Вирус любви

[Пyмяyx**]

Переделал главу
Читайте дальше.
Старый текст для истории сохранил здесь.

А8
​
Тётя Гретхен, сестра матери Рудольфа, жила в старом добротном доме на Гриндельаллее, в одном из немногих домов на этой длинной улице, уцелевших в годы войны. Детей у неё не было. С тех пор, как в 1943 муж погиб под Сталинградом, жила одна. Женщина она была тихая, добропорядочная, конфликтов не любила. Как и её сестра, была романтична и сентиментальна. И квартира её также была заставлена статуэтками и вазочками, а стены были завешаны ковриками, фотографиями и картинками с кошечками и голубками. Тётя умела и любила готовить, вязать, вышивать. В общем была существом совершенно безобидным. Будь она лет на двадцать старше, её бы называли божьим одуванчиком.
Работала тётя Гретхён на хлебозаводе. Однажды маленький Рудольф оговорился и вместо «тётя Гретхен» сказал «тётя Брётхен», то есть «тётя Булка». Оговорка так рассмешила всех, что прозвище Тётя Булка закрепилось за ней, причём, не только среди родственников. На работе она тоже рассказала про оговорку племянника, и с тех пор её так называли чаще, чем по имени:
– Тётя Булка! Пошли обедать!
И вот Рудольф звонит в знакомую дверь. Тётка, конечно была предупреждена о визите. Открывается дверь. Из квартиры доносятся вкусные запахи. Тётя Булка вся расплылась в улыбке!
– А! Рудольф заходи!
В отличие от матери, тётка не заласкивала Рудольфа. Чмокнет раз и всё. Это потерпеть нетрудно. Так было и в этот раз.
На обед были прозрачный суп с печёночными кнелями, печёнка с картошкой и кислой капустой, пирожки с капустой и компот.
Они сидели за столом. Рудольф Тётя Гретхен расспрашивала Рудольфа о делах, о родителях, об общих знакомых.
– Тебе уже 18, – говорила она, – Большой мальчик. И что ты думаешь дальше? Что ты умеешь?
– Рисовать, – ответил Рудольф.
– Ну, вот, тоже неплохо. Ну, вот, узнай, где художники требуются.
– Ну, в основном требуются художники дипломированные.
– Ну, так и ещё лучше! Иди учиться в художественное училище или где учат на художника? Хорошая, почётная профессия. В любом случае хватит бездельничать. Не может, не должен человек так жить, вот просто, ничего не делая. Ну, ладно, там ребёнок, или старик, или инвалид. Но ты – молодой парень. Крепкий, здоровый! Тебе обязательно надо учиться или работать.
Рудольф несколько раз пытался переменить тему, но тётка всё время возвращалась к тем трудоустройству.
– Тётя Гретхен, ну, какой смысл мне сейчас устраиваться на работу? Меня же вот-вот в армию призовут!
– И что плохого, если уже до армии у тебя будет опыт работы?
– Ну, Тётя Гретхен, надо мне и отдохнуть после школы.
– А мне кажется, тру бы пошёл тебе на пользу. Какая радость вот так болтаться без дела?

– Пойми, не может человек не работать. Без труда человек оскотинивается. Вот я с 17 лет в пекарне. И меня все любят и уважают. Я не могу представить, как это, не работать. Я от скуки умру. И твой дядя Рихард всегда работал. И когда мне предложение делал. А иначе, стала бы я выходить за него замуж! И родители твои всегда работали.
После вкусного и сытного обеда Рудольф хотел было «пойти погулять, порисовать», но тётка сказала:
– Завтра пойдёшь. Раз уж приехал, пообщаемся.
В общем, весь вечер Рудольф провёл в обществе тётки. Были семейные разговоры, всё время сбивавшиеся на тему трудоустройства.
Потом – ужин, как это и принято в Германии, бутербродный. Колбаса, ветчина, сыр, мармелад…Но какой хлеб!
– Ты ешь! Корочка-то какая! А цвет! Обрати внимание на цвет! А запах! Правда, самый вкусный хлеб, который может быть? Это МЫ его делаем! Так как мы не печёт никто.
И снова разговоры о родственниках. Немного о делах в стране, в мире и снова:
– Рудольф, человек должен работать. Вот как вернёшься домой, займись поисками.
Всё это Рудольф стоически выдержал.
На ночь тётка постелила ему в большой комнате. Мягкая, удобная кровать. Даже мягче, чем дома. А на утро после столь же вкусного завтрака Рудольф, наконец, смог улизнуть.