе с ним вернулся в Тегеран. Но, став первым президентом ИРИ, Бана Садр был вскоре уличен в недостаточной приверженности "линии аятоллы" и даже в попытках свести на нет первые достижения исламской революции. Аятолла не прощал отступников. Бани Садр лишился президентского кресла и, переодевшись в женское платье, улетел в Париж.
Не повезло Хомейни и с преемником. В 1983 году в качестве такового он утвердил аятоллу Монтазери. Однако 10 апреля 1989 года Хомейни обратился к парламенту и правительству: "...Мой религиозный долг взывает к принятию решения для защиты порядка и ислама, и поэтому я с кровоточащим сердцем увольняю плод моих жизненных усилий, Монтазери, с должности заместителя рахбара (духовного лидера)".
Разочарование побудило Хомейни сделать весьма красноречивую приписку к заранее заготовленному религиозному и политическому завещанию: "Во время борьбы и революции я хвалил некоторых лиц, которые лицемерием и притворством выдавали себя за последователей ислама. Но потом я понял, что они своей хитростью обманули меня. Эти похвалы были сделаны тогда, когда они представляли себя преданными сторонниками Исламской Республики. И не следует неправильно истолковывать это. О каждом человеке надо судить по тому, каков он сейчас".
...Резиденция духовного лидера Ирана находилась в городе Куме, в небогатом квартале, в неказистом одноэтажном домишке. В любое время суток здесь толпились тысячи иранцев со всех концов страны. Время от времени Хомейни выходил на плоскую крышу своей резиденции в окружении близких ему людей - сына Ахмеда, иногда внуков и непременно здоровенного муллы по имени Тавассоли, исполнявшего роль и секретаря, и телохранителя. Толпа взрывалась воплями восторга. Хомейни плавно поднимал для приветствия руку, утопающую в широком рукаве, потом медленно опускал. Его красивое лицо в эти моменты было угрюмым, бесстрастным. Речей он с крыши не произносил. Да и что он мог сказать!? Через три-четыре минуты Хомейни спускался с крыши в свою приемную - абсолютно пустую комнату. Лишь у одной стены на полу лежало в несколько раз сложенное бело-голубое в шашечку байковое одеяло. На нем устраивался аятолла, когда принимал посетителей.
..."Когда Хомейни беседовал с нами с глазу на глаз, с ним можно было и поспорить, и пошутить, - вспоминает бывший посол СССР в Иране В. М. Виноградов. - Ни разу не замечал, что он стремится понравиться собеседнику. Был рассудителен, не лишен реалистического понимания событий. Бывало, что ему подбрасывали неточную или искаженную информацию. Опровергнуть ее не составляло особого труда. В таких случаях Хомейни прислушивался к разъяснениям и доводам. А вот когда в разговоре возникали разногласия, касавшиеся идейных воззрений, он не шел ни на какие уступки. Он видел только один путь для достижения цели, которую сам же и определил".
...Весной 1980 года после обширного инфаркта Хомейни вместе с семьей поселился в пригороде Тегерана, на улочке Шахида Хасана. Там же, перенеся еще два инфаркта, он и скончался 3 июня 1989 года. Своим наследникам он оставил лишь четки и молитвенный коврик, своим последователям - цель, которую он перед собой поставил, но которой так и не смог достичь.

автор:Аркадий Жемчугов

www.tonnel.ru

[мудрость]

Омар Хаям.
(1048 - 1123)

Гияс ад-дин Фатх ибн Ибрахим Омар Хайям Нишапури родился в 1048 году в Нишапуре, учился в этом городе, затем в крупнейших центрах науки того времени, в том числе в Балхе и Самарканде.
По оставшимся его научным трудам и сооощениям современников установлены некоторые детали биографии. Около 1069 г. он, находясь в Самарканде, написал трактат "О доказательствах задач алгебры и алмукабалы". А до этого были написаны два математических трактата. В 1074 г. он возглавил крупнейшую астрономическую обсерваторию в Исфагане, в 1077 г. завершил работу над книгой "Комментарии к трудным постулатам книги Евклида", в 1079 г. вместе со своими сотрудниками ввел в действие календарь.
В середине 90-х годов ХI в., после закрытия обсерватории, вызванного сменой правителей, Хайям совершил паломничество в Мекку. Об этом сообщает один из его недружелюбных биографов Ибн Ал-Кифти следующими словами: что он совершил паломничество "... придержав поводья своего языка и пера, из страха, а не из благочестия". Возможно, в это время он написал свой философский трактат на языке фарси - "О всеобщности бытия".
Последние 10-15 лет жизни Хайям провел в уединении в Нишапуре. Он мало общался с людьми. Об этом сообщает историк Бейхаки: "Был скуп в сочинении книг и преподавании..."
По-видимому, последние годы жизни Хайяма проходили тяжело. Он пишет:

Трясу надежды ветвь, но где желанный плод?
Как смертныи нить судьбы в кромешной тьме найдет?
Тесна мне бытия печальная темница,-
О, если б дверь найти, что к вечности ведет.

