СЦЕНА В ПОГРЕБКЕ
Небольшая комната в подвале винного погребка. Почти все места заняты.
За одним из столиков — И р о н и ч е с к и й ч е л о в е к за бутылкой вина
и К в а д р а т н ы й ч е л о в е к за бутылкой минеральной.
Входят П о э т и Ф а у с т.
Ф а у с т
Вон там два места — справа, у окна.
(Подходит к Ироническому человеку.)
Простите, сударь,
здесь у вас свободно?
И р о н и ч е с к и й ч е л о в е к
Свободно, сударь,
если вам угодно!
К в а д р а т н ы й ч е л о в е к (в сторону)
Откуда их, ей-богу, черт несет!
Ф а у с т
Благодарю вас...
(Присаживается со своим спутником.)
Что ж, передохнем,
пропустим рейнской влаги понемногу,
а после снова пустимся в дорогу.
(Делает едва заметное движенье, и тотчас на столе появляются
две бутылки с вином и два стакана.)
И р о н и ч е с к и й ч е л о в е к
Вы, сударь — маг?
Ф а у с т
Увы, когда-то был...
(Поэту.)
Но кажется, вас что-то тяготит.
Души томленье? Или что похуже?
Вы влюблены,
вы любите,
к тому же
любимы —
так чего же вам еще?
Вы так помолодели в эти дни,
так изменились — не узнаешь, право, —
вы выглядите молодо и браво,
а молодость — она всегда к лицу!
И р о н и ч е с к и й ч е л о в е к
К лицу — когда и возраст, и лицо —
в одном лице
и, так сказать, едины.
А то, бывает, в бороду — седины,
а бес — в ребро?..
Ф а у с т
О бесе — ни гугу!
П о э т
Да, волосы...
Мне помнится, т о г д а
уже вы были в возрасте почтенном —
вам было сто,
иль что-то в этом роде,
а ныне,
в дни совместных наших странствий, —
уже почти что полтысячелетья,
и мне известно,
сколько всякой чуши,
невежественных вымыслов и сплетен
так долго окружали ваше имя
и сколько вам пришлось перестрадать.
Но ваш великий тезка, Иоганнес,
о вас так мощно возвестивший миру,
вас понял,
и простил великодушно,
и оправдал,
и, оградив от ада,
он вашу душу отдал небесам.
А буду ли и я оправдан тоже
за боль,
что и без умысла,
невольно,
а все-таки я причинил кому-то,
за то, что жизнь
хотел начать сначала,
что молодость вернуть себе пытался,
когда виски припорошило снегом, —
за все это я буду ли прощен?
И р о н и ч е с к и й ч е л о в е к
Наверно, тот, кто кается,
притом
себя и чище мнит,
и благородней?..
Ф а у с т
Уж будь бы здесь хозяин преисподней —
вы б этак не изволили шутить!
(Поэту.)
Но я от вас никак не ожидал!
Вас ад страшит, мой друг, —
но разве надо
стремиться в рай
или страшиться ада,
когда мы носим их в себе самих!
П о э т
В себе, в себе...
Не знаю, может быть,
мы это пламя сами раздуваем,
лишь чиркни спичкой —
и уже пылает,
но спичку-то
не сами поднесли...
Ф а у с т
А вы, мой друг, зловещего огня
не раздувайте...
Время быстротечно,
и пусть ваш рай
пребудет с вами вечно,
и пусть ваш ад
сгорит в своем огне!
Давайте лучше рейнского глотнем
и двинемся —
дорога будет длинной,
к тому же и свиданье с Катериной
вам не сегодня завтра предстоит.
К в а д р а т н ы й ч е л о в е к
То «рай», то «ад»! Ну, прямо спасу нет!
Куда начальство смотрит!
Дали волю
тут всяким разным...
Хватит! Не позволю!
(По мановенью Фауста превращается
в пустую винную бочку.)
Г о л о с и з б о ч к и
Отставить!
Запрещаю!
Прекратить!