Цена ошибки
В операционной царила напряженная тишина. Профессор Соломон Маркович Шниперсон, один из лучших кардиохирургов Москвы, склонился над операционным столом. Его руки, привыкшие к точности и уверенности, сегодня дрожали.Операция шла уже четвёртый час. Пациент — молодой парень с редкой патологией сердца — находился на грани жизни и смерти. Соломон Маркович чувствовал, как пот стекает по лбу, несмотря на прохладный воздух операционной. Профессор действовал чётко, но что-то пошло не так. Внезапно монитор запищал тревожно и отрывисто. Давление пациента падало. Команда реаниматологов бросилась к аппаратам, но было поздно. Через полчаса борьбы сердце пациента остановилось навсегда.
После этого случая Соломон Маркович замкнулся в себе. Он перестал спать, постоянно прокручивая в голове каждый момент той злосчастной операции. Коллеги замечали его отстранённость, пытались поддержать, но он отмахивался.
Через месяц он подал заявление об уходе из клиники. Продал квартиру, закрыл все счета и уехал в деревню Красное, где провёл детство. Старый дом, заросший бурьяном, встретил его скрипом половиц и пылью на подоконниках.
В первый же день в деревне он встретил местного механизатора дядю Петю. Тот, увидев растерянность бывшего профессора, предложил ему работу в местном колхозе: «У нас как раз трактор стоит без дела, а механик нужен позарез».
Сначала Соломон Маркович пытался взяться за дело серьёзно. Но тоска и чувство вины не отпускали. В местной лавке появился знакомый — бутылка водки. Сначала это была просто попытка забыться, потом — привычка, а затем — зависимость.
Вскоре в деревне стали поговаривать о новом трактористе, который то трезвый — золото, то пьяный — беда. Он мог часами сидеть в кабине трактора, уставившись в одну точку, а потом вдруг срываться с места и гнать машину по полям, не разбирая дороги.
Местные жители сначала жалели бывшего профессора, пытались образумить, но он никого не слушал. Его некогда уверенные руки теперь дрожали не от напряжения, а от похмелья. В зеркале он видел потухший взгляд и осунувшееся лицо, но это уже не имело значения.
Спиртное стало его единственным утешением, единственным способом заглушить боль и чувство вины. И в этой деревне, среди полей и лесов, некогда блестящий хирург медленно угасал, превращаясь в тень самого себя.
Теперь по вечерам он сидел на крыльце, глядя на закат, и думал о том, что цена одной ошибки оказалась слишком высокой — она стоила ему всего.