Он дружил в эти годы только с книгой. Как сообщает Бейхаки, в последние часы своей жизни Хайям читал "Книгу исцеления" Ибн Сины. Он дошел до раздела "О единстве и всеобщности" философского сочинения, вложил на это место зубочистку, встал, помолился и умер.
Таким образом, его биография мало отличается от типичной биографии ученого, стремительно поднятого на вершину служебной лестницы при одних правителях, интересы которых совпадают с его научными познаниями, и терпящего тяготы, опалу, когда на смену приходят другие правители.
Биографы, достаточно близкие к нему по времени, говорят в основном о его учености и научных трактатах.
Только Ибн Ал-Кифти пишет о стихах, "жалящих как змея".
В трудах советских исследователей на богатом фактическом материале неопровержимо доказаны исторические заслуги Омара Хайяма как ученого, который сделал ряд важнейших открытий в области астрономии, математики, физики и других наук. Например, математические исследования Хайяма и теперь имеют определенную ценность и переведены на разные языки мира.
Открытия Омара Хайяма впоследствии были подробно разработаны азербайджанским математиком Насреддином Туси и в его трудах дошли до европейских ученых.
Творчество Хайяма - это одно из удивительных явлений в истории культуры народов Средней Азии и Ирана и, пожалуй, всего человечества.
Если его труды принесли огромную пользу в развитии наук, то замечательные четверостишия до сих пор покоряют читателей своей предельной емкостью, лаконичностью, простотой изобразительных средств, гибким ритмом.
О поэзии Омара Хайяма исследователи судят по-разному. Некоторые считают, что поэтическое творчество было для него просто забавой, которой он предавался в свободное от основных научных занятий время. И все же рубаи Хайяма, не зная ни временных, ни национальных границ, пережили века и династии, дошли до наших дней.
Маленькая книжечка живет на его родине, в соседних странах, во всем мире, переходит из рук в руки, из дома в дом, из страны в страну, из века в век, будоражит мысли, заставляет людей размышлять и спорить о мире, о жизни, о счастье, срывает маску благочестия со святош-ханжей.
Прежде всего необходимо подчеркнуть, что Хайям в своих строках очень высоко ценит человека:

Цель творца и вершина творения - мы.
Мудрость, разум, источник прозрения - мы.
Этот круг мироздания перстню подобен,-
В нем граненый алмаз, без сомнения - мы.

Не сближает ли это Хайяма с деятелями Эпохи Возрождения? Великие гуманисты, деятели Ренессанса считали, что "человек - мера всех вещей", он - "венец вселенной", и боролись за возвращение человеку утраченного достоинства.
Хайям страстно желал переустройства мира и делал для этого все, что в его силах: открывал законы природы, устремлял взгляд на звезды, вникал в тайны мироздания и помогал людям освободиться от духовного рабства.
Однако в творчестве Омара Хайяма немало сложных и противоречивых проблем.
Ученый, который в области математики, астрономии и физики сумел уйти намного вперед своего времени, отставал в понимании законов развития человеческого общества. В результате этого поэт, встретивший в жизни много трудностей, о которые одна за другой разбивались его благородные мечты, переживший немало трагических моментов, в ряде своих рубаи уступает место фатализму, говорит о непредотвратимости судьбы, порой впадает в пессимизм.

О невежда, вокруг посмотри, ты - ничто,
Нет основы - лишь ветер царит, ты - ничто.
Два ничто твоей жизни предел и граница,
Заключен ты в ничто, и внутри - ты ничто.

Скептическое отношение к жизни на земле, отрицание этой жизни, отшельничество было широко распространено на средневековом Востоке.
Однако, даже в тех четверостишиях Хайяма, в которых на первый взгляд очень сильны пессимистические мотивы, мы в подтексте видим горячую любовь к реальной жизни и страстный протест против ее несовершенства.
Творчество Хайяма - еще одно доказательство того, что в средние века, в период инквизиции, всеобщего гнета духовное развитие человеческого общества не останавливалось и не могло остановиться.
Научное и литературное наследие Омара Хайяма служило и служит Человеку, являясь яркой страницей в культуре народов мира.

Шаислам Шамухамедов

[мудрость]

Пол Пот

19 мая 1928 года – 16 апреля 1998 года



История жизни

Салот Сар, прославившийся под партийной кличкой Пол Пот, был совершенно нетипичным диктатором. Находясь на вершине власти, он придерживался абсолютной аскезы, питался скудно, носил неброскую черную гимнастерку и не присваивал ценности репрессированных, объявленных врагами народа. Огромная власть не развратила его. Для себя лично он ничего не хотел, всего себя посвятив служению своему народу и построению нового общества счастья и справедливости. Он не имел ни дворцов, ни автомобилей, ни роскошных женщин, ни личных счетов в банке. Перед смертью ему нечего было завещать жене и четырем дочерям – у него не было ни своего дома, ни даже квартиры, а все его скудное имущество, состоявшее из пары заношенных гимнастерок, палки для ходьбы, да бамбукового веера, сгорело вместе с ним в костре из старых автомобильных покрышек, в котором его кремировали бывшие соратники на следующий же день после его смерти.
Не было никакого культа личности и не было никаких портретов вождя. Никто в этой стране даже не знал, кто ими правит. Вождь и его соратники были безымянны и называли друг друга не по именам, а по порядковым номерам: «товарищ первый», «товарищ второй» – и так далее. Сам же Пол Пот взял себе скромный восемьдесят седьмой номер, он так и подписывался под своими декретами и приказами: «Товарищ 87».
Пол Пот никогда не позволял себя фотографировать. Но один художник как-то по памяти набросал его портрет. Потом рисунок был размножен на ксероксе, и изображения диктатора появились в казармах и бараках трудовых лагерей. Узнав об этом, Пол Пот приказал все эти портреты уничтожить, а «утечку информации» пресечь. Художника забили мотыгами. Та же участь постигла и его «сообщников» – копирователя и тех, кто получил рисунки.
Правда, один из портретов вождя все-таки успели увидеть его родные брат и сестра, отправленные, как и все прочие «буржуазые элементы» на перевоспитание в трудовой концлагерь. «Оказывается, нами правит маленький Салот!» – в шоке воскликнула сестра.
Пол Пот, конечно, знал, что его близкие родственники оказались репрессированными, но он, как истинный революционер, считал, что не имеет права ставить личные интересы превыше общественных, и потому не предпринял никаких попыток облегчить их участь.
Имя Салот Сар исчезло из официальных сообщений в апреле 1975 года, когда армия «красных кхмеров» вошла в столицу Камбоджи Пномпень. Был пущен слух, что он погиб в боях за столицу. Позже было объявлено, что главой нового правительства становится некто по имени Пол Пот.
На первом же заседании политбюро «верхних товарищей» – Ангка – Пол Пот объявил, что отныне Камбоджа будет называться Кампучией, и пообещал, что за несколько дней страна превратится в коммунистическую. А чтобы в этом благородном деле ему никто не помешал, Пол Пот сразу отгородил свою Кампучию «железным занавесом» от всего мира, разорвал дипломатические отношения со всеми странами, запретил почтовую и телефонную связь и наглухо закрыл въезд и выезд из страны.
СССР «горячо приветствовал» появление на карте мира еще одной маленькой ячейки, закрашенной красным цветом. Но очень скоро «кремлевских старцев» ждало разочарование. На приглашение советского правительства посетить с дружеским визитом СССР руководители «братской Кампучии» ответили грубым отказом: приехать не можем, очень заняты. КГБ СССР пытался создать в Кампучии агентурную сеть, но даже советским чекистам это оказалось не под силу. О том, что творилось в Кампучии, практически никакой информации не поступало.

Смерть очкарикам!
Едва армия «красных кхмеров» вошла в Пномпень, Пол Пот сходу издал декрет об отмене денег и приказал взорвать национальный банк. Всех, кто пытался собирать разлетевшиеся по ветру банкноты, расстреливали на месте.
А уже на следующее утро жители Пномпеня проснулись от выкрикиваемого в громкоговорители приказа Ангки незамедлительно покинуть город. Красные кхмеры, одетые в традиционную черную форму, колотили в двери прикладами и беспрерывно стреляли в воздух. Одновременно с этим была прекращена подача воды и электричества.
Однако было невозможно сразу вывести из города организованными колоннами три миллиона горожан. «Эвакуация» растянулась почти на неделю. Отделяя детей от родителей, расстреливали не только протестующих, но и непонятливых. Красные кхмеры обходили жилища и стреляли в каждого, кого находили. Другие же, безропотно подчинившиеся, в ожидании эвакуации оказались под открытым небом без еды и воды. Люди пили из пруда в городском парке и сточных канав. К числу павших от рук красных кхмеров добавились еще сотни умерших «естественной» смертью – от кишечной инфекции. Через неделю в Пномпене остались лишь трупы и стаи собак-людоедов.
Инвалидов, не способных идти, обливали бензином и поджигали. Пномпень стал городом-призраком: находиться там запрещалось под страхом смерти. Только на окраине уцелел квартал, где поселились вожди «красных кхмеров». Рядом находился «объект С-21» – бывший лицей, куда привозили тысячами «врагов народа». После пыток их скармливали крокодилам или сжигали на железных решетках.
Та же участь постигла и все остальные города Кампучии. Пол Пот объявил, что все население превращается в крестьянское. Интеллигенция объявлялась врагом номер один и подвергалась поголовному уничтожению или каторжным работам на рисовых полях.
При этом интеллигентом считался всякий, кто носил очки. Очкариков красные кхмеры убивали сразу, едва завидев на улице. Не говоря уже об учителях, ученых, писателях, артистах и инженерах, были уничтожены даже врачи, так как здравоохранение Пол Пот отменил, считая, что тем самым освобождает будущую счастливую нацию от больных и хворых.
Пол Пот не стал подобно коммунистам других стран отделять религию от государства, он попросту ее отменил. Монахи были безжалостно уничтожены, а храмы превращены в казармы и скотобойни.
С той же простотой был решен и национальный вопрос. Все другие нации в Кампучии кроме кхмеров подлежали уничтожению.
Отряды красных кхмеров при помощи кувалд и ломов уничтожали по всей стране автомобили, электронику, промышленное оборудование и строительную технику. Уничтожались даже бытовые приборы: электробритвы, швейные машинки, магнитофоны, холодильники.
За первый год своего правления Пол Поту удалось полностью разрушить всю экономику страны и все ее политические и социальные институты. Были уничтожены библиотеки, театры и кинотеатры, запрещены песни, танцы, традиционные празднества, сожжены национальные архивы и «старые» книги.
Подверглись уничтожению и деревни, так как отныне крестьянам надлежало жить в сельских коммунах. Население тех деревень, которые не соглашались на добровольное переселение, истреблялось почти полностью. Прежде чем столкнуть в яму, жертвам наносили лопатой или мотыгой удар в затылок, и сталкивали вниз. Когда ликвидации подлежало слишком много людей, их собирали в группы по несколько десятков человек, опутывали стальной проволокой, пропускали ток от генератора, установленного на бульдозере, а затем сталкивали потерявших сознание людей в яму. Детей связывали в цепочку и всем скопом сталкивали в залитые водой ямы, где они, связанные по рукам и ногам, тут же тонули.
На вопрос «Зачем вы убиваете детей?», заданный Пол Поту одним журналистом, тот ответил: «Потому что из них могут вырасти опасные люди».
А чтобы из детей выросли «настоящие коммунисты», их еще в младенчестве отнимали у матерей и из этих «кампучийских янычар» воспитывали «солдат революции».
В проведении своих «реформ» Пол Пот опирался на армию, почти сплошь состоявшую из фанатиков двенадцати – пятнадцати лет, ошалевших от власти, которую давали им автоматы. Их приучали к убийствам с детства, спаивали смесью пальмового самогона с человеческой кровью. Им внушалось, что они «способны на все», что они стали «особыми людьми», потому что выпили человеческую кровь. Потом этим подросткам разъясняли, что, если они проявят жалость к «врагам народа», то после мучительных пыток будут убиты сами.
Пол Поту удалось сделать то, что не удавалось прежде ни одному из революционных вождей – он полностью отменил институт семьи и брака. Прежде чем попасть в сельскую коммуну, мужья отделялись от жен, и женщины становились собственностью нации.
Каждой коммуной руководил сельский староста, камафибал, который по собственному произволу назначал мужчинам партнерш. Однако мужчины и женщины жили раздельно в разных бараках и могли встречаться лишь один раз в месяц, в выходной день. Правда, и этот единственный день можно было назвать выходным лишь условно. Вместо работы на рисовых полях коммунары по двенадцать часов подряд работали над повышением своего идеологического уровня на политических занятиях. И лишь на исходе дня «партнерам» предоставлялось время для краткого уединения.
Существовал всеобъемлющий свод запретов, который распространялся на всех кхмеров. Запрещалось плакать или каким-либо еще образом демонстрировать негативные эмоции; смеяться или радоваться чему-либо, если для того не было должного социально-политического повода; жалеть слабых и больных, автоматически подлежащих уничтожению; читать что-либо помимо составленной Пол Потом «Маленькой красной книги», являющейся его творческой переработкой цитатника Мао Цзэдуна; жаловаться и просить для себя какие бы то ни было льготы…
Порой виновных в несоблюдении запретов зарывали по шею в землю и оставляли на медленную смерть от голода и жажды. Затем головы жертв отрезали и выставляли на кольях вокруг поселения с табличками: «Я – предатель революции!». Но чаще всего людей попросту забивали мотыгами: в целях экономии пуль расстреливать «предателей революции» запрещалось.
Трупы преступников также являлись общенациональным достоянием. Их запахивали в болотистую почву в качестве удобрения. Рисовые поля, задуманные Пол Потом как основа трудовой утопии, страны без денег и нужд, очень быстро превратились в огромные братские могилы для захоронения людей, забитых мотыгами или умерших от истощения, болезней и голода.
Незадолго до своей кончины Мао Цзэдун, встретившись с Пол Потом, очень высоко отозвался о его достижениях: «Вы одержали блестящую победу. Одним ударом вы покончили с классами. Народные коммуны в деревне, состоящие из бедных и средних слоев крестьянства, по всей Кампучии – вот наше будущее».
Прощай, оружие
Большая ошибка Пол Пота состояла в том, что он поссорился с соседним революционным Вьетнамом, когда красные кхмеры принялись за этническую чистку, уничтожая всех вьетнамцев. Вьетнаму это не понравилось, и в декабре 1978 года вьетнамские войска перешли кампучийскую границу. Мао к тому времени умер, и заступиться за Пол Пота было уже некому. Вьетконговские бронетанковые войска, не встречая серьезного сопротивления, вступили в Пномпень. Пол Пот во главе уцелевшей десятитысячной армии бежал в джунгли на север страны.
Как-то жена перед сном пришла натянуть над его кроватью сетку от москитов и увидела, что муж уже окоченел. Пол Пот скончался от сердечного приступа 14 апреля 1998 года. Его тело возложили на груду ящиков и автомобильных покрышек и сожгли.
Незадолго до своей смерти семидесятидвухлетний Пол Пот успел дать интервью западным журналистам. Он сказал, что ни о чем не жалеет...


Владимир Симонов

www.tonnel.ru

[мудрость]

Вагнер Рихард
22 мая 1813 года — 13 февраля 1883 года


история жизни

Внешность Вагнера останавливала на себе взгляды, как женщин, так и мужчин. У него были крупные черты лица, большая голова, пронзительные голубые глаза и сдержанные, по крайней мере поначалу, манеры. Он практически не получил формального музыкального образования, но уже в детстве умел великолепно читать ноты. Он сам стал писать либретто для сво¬их опер, и в них высоко ценятся и музыка, и лите¬ратурная основа. Удивительный талант Вагнера, к сожалению, обрек его на постоянное разочарование, которое переполняло его всякий раз, когда он слушал исполнение своих музыкальных произведений, поскольку Вагнер был твердо убежден в том, что ни один музыкант, певец или дирижер, не в состоянии выразить глубинную суть его творения лучше, чем это сделал бы он сам.

Рихард прекрасно знал о своем недюжинном таланте и был чрезвычайно тщеславен. Он регулярно услаждал слух друзей чтением своих литературных произведений, а это, да плюс еще его любовь к нескончаемым страстным повествованиям, гарантировало, что именно он всегда был в центре всеобщего внимания. Рихард искренне считал, что, поскольку он был гением, все окружающие его люди были просто обязаны помогать ему вести его экстравагантный образ жизни, который, разумеется, требовал больших расходов. Деньги ему предоставляли друзья и покровители. Он так же иногда зарабатывал дирижированием. Творческая натура Вагнера требовала соответствующего чувственного окружения. В его доме никогда не было посторонних шумов и запахов, а также угловатых предметов, например, книг. Ничто не должно было напоминать ему о реальностях окружающей его грубой материальной жизни в те ми нуты, когда в нем просыпалось вдохновение. Стены комнат его дома были задрапированы атласом и шелком, на полу лежали толстые ковры, повсюду разносился запах благовоний. Наряды Вагнера то же были роскошными и утонченными: он предпочитал кружевные рубашки, атласные брюки и атласные или шелковые халаты. Из-за такого сочетания любви к роскоши и финансовой безответственности Вагнер однажды провел ночь в долговой тюрьме. После этого он был вынужден спешно бежать из двух городов подряд, чтобы избежать ареста. Ему вместе с женой и с их собакой при шлось, например, спасаясь от ареста, пересечь границу России. Они могли бы быть расстреляны, если бы их схватили. В последние годы жизни Вагнер стал ярым антисемитом. Он, правда, больше говорил об этом, но не совершал практически никаких действий, подтверждающих его взгляды. Послед нее музыкальное произведение Вагнера "Парсифаль" было поставлено в 1882 году. Все трое людей, благодаря которым это стало возможным, бы ли евреями.
В 13-летнем возрасте, когда Вагнер жил с другой семьей, он любил "притворяться спящим, что бы девочки отнесли его в кровать". С самого детства Вагнер не переносил одиночества и очень любил быть в женской компании. Ему казалось, что женщины понимают и ценят его искусство гораздо выше, чем мужчины. У него было много любовных связей и до, и после женитьбы. Он всегда хотел, чтобы женщина была ему безоговорочно предана без таких же обязательств с его стороны. Его любовницами были женщины самых разных возрастов и из самых разных социальных слоев.
Самой скандальной его связью, однако, был роман с 18-летним королем Бовари Луи II. Король гомосексуалист преклонялся перед музыкой Вагнера и обеспечивал композитора жильем и деньга ми. Луи был безумно влюблен в Вагнера и называл его в своих письмах "мой любимый" и "любовь моей души". В знак признательности Вагнер часами беседовал с королем об искусстве и музыке или просто подолгу сидел с ним рядом в благоговейной тишине. Короля Вагнеру, видимо, все же недоста¬вало, поскольку в этот же период времени он жил с Козимой фон Бюлов (позже ставшей его женой). Его связь с королем окончилась через полтора года после того, как приближенные Луи II посоветовали ему прекратить ее, поскольку Вагнер оказывал на монаха "неблаготворное влияние".
В 1836 году Вагнер женился на Христиане Вильгельмине "Минне" Планер. Ему было 23 года, и он был на 4 года младше Минны. Она была ведущей актрисой местного театра, где Вагнер работал дирижером. Он преследовал ее два года и несколько раз делал ей предложение, на которые она отвечала отказом. Их семейная жизнь состояла, в основ ном, из ссор и примирений, сцен ревности, проявлений интеллектуальной и эмоциональной несовместимости. Все это продолжалось 25 лет. В начале их совместной жизни Минна стойко переносила все тяготы и лишения из-за постоянной нехватки де нег или их полного отсутствия. Вскоре ее стали раздражать легкомыслие Вагнера и его неспособность жить, не залезая в долги. Более того, Вагнер был убежден в том, что Минна должна быть счастлива от сознания самого факта, что является его женой, и должна заниматься только домашним хозяйством, не обращая внимания на внебрачные сексуальные авантюры своего мужа. В 1847 году Вагнер попытался убедить свою 37-летнюю жену, что она уже слишком стара, чтобы заниматься любовью. Минна согласилась с его доводами довольно быстро, через 11 лет. Состояние ее здоровья к тому времени действительно ухудшилось, поскольку она узнала о существовании любовной связи меж ду Вагнером и Матильдой Везендоник.
В апреле 1848 года Вагнер познакомился с Джесси Лоссот, прекрасной 21-летней англичан кой, чей муж оказал композитору безвозмездную финансовую помощь. Джесси поразила Вагнера красотой и умом. Они стали строить планы побега в Грецию. Об этом узнал ее муж. Он пригрозил Вагнеру, что убьет его, и увез жену с собой. Когда Вагнер попытался найти ее, муж Джесси с по мощью полиции заставил его вообще уехать из Франции.
Через несколько лет Вагнер, которому было уже за 40, познакомился с Матильдой Везендок, женой своего очередного финансового покровителя. Именно она вдохновила его на создание "Тристана и Изольды". Рихард считал ее своей музой и всегда настаивал на том, что их отношения были необычайно целомудренными. Матильда, однако, была удивительно честной женщиной. Она рассказала своему мужу правду о своих отношениях с Вагнером. Именно она убедила своего мужа прекратить с ней сексуальные отношения, оказать финансовую помощь композитору, поселить его в соседнем с ними доме и поддерживать с ним теплые и дружеские отношения. Минна Вагнер не верила, что их отношения были чисто дружескими. Ее опасения подтвердились, когда она перехватила их любовное письмо. Вне себя от ярости, Минна устроила сцену сначала мужу, а затем Матильде. Матильда была в ужасе оттого, что Вагнер не посвятил свою жену во все подробности их отношений. Она порвала все отношения с композитором и вернулась в постель своего мужа. Минна тоже уехала из дома Вагнера. Больше они вместе почти не жили.
В 50-летнем возрасте Вагнер стал любовником 25-летней Козимы фон Бюлов, с которой он был знаком уже 10 лет. Она была дочерью его друга Франца Листа и женой любимого ученика и близ кого друга Вагнера Ганса фон Бюлова. За 5 лет до этого у Вагнера была любовная связь со старшей сестрой Козимы Бландин. Бландин была более привлекательной женщиной, но именно Козима стала его большой любовью. Во время своего медового месяца фон Бюловы поехали в Цюрих, а оттуда заехали в Азил, где находился загородный дом Матильды. Там же была в то время и Минна. Вначале Козима совершенно открыто жила и со своим мужем, и с Вагнером. Через несколько лет Козима оставила фон Бюлова и переехала к Вагнеру, взяв с собой, и двух своих детей. Позже у нее родилось еще двое детей, отцом, который был уже Вагнер. После смерти Минны и развода с фон Бюловом Вагнер и Козима поженились в 1870 году. Козима оказалась женщиной, способной сделать семейную жизнь гения счастливой. Вагнер умер у нее на руках после сердечного приступа. Еще сутки безутешная Козима держала его в своих объятиях. По том она отрезала свои длинные волосы и положила их в гроб на сердце мертвого Вагнера.

[мудрость]

Невский Александр Ярославич

30 мая 1220 года — 14 ноября 1263 года


История жизни

Александр Невский - князь новгородский в 1236-51 г., великий князь владимирский с 1252 г. Сын князя Ярослава Всеволодовича. Победами над шведами (Невская битва 1240 г.) и немецкими рыцарями Ливонского ордена (Ледовое побоище 1242 г.) обезопасил западные границы Руси. Канонизирован Русской православной церковью. Родился в семье князя Ярослава Всеволодовича и княгини Феодосии, дочери князя Мстислава Удатного (Удалого). Внук Всеволода Большое Гнездо. Первые сведения об Александре относятся к 1228 г., когда Ярослав Всеволодович, княживший в Новгороде, вступил в конфликт с горожанами и вынужден был уехать в Переяславль-Залесский, свой родовой удел. Несмотря на свой отъезд он оставил в Новгороде на попечении доверенных бояр двух своих малолетних сыновей Федора и Александра. После смерти Федора Александр становится старшим сыном Ярослава Всеволодовича. В 1236 г. он был посажен на новгородское княжение, а в 1239 г. -- женился на полоцкой княжне Александре Брячиславне. Всеобщую славу молодому князю принесла победа, одержанная им на берегу Невы, в устье реки Ижоры 15 июля 1240 г. над шведским отрядом, которым, по легенде, командовал будущий правитель Швеции ярл Биргер (однако в шведской Хронике Эрика ХIV в. о жизни Биргера этот поход вообще не упоминается). Александр лично участвовал в битве, «самому королю възложи печать на лице острымь своимь копиемь». Считается, что именно за эту победу князя стали называть Невским. Традиционно полагают, что сражение 1240 г. предотвратило потерю Русью берегов Финского залива, остановило шведскую агрессию на новгородско-псковские земли. Тем временем Ливонский орден, собрав немецких крестоносцев Прибалтики, датских рыцарей из Ревеля, заручившись поддержкой папской курии и давних соперников новгородцев -- псковичей, вторгся в пределы новгородских земель. Из Новгорода было отправлено посольство к Ярославу Всеволодовичу с просьбой о помощи. Тот направил в Новгород вооруженный отряд во главе со своим сыном Андреем Ярославичем, которого вскоре заменил Александр. Он освободил занятое рыцарями Копорье и Водьскую землю, а затем выбил из Пскова немецкий гарнизон. Вдохновленные успехами новгородцы вторглись на территорию Ливонского ордена и начали разорять поселения эстов, данников крестоносцев. Вышедшие из Риги рыцари, уничтожили передовой русский полк Домаша Твердиславича, вынудив Александра отвести свои отряды к границе Ливонского ордена, проходившей по Чудскому озеру. Обе стороны стали готовиться к решающему сражению. Оно произошло на льду Чудского озера, у Вороньего камня 5 апреля 1242 г. и вошло в историю как Ледовое побоище. Ливонский орден был поставлен перед необходимостью заключить мир, по которому крестоносцы отказывались от притязаний на русские земли, а также передавали часть Латгалии. Успешные военные действия Александра Невского надолго обеспечили безопасность западных границ Руси, но на востоке русским князьям пришлось склонить голову перед гораздо более сильным врагом — монголо-татарами. В 1243 хан Батый, правитель западной части монгольской державы — Золотой Орды, вручил ярлык великого князя владимирского на управление покоренными русскими землями отцу Александра — Ярославу Всеволодовичу. Великий хан монголов Гуюк призвал великого князя в свою столицу Каракорум, где 30 сентября 1246 г. Ярослав неожиданно скончался (по общепринятой версии, он был отравлен). Тогда в Коракорум были вызваны его сыновья — Александр и Андрей. Пока Ярославичи добирались до Монголии, сам хан Гуюк умер, и новая хозяйка Каракорума ханша Огуль-Гамиш решила назначить великим князем Андрея, Александр же получал в управление опустошенную южную Русь и Киев. Лишь в 1249 г. братья смогли вернуться на родину. Александр в свои новые владения не поехал, а вернулся в Новгород, где тяжело заболел. Приблизительно в это время, римский папа Иннокентий IV направил к Александру Невскому посольство с предложением принять католичество, якобы в обмен на свою помощь в совместной борьбе против монголов. Это предложение было отвергнуто Александром. В 1252 г. в Каракоруме Огуль-Гамиш была свергнута новым великим ханом Мункэ (Менгке). Воспользовавшись этим обстоятельством и решив отстранить от великого княжения Андрея Ярославича, Батый вручил ярлык великого князя Александру Невскому, который был срочно вызван в столицу Золотой Орды Сарай. Но младший брат Александра, Андрей Ярославич, поддержанный братом Ярославом, тверским князем, и Даниилом Романовичем, галицким князем, отказался подчиниться решению Батыя. Для наказания непокорных князей Батый посылает монгольский отряд под командованием Неврюя (т. н. «Неврюеву рать»), в результате чего Андрей и Ярослав бежали за пределы Северо-Восточной Руси. Позднее, в 1253 г. Ярослав Ярославович был приглашен на княжение во Псков, а в 1255 г. — в Новгород. Причем новгородцы «выгнаша вон» своего прежнего князя Василия — сына Александра Невского. Но Александр, вновь посадив в Новгороде Василия, жестоко наказал дружинников, не сумевших защитить права его сына — они были ослеплены.Новый золотоордынский правитель хан Берке (с 1255 г.) ввел на Руси общую для покоренных земель систему обложения данью. В 1257 г. в Новгород, как и другие русские города, были направлены «численники» для проведения подушной переписи населения. Это вызвало возмущение новгородцев, которых поддержал князь Василий. В Новгороде началось восстание, продолжавшееся около полутора лет, в течение которых новгородцы не подчинялись монголам. Александр лично навел порядок, казнив наиболее активных участников волнений. Василий Александрович был схвачен и заключен под стражу. Новгород был сломлен и подчинился приказу посылать дань в Золотую Орду. Новым новгородским наместником с 1259 г. стал князь Дмитрий Александрович. В 1262 г. вспыхнули волнения в суздальских городах, где были перебиты ханские баскаки и выгнаны татарские купцы. Чтобы умилостивить хана Берке, Александр Невский лично отправился с дарами в Орду. Хан удерживал князя подле себя всю зиму и лето; только осенью Александр получил возможность вернуться во Владимир, но по дороге занемог и 14 ноября 1263 г. в Городце скончался. Тело его было погребено во владимирском монастыре Рождества Богородицы. Уже в 1280-х годах во Владимире начинается почитание Александра Невского как святого, позднее он был официально канонизирован Русской православной церковью. Александр Невский был единственным православным светским правителем не только на Руси, но и во всей Европе, который не пошел на компромисс с католической церковью ради сохранения власти. При участии его сына Дмитрия Александровича и митрополита Кирилла была написана житийная повесть, получившая широкое распространение в более позднее время (сохранилось 15 редакций). В 1724 г. Петр I основал в Петербурге монастырь в честь своего великого соотечественника (ныне Александро-Невская лавра) и повелел перевезти туда останки князя. Он же постановил отмечать память Александра Невского 30 августа в день заключения победоносного Ништадтского мира со Швецией. В 1725 г.императрица Екатерина I учредила орден Александра Невского — одну из высших наград России, существовавших до 1917. Во время Великой Отечественной войны в 1942 г. был учрежден советский орден Александра Невского, которым награждались командиры от взводов до дивизий включительно, проявившие личную отвагу и обеспечившие успешные действия своих частей.

www.tonnel.ru